Изумились, но дали. «Эту пленку не уничтожать».
25/VI
Был на творческом вечере Ужвий[295] и Бучмы[296].
Это добротно. В разных ролях она разнообразна, драматическое дарование и апломб настоящие. Ей ничего не надо изобретать и пыжиться. Но вот Бучма — это явление.
Лучшее у Бучмы «Украденное счастье». По-иному сыграть можно, лучше действительно сыграть нельзя. Смотрю его уже не первый раз и так волнуюсь. Макар Дубрава[297] — это менее интересно.
Но какой старый. И как скоро… «Как страшно», — указывая на него глазами, сказала мне Бжеская[298].
7/VII
При наличии одаренных режиссеров, «вообще» говорящих о большом искусстве, иногда кое-что совершающих, нам не хватает человека, которому можно подражать; а подражать хорошему очень хотят. Разноречье между словом и делом. Говорить, конечно, проще, делать трудней. Но ведь мы говорим о героическом. Этого героического нам и не хватает, чтобы построить театр действительно передовой и лучший в стране. А средства для этого налицо. Личное легко и быстро завладевает людьми и властвует сердцами нашими.
9/VII
«ТРАКТИРЩИЦА»
Сидоркиным[299] недовольны, приходится играть.
Мир Кавалера и страсти его так же, по-своему, серьезны, как и у Отелло. Играть так же серьезно, как и Отелло, только с иным жизненным ощущением. Предельная вера в свою неотразимость и ум.
Тонкий, простой, не изощренный рисунок. Театральность не от изощренности, а от народности. Пьеса несет в себе много актерских задач. Снять оскомину, появившуюся благодаря облегченному существованию на сцене, благодаря существованию по инерции. М[арецкая], мне кажется, потому и потеряла роль, что нашла себе облегченное существование в роли. Кокетство ради кокетства, юбки задранные по самое некуда, произвольные тексты, двусмыслица, а не задача, проведение которой требует все время силы и напряжения души.
Пьеса о любви, в атмосфере любви, в чаду любви. Мирандолина борется за простую, ясную, земную, горячую, но настоящую любовь. Талант здесь должен быть противопоставлен ремеслу. Ремесло актрис должно быть обусловлено их нищенским существованием.
Мы не доигрываем глубокого издевательства над мнимым богатством, знатностью, которым противопоставляется истинное богатство — свобода, свежее дыхание жизни.
Когда цепляешься за живое отношение, исполнение оживает, краски приобретают смысл, играется лучше. Я замечаю по Марецкой, как только ей становится все известно наперед, так сию же минуту она становится опытной, прожженной, старше, чем могла быть.
В Мирандолине нужна неопытность, неуверенность… а отсюда — импровизировать, отсюда стиль отношений. Тогда мне не будет известно, как к ней подъехать. Она как будто и обещает, а оснований надеяться не дает.
Ощущение от зрителя в спектакле такое: что он вроде и понял что-то, но понял второстепенное.
Не рассиживаться. Идти от темперамента юга. Беглый бисер разговора. Быстрая смена настроений, красок. Когда же рисунок выполняется медленно, «задумчиво», все приобретает другой смысл и другую национальность. Когда все трюки и изобретения идут от большого темперамента, все становится на свое место, все становится оправданным.
Проверить логическое и реалистическое развитие роли. Пьеса логична. Реалистична. Не будь она такой, она не прожила бы столетия, не была бы отнесена к классическим.
Чем наивнее Кавалер — не глупее, а наивнее, — чем непосредственней Фабрицио, тем больше эти роли будут в спектакле, тем точнее выразят мысль его.
Духота кругом такая, что не знаешь куда деться. Изнуряюще, как в бане. Ко всему огромное количество народа. Играть трудно. После второго акта еле раздышался. Думал, кончится плохо.
Первый акт играл жестко, с перебором. Никак не могли овладеть залом. Со второго начали раскачивать. Но вообще спектакль я забыл и дался он мне сегодня трудно… Очень трудно. Думается мне, что и остальные участники сегодня не на высоте… Правда, Марецкая играла сегодня мягко, непосредственней и потому обаятельней. Это ее хорошее качество: она умеет собраться на ответственном спектакле.
Без даты
«ОТЕЛЛО»
У меня сегодня замечательный спектакль. Так хорошо, мягко, без натуги просуществовал, не выбиваясь весь спектакль, и так много нового открылось, что от сердца совсем отлегло.
На следующем спектакле необходимо закрепить это принципиально новое. Что. «это» — даже не могу определить. Я стоял и думал, и жил, не заботясь ни о темпе, ни о ритме. Думал всю музыку «воронья», а зал сидел и слушал внимательно. Думал много в 4 акте, и зал слушал. «Сокола» провел тихо, так, будто говорил сам с собой, а зал не шелохнулся. И вдруг взрыв — «Черен я». Это прозвучало мощно. И так весь спектакль. Получилось оправданно, наполненно и сильно, а внутреннего напряжения требовало значительно меньше.
По окончании спектакля зал стоял и кричал «браво» и «бис»…
Вспомнил еще: «Причина есть» — я говорил, как молитву, как заклинание перед Всевышним. Это тоже интересно. Надо запомнить.
29/VII
Вульф[300] рекомендует заняться Братишкой[301].
Я говорю: «Имейте в виду, матрос в революции для нашего поколения занимает особое место. На основе того материала не воссоздать нужный и правдивый образ, нужно многое пересмотреть. Того развлекателя-братишки — Шванди[302] — нашему народу уже не нужно. Ему нужен герой-матрос. Матрос Красной горки, а не шут. А кроме того, ко мне требования особенные и мне не поднять на основе этого материала то, что я бы хотел, что мне кажется нужным. А потом я не хочу заниматься другими ролями, пока не выпущу «Маскарада».
11/VIII
Вчера начал разбираться в «Шторме».
Я назначен на матроса… и зря!
У меня такое впечатление, что вся работа будет напрасной. Наш народ пьесой в этом виде не заинтересуется. События взяты важные и интересные, а пьеса сейчас не прозвучит, ее надо еще и переделывать, образы пересматривать.
17/VIII
«ОТЕЛЛО» (РИГА. Оперный театр)
Сегодня работал над тем, чтобы укрупнить задачу и все перевести на внутреннее. Рисунок довожу до минимума.
Сегодня слушали хуже, чем на первом спектакле. Кое-кто иногда и покашливал.
Военное дело — стихия Отелло. Его личное неустройство может перерасти в общественное бедствие. Много изобретательности надо проявить Дожу, чтобы найти русло, по которому он отведет поток, несущийся на Отелло.
С третьего и особенно с четвертого акта началось беспокойство в зале: замирания, отливы, возгласы, вздохи облегчения, желание помочь в виде всяких междометий, после ловко расставленных ловушек Яго, в которые попадает герой.
Да, могуча может быть сила воздействия театрального искусства! Сегодня занавес давали раз 7. Три раза выходили перед занавесом. И раз 6 я выходил один. Шуму много.
19/VIII
«РАССВЕТ НАД МОСКВОЙ»
Аншлаги.
Неполные сборы у «Москвичей», «Партнера», «Студентов»[303]…
Спектакль шумный, смотрят с удовольствием. По окончании кричат, аплодируют. Выходили четыре раза.
Существовать в этой роли мне приятно, но скучновато. Материала явно недостаточно. Замахнувшись на замечательного человека, я все больше чувствую вялость положений и хилость текстового материала. Стараюсь гнать от себя эту мысль, но иногда на сцене станет так скучно, что хоть беги.