Ю.А. иногда мне ставит в вину, что я играю замедленно…
Не снимаю с себя возможной вины. Когда-то и я бываю не в форме. Но я бывал не в форме и в Ростове […]
Горячность, темперамент в искусстве — это огромное подспорье впечатлению. Нет темперамента, развей хоть темп…
Искусство — напряжение. Размагниченное любование приемами расхолаживает и дает людям возможность отвлечься.
Найти мастерство в овладении темпом и ритмом.
Спектакль играл легко и хорошо, но на сцене опять непорядки с радио.
Надо читать монолог Арбенина в восьмой картине под оркестр. Больше не могу.
Зал полон. Слушает хорошо.
27/1
В последнее время начали хвалить в газетах. Ударились в другую крайность. Но это лучше, чем всеотрицание. Вера, даже не вполне обоснованная, поднимает людей, недоверие убивает творчество.
Что касается «Далей», то спектакль идет 2–3 раза в месяц, по субботам и воскресеньям, и то не с полным залом. Спектакль по Союзу не идет. Проверяют, как он пойдет у нас. В этом я не ошибся. Ошибся в другом, в том, что, невзирая на то, что публика не «ходит», — спектакль нужный.
Актеры разыгрались. Постановочная часть разболталась. […]
Спектакль пройдет десяток-другой с натугой.
Спектакль хороший, но раз он не посещается — выстрел впустую.
Политически важно? Чем? Его же не видит народ! И как быть с искусством?
8/II
«МАСКАРАД» (ЛЕНИНГРАД)
Огромный театр. Сразу начинать с него трудно.
Зал переполнен. Приятно. Люблю, когда за занавесом идет гул тысячи голосов. Это от настоящего театра-праздника.
Играли собранно. Спектакль принят горячо; хотя после картин аплодисменты были хорошие, но не настойчивые; по силе спектакль все время возрастал, а по окончании спектакля я выходил раз 15. Много кричали, называя по фамилии.
Я выходил — думал, что же это такое, что это за особенный «гипноз» с моей стороны, что ли, почему это 2–21/2 тысячи стоят, аплодируют, во время девятой картины плачут — я ведь слышу, — а на определенные «единицы» этот «гипноз» не действует и, наоборот, вызывает какой-то род раздражения, неприязнь, предубеждение.
Горько и непонятно…
6/III
МОСКВА
Сегодня я получил расписание на месяц, и там на 30/III назначен 500-й спектакль «Отелло».
Я безумно забеспокоился. Это что, для меня делается или для театра? Я глубоко уверен, что этого не надо делать, ни ради меня, ни ради театра.
500-й спектакль — это не только очередная дата, это событие в жизни актера, театра, чаще всего случающееся один раз в жизни. До полутысячи представлений доживают редкие названия, доживают либо стойкие, то есть жизненно важные, либо ходовые. Я думаю, что мы прожили в «Отелло» подлинную, хорошую, достойную жизнь. Мы имели много прекрасных отзывов. В последнее время мнение о спектакле пошатнулось и, надо сказать, не без оснований. Кино, конечно, нам сняло спектакль с репертуара, но помогли этому в значительной степени и мы сами, тем, что не сняли спектакль на пленку, а кроме того, допустили ряд безответственных решений.
Пятисотый спектакль должен быть показан в силе и в славе, не развалившимся полутрупом, а окрепшим, возмужавшим, умудренным, талантливым, хоть пусть спорным; словом, таким, за который нам было бы не стыдно, не страшно, а гордо, потому что это наше кредо, это наша точка зрения на искусство.
8/V
«ЛИР»
Народу много, зал переполнен. Реакции новые. Много смеха на Шута, на отдельные места у других. Верные реакции, но неожиданные, и не знаешь, как играть дальше, как после смеха настроить их тотчас же на трагедию.
Но были глупейшие… даже отчаяние берет. Придется отменить выглядывание из-за бугра. Для всех это было жутковато, а тут десяток-другой захохотали. Ну, черт бы с ними, да они другим помешали и выбили меня.
