30/XII
Вот еще одна итоговая черта.
Что выше ее и что под ней?
Перед ней много волнений, надежд, ожиданий. Много, много работы увлекательной, спорной, трудной.
Много разговоров о театре, актерах, обо мне… трогательных, внимательных, снисходительных, несправедливых, горьких… всяких. А под чертой — все-таки берем свое, все-таки двигаемся вперед.
Напряжение в году огромное.
Много репетиций и спектаклей.
Иной день у меня по две репетиции, по нескольку названий в расписании и по шесть спектаклей в неделю.
Репертуар на будущее не объявлен.
На классику заявок нет.
Придется учинить бунт.
Пришел 49-й год, а на 49-й были обещаны или «Фома», или «Маскарад». Видимо, не будет ни того, ни другого.
Слова, слова…
Спектакли превратились не в продукцию с прицелом на художество, а в продукцию, с помощью которой можно, нужно, должно качать деньги.
Деньги, деньги, деньги…
Но все-таки — жив курилка!
Один Ленинград чего стоит?!
1949
18/I
Сколько мне не дали сыграть того, что я никогда больше не смогу сыграть… А как хотелось, как бредил!..
25/I
«ОТЕЛЛО»
Аншлаг.
Хороший спектакль. Хотя играть было что-то тяжеловато (физически), но тем не менее играл с удовольствием.
Роль растет. Замечаю сам. Набираю второе дыханье. Играю, все набирая силу к концу. Не снижаю.
Нашел хорошую мизансцену: всю первую половину последней картины стою, прижавшись к колонне спиной, обхватив ее руками. И то сгибаюсь как бы под тяжестью навалившихся на меня бед, то выпрямляюсь, как бы сбрасывая их… И вот-вот сорвусь с места, и тогда рухнут своды и раздавят весь мир, и Дездемона погибнет, не раскаявшись. Поэтому всякий раз, сорвавшись, еще сильнее охватываю колонну… пока не сорвался с места совсем и, тогда, конец и ей и мне…
По-моему, это значительно выразительнее, чем всю сцену стоять спиной к зрительному залу… Кариатида.
КОНЦЕРТ,
ПОСВЯЩЕННЫЙ 150-летию ПУШКИНА
(Зал Чайковского)
Сегодня в первый раз читал Пушкина[250]. Волнений масса. Не очень был готов, то есть — готов, но не проверял себя на публике…
Пушкин требует не только логики произнесения стихов и прочих условий, обязательных при чтении стихов, но и огромного темперамента, темперамента такого, с каким он жил и с каким творил.
23/II
И делаем меньше, чем можем и должны, и признание получаем по заслугам!
Уйти?!
Страшное слово… А все чаще и чаще стала посещать эта упадническая мысль… Не знаю средств, как победить. Бороться можно бы еще, а веры уже нет. Театр скатывается до простого профессионального коллектива. Не то что боремся и не получается, а не боремся, не хотим бороться, считая, что все в порядке…
Что-то надо предпринимать, иначе сам в обывателя превратишься.
А тут еще соблазняют «Маскарадом». Грозятся ставить. Как подумаешь об Арбенине, так сердце захолонет. Из русской классики — это самое мое дело. А где еще предоставится возможность сыграть «Маскарад»? Вот и подумаешь, как быть?! Судьба актера!
25/II
«ОТЕЛЛО»
В спектакле нашел:
«Если вам намека хватит, то все скажу». Яго (3-й акт) — сгреб его и рывком притянул к себе.
Когда же Яго начинает пересказ сна Кассио, Отелло понукает его, торопит возгласами, вроде — «ага, ага…» через каждые два-три слова, сказанные Яго. Как только произносится имя Дездемоны, Отелло замолкает, замирает и слушает дальнейшее молча, держа Яго за плечи и уткнувшись головой ему в грудь.
Со слов Яго о «ноге на бедре» Отелло левой рукой, медленно, но сильно отстраняет Яго от себя, как бы отталкивая, освобождаясь от него, чтобы в последний момент рвануться к Дездемоне.
