Я слушал и не прерывал Верховного. Я знаю, что Сталин любит неожиданно задавать такие вопросы, которые ставят собеседника в тупик. Сам же он всегда, как и на этот раз, оказывался в более выгодном положении, потому что заранее подумал об уроках этой сложной боевой операции и пришёл к определённым выводам.

Мне тоже не хотелось ударить в грязь лицом — и я ответил Сталину:

«По-моему, Конев сумел правильно распорядиться резервами. В нужный момент он спешно перебросил для обеспечения флангов два танковых корпуса и достаточно кавалерии».

«Верно, — согласился Сталин, энергично взмахнув рукой, в которой держал трубку. — Обеспечение флангов, умение вовремя и к месту подтянуть резервы — очень важно на войне. Но это всё же не главное. Что же, на ваш взгляд, главное?»

«Думаю, — не сдавался я, — что одновременное нанесение мощных ударов на Рава-Русском и Львовском направлениях ослабило силы немцев. Они не знали, куда направить свои основные резервы».

«Тоже верно, — отреагировал Сталин. — Но что-то вы всё напираете на резервы. С резервами мы, считайте, покончили».

«Решительно действовали и командующие армиями, — продолжал я. — Выполняя сложный и ответственный замысел Конева, они без оглядки шли вперёд, не давая противнику времени для принятия контрмер. Кадры, их высокий профессионализм, их мужество решили многое».

«И это правильно, — снова согласился Сталин. — Решительности Рыбалко и Лелюшенко не занимать. Но есть всё же главный, решающий фактор. Его-то вы, товарищ Штеменко, и не заметили».

Я не стал дальше гадать, понимая, что в данном случае это бесполезно, прямо и честно спросил:

«Какой же это фактор, товарищ Сталин?»

«Нешаблонность мышления, — как бы ставя точку, подытожил Сталин. — В истории войны не было случая, чтобы крупные массы войск вводились в прорыв по такому чрезвычайно узкому коридору. Немцы недооценили это смелое решение. Они считали, что легко захлопнут с таким трудом пробитый коридор и прорвавшиеся войска будут уничтожены. Они, может быть, даже смеялись над Коневым, зная, что подобным образом никто и никогда не воевал и на такие рискованные действия не отваживался. Тут-то они и просчитались. И не в первый раз. Значит, наши советские полководцы талантливее немецких. Значит, наше советское военное искусство выше, значительнее, с большим предвидением, чем немецкое...»

Вот такой, Иван Степанович, состоялся у меня разговор о вас с Верховным Главнокомандующим. И я искренне ещё раз поздравляю вас с этим ярким, действительно выдающимся успехом, достигнутым благодаря вашим нестандартным действиям. Тут Сталин глубоко прав: он умеет смотреть в корень...

— Спасибо, Сергей Матвеевич, за приятную весть и за столь подробный пересказ беседы с Верховным.

— Но это ещё не всё, Иван Степанович, — остановил его Штеменко. — Хочу высказать и своё суждение. После беседы я специально проанализировал вашу полководческую деятельность и пришёл к выводу, что вы действительно показываете пример нестандартного мышления. Из всех разработанных и осуществлённых вами операций — а их уже было много — ни одна не походила на другую. В каждой была своя «изюминка», свой оригинальный стиль и свой неповторимый ход. Это позволяло вам наносить противнику удары по самым уязвимым местам и добиваться победы меньшей кровью. Называть эти операции не буду — вы их знаете лучше меня. Скажу лишь ещё раз о Львовско-Сандомирской наступательной операции. Успешно проведённая войсками Первого Украинского фронта, она займёт особое место в вашей полководческой деятельности, Иван Степанович, и, уверен, войдёт в число наиболее выдающихся операций Второй мировой войны, когда перед одним фронтом ставилась задача разгромить целую группировку армий противника «Северная Украина». Эта крупнейшая стратегическая операция характеризуется большим размахом, искусным выбором направления главного удара, быстрым переносом усилий в ходе операции с одного на другое направление, форсированием рек с ходу и на широком фронте, захватом важного стратегического плацдарма за Вислой. Желаю вам, Иван Степанович, новых военных успехов.

