20/XI

Вчера смотрел «Лису и виноград»[460] у Товстоногова.

Какую пьесу мы пропустили! […] Неблагополучно у нас с отбором пьес. Горько, если не отличают плохой от хорошей, еще хуже, если читают с прицелом на одну-две фамилии. Сколько первоклассных пьес упустили, которыми другие театры делают погоду, страх.

26/XI

РОСТОВ-НА-ДОНУ

«МАСКАРАД»

С 11 часов до 4-х — репетиция.

Оформление чрезвычайно бедное как по замыслу, так и по исполнению.

Оркестр маленький, плохонький. Музыка Артамонова[461] — это фрагменты из его оперы на ту же тему. Вальс, менуэт, романс — хорошие, хотя скорее драматические, чем трагические, как у Хачатуряна. Нина — Подовалова[462] не совсем Нина — Арбенина, но хорошая актриса, живая и, пожалуй, лучшая из тех, с кем я встречался в роли.

Репетировал 5 часов и уже устал. Как буду играть? На нервах?

Менял их мизансцены, устанавливал свои, запоминал общие. Утомительное дело. Уж не утомил ли я их своей дотошностью?

На репетицию собрались занятые и незанятые. Актеры и рабочие. Пришли в театр даже те, кто ушел на пенсию. «Нас ревнуют к вам, почему мы все время вспоминаем вас. А мы говорим: «Хорошие актеры, хорошие люди, мы с ними знали такое… мы знали радость…» Действительно, все старые работники, уже старые по возрасту, с исключительной теплотой, вниманием, предупредительностью относятся ко мне.

Очевидно, мы оставили хорошую память о себе. Это мне говорила и Марецкая.

Ажиотаж города чувствуется с первых часов пребывания в городе, звонки, встречи, разговоры…

На полчаса уснул.

6 час. — в театр.

Занятно, что все, кто меня знал раньше, спешат уверить, что выгляжу я «великолепно, фигура сохранилась, двигаюсь легко…»

Слушаю и только сейчас отдаю себе отчет, что прошло ведь… значит, незаметно подошла она… старость, хотя в гриме дают 35–40 лет, при разговоре незаметно щупают талию — не в корсете ли я. Все-таки надо не пропустить и вовремя уйти, не быть посмешищем…

Помреж прибегает и ведет на выход, а они, как назло, все с противоположной стороны — не как у нас. Предупреждает о выходе, переходах, о том, где, когда, на какую реплику мне надо выйти на сцену, чтобы дать опуститься дополнительному занавесу.

По окончании спектакля долгие, бурные аплодисменты. Выходил раз 8–9.

Много поздравлений, говорят взволнованно и радушно.

О, как это хорошо!

Как это мне дорого!

Вот таким бы настроением был напоен каждый спектакль в театре.

На сцене не мог проследить, что делал хорошо, в чем ошибался, что делали другие, так как внимание все было собрано на том, чтобы не напутать в планировке, не сбиться с текста. Очевидно, много было жесткого, ненужного, экзальтированного, а не взволнованного по существу роли. Я несколько раз ловил себя на том, что у меня беспричинно спирало дыхание и подкатывался к горлу комок.

К завтра надо повторить в уме все изменения, чтобы…

30/XI

«МАСКАРАД»

Такого шума я давно не слышал. Город одержим.

Дирекция приглашает остаться еще на 9–10 спектаклей. Возьмите отпуск в театре… просят Обком, Облисполком и пр.

Право же, приятно. И тем шум дороже, что театр заполняется людьми, знающими мое искусство.

На спектакле опять власти. В зале негде стоять. Оркестр сбили в кучку в середине оркестровой ямы, остальное занято торчащими головами.

Одна старушка подошла ко мне и соболезнующе сказала: «У нас так не играют. Вы поберегите себя. Так нельзя!»