Нашел, что всю сцену до обморока нужно вести в состоянии, близком к обмороку, чтобы удар Яго — «лежал с нею» — был подготовлен настолько, чтобы со стороны Отелло исключалась всякая возможность раздумья, размышления.
2/III
«ОТЕЛЛО»
Сегодня пробовал… слушать!!
Оказывается, артисты говорят интересные слова… оказывается, автор вложил любопытные мысли не только в роль, которую я исполняю.
Да, слушать и отвечать, да, да, именно — слушать и услышать, и именно на то, что услышал, ответить, — первая и труднейшая заповедь верного существования на сцене. Неразрывная цепь вопросов и ответов, наитруднейшая цепь.
Дерущихся на Кипре решил разнимать ножнами. Оправдание: на крик выбежал, схватил по пути оружие. Меч выхватил из ножон лишь при словах: «Гнев… начнет уж править мною…» Вспышка, выраженная выхваченным мечом, получится ярче, а сталь приложить ко лбу, чтобы охладить себя сильнее.
Текст перед обмороком должен быть путаным, неясным, невнятным. Язык не успевает высказать все то, что, как вихрь, проносится в больной голове. Словами успевают запечатлеваться лишь части фраз, но не связанные фразы и не все разнообразие противоречивых мыслей.
Кусок «Как мух на бойне» сделал заново, решение понравилось, решил зафиксировать.
«О, да!» — хохот, большой, раскатистый, издевательский. Со словами же — «как мух…» начать отступать, с широким сбросом каждой рукой по очереди, как бы ударяя чем-то тяжелым по этим мухам, что плодятся где-то «а полу. Жест этот, повторяясь несколько раз, переходит в ритмически ускоренный и уже приобретает иной смысл. Содержание его заключается в том, что мне надо отмахнуться от чего-то мерзкого, что на меня наступает.
3/III
«СВАДЬБА КРЕЧИНСКОГО»
Репертком[251]
Первое, что хочу сказать, не жалею, что отказался от роли. Сделать мог бы интереснее (актер и режиссер недодумали), но вкуса к роли после просмотра не приобрел.
Кто знает, взялся бы за Кречинского и не возникло бы решение ставить «Маскарад»… Почти наверно было бы так!
Очень хороший и смелый актер Ванин. Жаль, не пробует себя в новых качествах. Повторяет себя. Но все, что он делает, это так заразительно, что прощаешь ему его боязнь попробовать новое.
Что из роли вымарал места, где Расплюев может быть трогательным, я с этим несогласен.
Как режиссер — изобретательный, выдумщик, организатор. Воля спектакля! Но не всегда хорошего вкуса. В «Обиде» в этом смысле было благополучнее.
Перегрузка в трюках.
Нравится финал. Опять Кречинский думает, опять Расплюев что-то маракует, снова Федор делает свое дело — крапит карты… Жизнь продолжается!..
Что касается остальных исполнителей, то все играют в большей или меньшей степени образ.
Это очень грустно. Это — другой, не наш театр.
22/III
«ТРАКТИРЩИЦА»
Весь день болит сердце.
Спектакль еле доиграл… Что это — звонки начались, что ли?
Сегодня, когда Мирандолина, чтобы остановить дерущихся на шпагах Кавалера и Барона, должна выстрелить, выстрела не последовало. Тогда Марецкая закричала: «Я стреляю! Пу-у-у!»
Артисты, конечно, хохотали в голос.
А у меня с ней был такой случай: в заключение сцены она должна была сказать: «Вот тебе! Околевай! Издыхай! Учись презирать женщин!» Но на этот раз текст вылетел из памяти. Музыка, под которую идет текст, началась, и она, находясь в запале, не нашла ничего лучшего, как в том же темпе и темпераменте произнести: «Вот тебе! Тра-та-та! Тра-та-та! Тра-та-та-та! Пу!»… и убежала со сцены в танце, как положено.
Я долго катался по сцене, имитируя отчаяние, на самом же деле изнемогая от хохота.
17/IV
«ОТЕЛЛО» (выездной, Фили)
Переаншлаг.
Играл вполсилы. С сердцем худо…