— Ещё раз спасибо, Сергей Матвеевич!

Повесив трубку, Конев улыбнулся и про себя повторил сталинскую оценку его «нестандартного мышления». Конечно, приятно, когда твои действия положительно оцениваются Верховным Главнокомандующим. Но Конев знал, что эти нестандартные действия рождаются, как правило, в критических обстоятельствах, когда непосредственно в ходе операции приходится решать самые неожиданные проблемы. Тут поистине нет и не может быть места шаблону. Именно таким фактором и был Колтовский коридор во Львовской боевой операции. Горловина прорыва, пробитого артиллерией и пехотой, составляла тогда всего шесть-восемь километров. Но он ввёл всё-таки туда 3-ю танковую армию Рыбалко, и это решение потом целиком оправдалось. Если бы мы, продолжал размышлять Конев, не отважились на такую меру, нам долго ещё пришлось бы прогрызать на Львовском направлении хорошо подготовленную немцами оборону. Пехота не имела там достаточного количества танков, и наступление приобрело бы затяжной характер. А когда оборону не прорываешь, а прогрызаешь, трудно рассчитывать на успех. Прогрызание — метод Первой мировой войны, метод устаревший, при котором нельзя использовать до конца все возможности, которые во второй половине Великой Отечественной войны предоставили нам мощные танки и прекрасные самоходные орудия. Иметь такую технику и не воспользоваться всей силой её удара — огня и манёвра, а планировать прорыв так, как это делалось в Первую мировую войну, держа танки в бездействии, покуда пехота прогрызает оборону противника насквозь, Коневу всегда представлялось ошибочным. Учитывая наши реальные возможности во Львовской операции, он и решил ввести в узкий Колтовский прорыв танковую армию Рыбалко, а потом и танковую армию Лелюшенко. И это оправдало себя.

Итоги были внушительные. В результате полуторамесячного наступления войск 1-го Украинского фронта были освобождены от гитлеровских захватчиков западные области Украины и юго-восточные районы Польши. Войска фронта возвратили Родине имевшие большое экономическое значение Львовский и Дрогобычский промышленные районы. Были освобождены крупные промышленные и политические центры Украины — Львов, Станислав, а также города Владимир-Волынский, Рава-Русская, Жолкев, Старый Самбор и многие другие. Всего в ходе наступления войск 1-го Украинского фронта на Львовско-Сандомирском направлении было разгромлено более тридцати и полностью уничтожено восемь дивизий.

Преследуя противника, соединения фронта форсировали реки Западный Буг, Сан, а на завершающем этапе операции — мощную водную преграду — Вислу, захватив на её западном берегу, в районе Сандомира, обширный плацдарм (семьдесят пять километров по фронту и до шестидесяти километров в глубину). Наличие плацдарма имело решающее значение для организации и проведения в дальнейшем наступления на Силезском направлении. Вступление советских войск в пределы Польши и выход к границам Чехословакии вызвали новый подъем национально-освободительного движения народов этих стран против фашизма.

Вскоре после того как напряжённые бои по удержанию Сандомирского плацдарма поутихли, Конев, отдав все необходимые по войскам фронта распоряжения и подписав наиболее срочные документы, уединился, чтобы подвести итоги летним боям, проанализировать свои действия, как он это всегда делал после каждой боевой операции. В данном случае его интересовали две важнейшие проблемы: 1) правильно ли он в споре со Сталиным отстоял идею нанесения двух ударов на одном стратегическом направлении и 2) оправданно ли его утверждение о том, что оба эти удара целесообразнее проводить силами одного фронта (точнее — одного командующего), а не двух, как настаивал Сталин.

Доводы Сталина о нанесении одного мощного удара, рассуждал про себя маршал, были, конечно, основаны на опыте ряда фронтовых операций, проведённых ранее и принёсших успех. Однако в данном случае Сталин не учёл обстановку и особенности нашего фронта, а также боевой опыт и подготовку командных кадров. Им недооценивались также группировка противника и характер местности, позволявшей противнику широко использовать манёвр резервами.