Играл хуже, должно, устал, хоть и не даю себе поблажки. Мне надо дотянуть с честью. А ноги подкашиваются.

1/XII

«МАСКАРАД»

Весь день люди. Осаждают по телефону, приходят в номер…

Зал набит до отказа. Играл я неровно. Играл вяло до сцены с баронессой, потом дело пошло на лад. Но мне приходится хитрить, силы на исходе, звук уже не устойчив.

Аплодисменты утвердились и идут на одних и тех же местах.

3/XII

МОСКВА в 6 утра

За это время:

«Виндзор» и «Дали»[463] в соревновании театров страны в честь 40-летия Октября получили грамоты. «Дали» выставлены на Ленинскую премию.

Все это не мешает «Советской культуре» пропустить нас в перечне премированных театров.

Не изменил своих традиций и «Молот» — ни слова о моих гастролях, как, впрочем, и «Советская культура».

Это — мои будни.

Но должен же праздник чередоваться с буднями, пасмурный с ясным днем — иначе не будешь ценить хорошее.

Наметилась поездка в Ленинград, на февраль. «Лир» в этой связи переносится на март, так как «нужны деньги на оформление».

31/XII

В стране год огромных свершений, а у меня? Зорин сегодня сказал мне, что мало актеров знают такую любовь народа, и это должно приносить непередаваемую радость.

Я дорожу этой любовью…

А на сердце тревога: что впереди? В году был «Калашников»[464]. Общепризнанно. А в театре?

Январь

«ОТЕЛЛО»

Какое-то будет сегодня представление? Спектакль не шел более трех месяцев, а сегодня играем без репетиции.

А кроме того, у меня ангина…

Народу 80 процентов. Принимали хорошо, но… […]

Я просил поднять вопрос перед Худсоветом и дирекцией, благо завтра заседание, чтобы спектакль больше не ставить, по крайней мере до летних гастролей, чтобы возобновить его в новом качестве для нового театра.

«В таком случае спектакль будет снят совсем, потому что у нас никогда нет времени для пересмотра старых своих работ, а это золотой фонд театра» (Оленин).

— Золотой фонд — пьеса, а спектакль плохой. Или вы хотите, чтобы в прессе опять обругали театр, они будут иметь много материала. В таком спектакле все звучит разнородно, разностильно, холодно: спектакль раздрызган. […]

В действительности дела отвратительны. Нет никаких сил, чтобы несколько раз за один акт поднимать его ритмическое и темповое значение…

Казалось бы, каждый спектакль должен приносить радость, что он есть, или был, а у меня так муторно, начиная с утра, и так нестерпимо к концу дня спектакля, что самому стыдно и за себя и за дело. Потрачено столько сил, и сами же гробим свои благие намерения нерадивостью.

25/1

«МАСКАРАД»

На двух прошедших спектаклях было весьма показательно что в нашем спектакле много просчетов, проистекающих от излишней уверенности в своих талантах, знании, от… безапелляционности…

Вот ведь я тот же, что и в Ростове (когда играл Арбенина с местным театром), а Плятт не может идти ни в какое сравнение с ростовским исполнителем Казарина — А. И. Завадским[465], и Кузнецова[466] в баронессе не лучшая исполнительница, а Михайлов больше Звездич, чем Филиппов[467], и Хачатурян много сильнее Артамонова, а вальс его единственный, подлинно трагический, вальс смятенных чувств, и Волков — художник, уж я не говорю о Завадском, а эффект от представления у нас не тот, который, казалось бы, напрашивался сам собою.

Да, наш спектакль неизмеримо выше, точнее, он — вне сравнения с ростовским, но он и холоднее, академичнее, успокоение […]

Темп исполнения ростовчанами, мгновенные перестановки, без антрактов между картинами, живой оркестр, талантливая Нина, горячий Неизвестный делают спектакль подвижным, горячим, непосредственным, молодым, взволнованным. А у нас он умозрителен и объективен.