Вечером 28 апреля Барсунов оказался свидетелем необычного случая, происшедшего на той же улице имени Кайзера. Вдруг в самом её центре на пути танкистов возникло какое-то странное препятствие, не похожее ни на баррикаду, ни на завал из рухнувших зданий. С внешней стороны сооружение это походило на сруб, состоящий из очень толстых брёвен, скреплённых железными скобами. Комбриг вместе с разведчиками-десантниками скрытно проник на верхний этаж близлежащего дома и оттуда увидел, что несколько таких срубов были прижаты друг к другу с таким расчётом, чтобы между ними не мог проникнуть танк. Внутри они были заполнены каменными валунами, железобетонными кубами и панелями. Даже крупнокалиберные снаряды не могли разрушить эти препятствия. Пришлось подтянуть орудия особой двеститрехмиллиметровой мощности, но даже и они с трудом разбивали монолит, чтобы проделать для танков узкий проход в этой своеобразной крепостной стене.
Затем потребовались огромные дополнительные усилия. В дело вступили десантники и сапёры. С опасностью для жизни они подбирались через первые этажи горящих домов к развороченному снарядами месту и вручную растаскивали куски каменно-бетонной начинки. Всё было так крепко залито цементом, что представляло собой единый монолит. После того как десантники, сделав всё, что могли, уходили в укрытие, снова открывали огонь орудия. Так повторялось несколько раз. Даже ночь не мешала работе: пылающие вокруг дома костры ярко освещали всё вокруг. К тому же подступы к этому труднопреодолимому сооружению были заранее пристреляны гитлеровцами, которые методически вели по этому месту огонь. Нашим автоматчикам и сапёрам приходилось то и дело прерывать работу, пережидая вражеские обстрелы, укрываясь за каменными грудами или за стенами рядом расположенных зданий. В силу этих и других непредвиденных обстоятельств работа шла медленно.
Уже к утру, когда свет едва пробивался сквозь дымное облако, наши артиллеристы повели стрельбу по последнему, четвёртому ряду злополучного дерево-бетонного сруба. Образовался не очень широкий проход. В этот момент к комбригу Архипову, руководившему всеми работами, незаметно подобрался командир танкового взвода 1-го батальона младший лейтенант Николай Шендриков.
— Разрешите мне, товарищ полковник, танком протаранить последний ряд стены!
— Думаешь, пробьёт твой танк?
— Пробьёт! Я же старый механик-водитель. Приходилось таранить даже стены домов...
— Тогда давай. Выручай, дорогой, бригаду, — благословил его Василий Сергеевич и крепко обнял, как родного сына.
Вскоре танк Шендрикова показался из-за укрытия и, набирая скорость, вошёл в пробитый артиллерией проход, сильно ударил лобовой частью в остатки преграды и выскочил на другую сторону улицы. Вслед за ним по приказу комбрига устремились два других танка.
Но что это?! Вдруг танк Шендрикова охватило пламенем, и он резко остановился. Потом снова рывком устремился вперёд, подминая под себя вражескую противотанковую пушку вместе с расчётом, который и подбил отважного советского танкиста.
В пробитый Шендриковым пролом устремились танки подразделения офицера Петра Ивушкина, в упор расстреляв три вражеских «тигра», которые прятались за стенами жилых домов. Раздавив противотанковую батарею, наши танки продолжали двигаться дальше к рейхстагу.
Поддерживая постоянную связь с командиром бригады полковником Архиповым, корреспондент узнал, что в течение 30 апреля войска 3-й гвардейской танковой армии продолжали очищать от противника городские районы Шенеберг, Вильмерсдорф, Халензее, а также совместно с войсками 28-й армии и некоторыми частями 4-й гвардейской танковой армии уничтожали прорывавшуюся на запад франкфуртско-губенскую группировку врага. За день боев танкисты захватили в плен до полутора тысяч солдат и офицеров.
Особенно ожесточённые бои пришлось вести в этот день мотострелковому батальону 70-й механизированной бригады, которым командовал капитан А. Мачуленко. Батальону было приказано овладеть домом, где размещалось управление гестапо СС Гиммлера. Это здание было превращено врагом в неприступную крепость. Для борьбы с ним капитан Мачуленко организовал две штурмовые группы. Он приказал их командирам старшему лейтенанту Г. Сафину и старшему лейтенанту К. Иванкину фаустпатронами пробить стены и заборы, проделать проходы в подвалах домов и выйти на следующую улицу к управлению гестапо.
