Вечером на спектакле Национального театра. Смотрели пьесу Орлина Василева[354] — «Любовь».
Спектакль приятный. Традиции игры реалистические. Артисты есть хорошие, но играют как-то не в полное дыхание.
9/X
«ШТОРМ» — премьера
На спектакль выдают по одному билету. Как говорят здесь: «За билеты — Сталинградская битва».
Министры, жены сидят в последнем ряду бельэтажа.
На спектакле все правительство.
Перед спектаклем для приветствия болгарского народа вышли: Ю.А., Стрельцов[355], Марецкая и я. Нас приветствовали бурными аплодисментами, речами. Юрий Александрович отвечал. Скандировали «Вечна дружба».
10/X
«ОТЕЛЛО»
Еще одно испытание.
Новая страна.
Примут ли здесь, в стране, где любят театр и музыку, где в малом городке (45 тыс.) не только драматический театр, но и оперный, причем оба себя оправдывают.
Как мы поняли, от нас ждут мастерства такого, каково у них представление о Советском Человеке. Ждут глубину мысли и чувствование человека.
Мы отстаиваем единую точку зрения на общество, мораль, взаимоотношения, мировоззрение, общую для нас всех точку зрения на мир, на жизнь, на искусство. Мы всей жизнью, искусством устремлены на то, чтобы отмести ненужное, благословить полезное, настоящее, прогрессивное.
Поэтому — не демонстрацию мастерства, а глубокий показ человека в тех или иных обстоятельствах и жизнь его духа.
Мы обязаны отмечать и приветствовать лишь то, что прекрасно во всем объеме этого понятия, а не случайный трюк, не кричим «ура» талантливому безобразию.
Насколько я заметил, болгарский зритель необычайно восприимчив ко всему трогательному, откликается на страдание. Не спугнуть это его чувство. В восприятии очень непосредствен.
Я говорил Ю.А., что особенно заметно, где актер живет, а где играет, в тех случаях, когда не знаешь языка. Это удивительно… Все видно. Видно, что этот делает от большого вкуса, а этому чувство меры изменяет.
Необходимо повысить свою художественную бдительность. Проследить за интонацией, мимикой, жестом, мизансценой… Со временем текст, интонация теряют свою свежесть, молодость, непосредственность, стареют, как стареет основа их — человек.
Обновить основу.
Да, опять по К. С.: как в первый раз, как только что принятое и оцененное.
Опять по Ю.А.: играть классику — как современное, и современное, как классику.
Бессмысленно, неграмотно, неверно, а иногда и преступно фантазировать, когда это не усиливает линию роли и событий, а мельчит их.
В зале тишина, напряженная тишина.
По окончании — шквал. Когда дали занавес, «ура» неслось вперемешку с каким-то звуком, напоминающим «а… а… а…!»
Мы вызывали Ю.А. — опять то же самое.
Аплодисменты длились минут тридцать! Масса цветов. Представители от театров выходили на сцену зареванные, трясут мои руки, молчат, ничего не пытаясь говорить… И это все на зрителе…
На спектакле три исполнителя Отелло. Реакция общая, что у мужчин, то и у женщин, у взрослых и молодых — жмут руки, целуются в губы, лоб, щеки и даже… руки! Вот случай, когда анализ перестал существовать, и никакой «этикет» не является сдерживающим во взаимоотношениях. Видимо — захвачены. На спектакле был и Массалитинов[356]. За кулисы не зашел, и его мнения никто не знает.
Выходя из театра, я услышал на улице «ура». Я не придал этому значения. Подсознательно зафиксировал лишь, что где-то прокручивают пленку с торжествами… Оказывается, огромная толпа ждала актеров и провожала каждого криками «ура».
Когда я вышел, поднялось что-то несусветное… Меня подхватили на руки и стали качать. Потом подняли меня на вытянутые руки и на вытянутых руках понесли через площадь с криком «ура». Увидели Ю.А., который шел рядом, подхватили и его, не выпуская меня. Понесли к машине, усадили, закрыли дверку и всей толпой покатили машину, пока шофер не дал газ и не оторвался.
Признаться… такого я не испытывал. Не мечтал и не думал, что это возможно в наше время.