Играть было трудновато, голос стал сдавать. Масса аплодисментов: на выход, на проклятие Гонерильи, на финал 1 акта, но слабее на «схожу с ума», на падение и т. д. […]
10/V
На беседе Ю.А. с труппой:
— Я поздравляю коллектив с большой победой театра. Я не знаю, как отнесется пресса, у нас бывает всякое, но внутри мы знаем, что создано произведение значительное. Народ доволен и даже доволен зам. Шекспира — Аникст[468]. Он был взволнован. Долго сидел у Н.Д. Он знает пьесу наизусть. Видел всех исполнителей. Он был взволнован.
Спектакль весь в росте.
Ирина Сергеевна [Вульф] проявила себя замечательно. Я очень рад. Она умеет продолжать работу над спектаклем. Работу необходимо продолжать. И вы будете ее продолжать. Главное заключается в роли Лира, но Н.Д. может быть примером постоянного упорного труда, на него можно равняться. […]
Чего бы я хотел еще для полноты существования в ролях: сосредоточенности и тонкого расчета. Вы держите паузу настолько, чтобы она настораживала, знайте эту меру, потому что дальше начинается спад внимания. Рихтер[469] о Клиберне[470]: «Меня поразило в нем исключительно точное чувство времени».
Это чувство — талант, рожденный или развитый.
Длительность.
Плятт. Этим исключительно владел Тарханов. Он мог паузу сделать длительности, заданной на спор.
— Это дар божий. Его надо правильно направить, шлифовать, освобождать от шлака. Нет подлинного артиста без детской веры, наивности; как только начинается скепсис, кончается искусство.
27/V
«ЛИР»
Кажется, в первый раз более или менее удалась 1-я картина. Всплеск был только на «подлец, изменник».
Не очень на высоте был в четвертой картине. Остальные играл, как-то подстегивая себя. Роль не текла тихо или бурно, а плескалась то как озеро, то как лужа.
А на душе тревожно-тревожно. Ужель опять не примут? А что-то похоже на то…
Интересно, что старый наш рабочий подошел ко мне во время спектакля и говорит: «Великое ты дело делаешь, дядя Коля, мы, рабочие, не отходим от кулис, когда ты играешь, и растерзать готовы, когда там смеются без дела»… И поцеловал мне руку.
То ли чувствует мою тревогу и хочет поддержать, то ли действительно одобряет…
29/V
[…] Надо уходить…
Видно, не мое это дело. Дотянуть два года как-нибудь…
Мысли на Дебюсси.
Какая огромная сила в «пиано»… Определить бы у себя это дно тишины и потолок громкости — эти обе силы.
31/V
«ЛИР» (Эрмитаж)
Вошел в сад…[471], и сердце екнуло — стоит наш бывший театр, теперь кинотеатр, а мы играем в Театре оперетты две недели.
Напротив я играл Отелло, сейчас здесь опять первые спектакли «Лира»…[472] Какова-то будет его судьба, а с ним и моя…
О… как-то будет сегодня?
Что за народ придет? Как, пришедши развлекаться, покажется им «Лир»? Не нагрянут ли театралы? Благо мы в центре… не заполнит ли театр интеллигенция, благо мы близко?..
Декорации еле размещаются.
В саду гремит духовой оркестр, соперничая с музыкой Хачатуряна. […]
Два акта играл, держал, подчинил себе зрителя, кажется, даже начали вникать в суть, а на третий… не хватило сил.
Аплодировали много и в течение спектакля и после.
7/VI
«ЛИР» (Эрмитаж)
[…] Всем угодить, видно, мне не придется. Чтобы всем все было понятно, чтобы всё всех устраивало, я должен быть, на основе уже предъявленных мне требований, и романтичным, и героичным, и негероичным, и неромантичным, жизненным, даже бытовым… У каждого свое понимание: одному не хватает величия, другому слишком много мрачности, третьему кажется Лир простым, четвертому — веселым, пятому…