К проделанным проходам были подтянуты основные силы батальона. Подошли также танки и артиллерия. Нижние этажи двух больших домов, располагавшихся перед главным зданием гестапо, были заняты нашими бойцами, а на верхних этажах находились блокированные вражеские солдаты. Первым рванулся в атаку танк, на котором сидел пулемётный расчёт старшего сержанта Хайдамова, кавалера двух орденов Славы и ордена Красной Звезды. Пулемёт всё время строчил по окнам дома, а бойцы бросали в них гранаты. С другого направления штурм здания начали танки и самоходки, ведя огонь по дверям и окнам. Артиллерия прямой наводкой била по верхним этажам. Бойцы с близкого расстояния фаустпатронами проламывали стены и врывались в нижние этажи здания. Враг был ошеломлён дерзким нападением русских и в панике начал, отходить. Через пробитые бреши штурмовые группы ворвались в чёрное, громадное здание «Дома Гиммлера» — зловещее гнездо фашистского рейха. Рядом продолжался бой за министерство авиации и другие опорные пункты. Гитлеровцы устраивали огневые ловушки: в первых этажах зданий они оставляли свободные комнаты и через отверстия в потолке и в стенах, замаскированные картинами, плакатами, заклеенные обоями или просто белой бумагой, обрушивали на наших бойцов автоматный и пулемётный огонь, бросали сверху гранаты.
Город уже пылал, улицы лежали в развалинах. Дым заволакивал всё окрест. Пыль разрушенных домов, груды битого кирпича, всевозможные завалы, пожарища затрудняли боевые действия. Большое препятствие для наших войск представляла и сама река Шпрее, рассекавшая Берлин на две части, с сосредоточенными на её берегах огневыми средствами противника.
Главная тяжесть боев в городских условиях по приказу Конева была возложена на мелкие штурмовые группы и отряды. Умело и мужественно сражаясь, сообразуясь с обстановкой, они применяли самые различные способы боевых действий, проявляя изумительную изобретательность и смекалку. Их задача в уличных боях заключалась в том, чтобы раздробить гарнизон противника на отдельные очаги и в короткое время уничтожить. И этого они успешно достигали.
Сложность боев в таком крупном городе, как Берлин, состояла и в том, что действовать приходилось под постоянным и жесточайшим обстрелом со стороны врага. Но и в этих тяжелейших условиях все препятствия были преодолёны: к вечеру 53-я танковая бригада Архипова вышла в район, где сходились большие улицы — Берлинерштрассе и Регентштрассе.
К этому времени расстояние между частями левого крыла 1-го Белорусского и войсками 1-го Украинского фронтов, наступающими с юго-запада, всё более сокращалось. Таким образом, главные силы немцев, составляющие франкфуртско-губейскую группировку, отрезанные от Берлина, были полностью окружены и разгромлены. Была расчленена на две части и вся берлинская группировка врага. Весь день 28 апреля и ночь 29 апреля части 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов очищали от гитлеровцев район Моабит, в том числе Моабитскую тюрьму. Где-то совсем рядом сражалась 150-я Идрицкая стрелковая дивизия генерал-майора В. Шатилова. Она уже захватила мост Мольтке, через который пролегал кратчайший путь к рейхстагу. Ворваться в рейхстаг мечтал теперь каждый солдат и офицер. Но где он? Говорят, что совсем рядом? И какой он? Никто его не видел: все здания прикрыты злополучным «Домом Гиммлера» и находятся в густом дыму, через который пробиваются языки пламени…
В дальнейшем по приказу Конева наши войска продвигались навстречу 2-й гвардейской танковой армии 1-го Белорусского фронта, чтобы замкнуть кольцо вокруг рейхстага. Ужа на второй день боев танкисты 53-й бригады обнимали солдат и офицеров 35-й механизированной бригады маршала Жукова. Здесь совместно и был торжественно отмечен Первомайский праздник, а 2 мая архиповцы (так именовали танкистов 53-й бригады) были уже в самом сердце Берлина. Радость — неописуемая. Прокопчённые, чумазые, уставшие танкисты шутили, смеялись, пожимая друг другу руки, задорно пели русские песни.