«РАССВЕТ НАД МОСКВОЙ»
На спектакле опять правительство. Третий день подряд.
А сегодня аплодисменты после каждой картины. Прием в общем хороший, но не восторженный. Да и сами виноваты в том изрядно. Монтировка из рук вон плоха. Почему-то несобранны артисты…
У подъезда опять шумела молодежь, но… на руках никого не несли.
Посол сказал с ноткой огорчения в голосе: «Да, это не Отелло».
Нелепо я чувствовал себя в роли. Тогда, когда вся страна включилась в борьбу за красивые ткани и производство вообще, какая-то директорша сопротивляется, вопреки разуму и логике. Раньше-то это было нелепо, а теперь совсем анекдот. А Курепин ищет «художника и никак найти не может»? Дать бы ему адрес любого художественного училища… тогда совсем нечего будет говорить…
13/X
«МАСКАРАД»
Ажиотаж такой, какого я еще не видел. Изобретают невозможное, чтобы как-нибудь попасть на спектакль.
Зал набит до отказа.
Перед вторым актом народ смял все три кордона, которыми были окружены входы в театр, и с маху плюхались на пол в проходах и перед первыми рядами. Дамы в длинных платьях, мужчины в вечерних костюмах. У стен стояли впритирку. Так народ и не выходил из зала целый спектакль, потому что не имевшие билетов боялись потерять свое место, а имевшие не имели возможности выбраться.
По окончании спектакля бурная овация. Ура. Длилось это полчаса. На каждый мой выход — аплодисменты, зал, стоя, кричал «ура». У театра толпа народу.
Я перехитрил на сей раз публику: вынес огромный букет и стал раздавать по одному цветку, все были довольны, каждый хотел получить цветок.
Когда догадались, страшно хохотали и аплодировали. «Обманул, обманул!».
Целуют меня и справа и слева. Просто так подходят и целуют. Удивительно, целуют и мужчины и женщины, молодые и в возрасте. В губы, в щеки и часто, очень часто, целуют руки. Что такое?
Ужасно все это меня волнует. Люди заплаканные, перевернутые, смотрят в глаза, не могут сказать слово… и только жмут руки или целуют их…
Спектакль очень выиграл от нового оформления. Сейчас еще не отремонтировано и не освещено как следует, но может быть великолепно. Есть эпоха и очень обобщено. Только бы дотянули… на что, по чести, я мало надеюсь.
14/X
ПЛОВДИВ
На вокзале масса народу. Приветливые улыбки, непосредственные реакции, флаги. Транспаранты. Цветы, цветы, речи, приветствия. Ответы. Скандирования «Вечна дружба». Старинный город у гор Родопы, среди пяти высоких холмов. Река Марица. Город — свидетель римского, греческого и турецкого владычества.
Сам город — рядовой в новой части; в старой части представляет исключительный интерес. Вечером пошел бродить по этой части города. Улочки такой ширины, что расширяющиеся верхние части зданий, как на подпорках, на кронштейнах террасы, подходят так близко друг к другу, что утром можно поздороваться с хозяином дома, что напротив, за руку. Внутренние дворики на турецкий манер за высокими стенами. Фонтан. Цветы.
Постоял, подумал, помечтал. Пахнуло давней стариной — се настроениями, историей, колоритом, привычками, обычаями… Сколько судеб знали эти стены…
Вот крепостная стена…
Мост времени Рима.
Войны, завоевания. Походы, пленения…
С горы прекрасный вид на город.
Большой город. Кажется, тысяч сто тридцать.
Ночью поехал на другой конец города, на другую гору — Бунарджего. Город ночью в огнях, будит другие мысли. Это — настоящее, скорее — будущее города, страны.
16/X
«ОТЕЛЛО»
Народу в театре — что-то невообразимое. Опять прорвались в зал, а очень многие смотрели спектакль из фойе. Начали спектакль с ними. Они усаживались, а мы не учли, по обыкновению, этого и начали спектакль. Артисты же не сумели заинтересовать их так сильно, да к тому же Петросяну — он сегодня Яго — это и не под силу. Потом слушали внимательно.