Иван Степанович гордился тогда оказанным ему доверием и постарался оправдать его. Степной фронт сыграл важную роль в срыве тщательно подготовленного стратегического наступления немецкой армии, на которое гитлеровское командование возлагало большие надежды. Такое мощное объединение войск, находившихся в резерве Ставки, своим вступлением в боевую линию действующих фронтов изменило обстановку в пользу Красной Армии на важнейшем в летней кампании 1943 года юго-западном направлении.

С тех пор командующие фронтами и армиями настойчиво овладевали искусством планирования и проведения крупных наступательных операций.

Приобрёл опыт и Конев. Он всегда стремился отойти от шаблона, искал такое решение, которое поставило бы противника в затруднительное положение и не было бы до определённого времени им разгадано. К этому стремился он и при разработке плана летней наступательной операции, о которой ему предстояло доложить сейчас Ставке.

После того как маршал разложил на столе необходимые оперативные карты и схемы, Сталин сказал:

— Есть предложение послушать товарища Конева, который прибыл с планом новой наступательной операции. Минут пятнадцать-двадцать вам хватит?

— Буду стараться, — ответил Конев. — Скажу самую суть.

— Да, самую суть, — подтвердил Сталин.

Командующий кратко охарактеризовал силы противника, противостоящие 1-му Украинскому фронту, сообщил о количестве и качестве наших войск, которые могут составить наши ударные группировки в предстоящей операции.

— По данным разведки, — уточнил он, — немецкое командование свои основные силы сосредоточивает на Львовском направлении. Видимо, предполагает, что именно здесь мы и будем наступать.

Конев сообщил далее о той большой подготовительной работе, которую провело командование фронта, прежде чем определить участки прорыва и составить подробный план всей предстоящей операции, а именно: тщательно были изучены состав, группировка и характер обороны противника, особенности местности и наиболее приемлемые подступы к позициям врага. Были отработаны все вопросы, связанные с подготовкой наших войск, определены их боевые порядки, управление и взаимодействие в бою, а также решены многие другие проблемы, от которых будут зависеть ход и исход предстоящей операции.

Крайнюков сидел так, что ему хорошо было видно и Конева и Сталина, и бросал тревожные взгляды то на одного, то на другого. Сталин, по-прежнему держа трубку в левой руке, внимательно слушал, ничем не выражал своего мнения. Конев говорил спокойно, хотя внутренне испытывал колоссальное напряжение. Давний опыт и умение держать себя на подобного рода совещаниях сослужили ему и здесь добрую службу. Обратившись к карте, он показал, как наши войска двумя мощными ударами, на Львовском и Рава-Русском направлениях, расчленят группу немецких армий «Северная Украина», окружая и уничтожая её силы сначала в районе Бродов, а потом — западнее Львова.

Иван Степанович на мгновение остановился, чтобы перейти к подробной характеристике наших ударных группировок и необходимой в связи с замыслом операции передислокации войск. Именно в этот момент Крайнюков снова взглянул на Сталина и заметил, как преобразилось его лицо: на нём уже не было прежней заинтересованности, а скорее отразились недоумение и протест. Чтобы скрыть своё состояние, Сталин наклонился, набивая трубку табаком.

— А почему два удара? — распрямившись и поднимая взгляд на докладчика, спросил он строго. — Не лучше ли нанести один удар, но мощный, сокрушительный, как мы это делали ранее.

Конев чуть помедлил, собираясь с мыслями, потом спокойно пояснил:

— Да, верно, товарищ Сталин. До сих пор мы, как правило, при прорыве обороны противника одним фронтовым объединением, за исключением Сталинграда — там были задействованы несколько фронтов, — наносили один мощный удар, вложив в него все силы. И это приносило успех. Во время и обстоятельства меняются. Следует менять и тактику борьбы. Война идёт к концу, она нас многому научила...

— Из чего мы исходили, планируя два удара? — продолжал Конев. — Прежде всего из конкретно сложившейся обстановки. Помимо других данных мы обязаны учитывать и очень сильный состав противостоящей нашему фронту группировки противника, а также местность, позволяющую фашистскому командованию организовать эшелонированную траншейную оборону. Взвесив все данные, мы решили прорвать сильно укреплённые позиции врага на двух участках, удалённых друг от друга на семьдесят километров, сосредоточивая основные усилия на Львовском направлении. Тем самым мы достигаем не только рассечения группировки противника, но и окружения части его сил в районах Бродов и Львова. Успех прорыва будет обеспечен сосредоточением до девяноста процентов танков и самоходно-артиллерийских установок, свыше семидесяти семи процентов артиллерии и ста процентов на участках, составлявших всего шесть процентов полосы, занимаемой фронтом, а развитие тактического прорыва и оперативный — вводом в сражение сразу трёх танковых армий и конно-механизированной группы, то есть максимальным использованием огневых, ударных и маневренных войск. Чтобы скрыть замысел операции и перегруппировку соединений фронта, штаб разработал план оперативной маскировки. Им предусматривается имитировать сосредоточение двух танковых армий и танкового корпуса на левом крыле фронта.

Сталин не удержался и бросил реплику:

— Но, нанося два удара, вы сами будете распылять свои силы...

— В какой-то мере так и получится, — тут же парировал Конев, — но выгоды от двух участков прорыва с лихвой покроют этот недостаток, на который мы идём сознательно. К тому же у нашего фронта хватит сил, чтобы оба удара сделать достаточно мощными.

Сталин пыхнул трубкой и медленно пошёл по кабинету.

Поняв это как разрешение продолжать доклад, Конев начал приводить другие доводы в защиту выработанного Военным советом фронта плана.

— Обстоятельно рассматривался нашим штабом и другой вариант, товарищ Сталин, когда наступление велось бы одной ударной группировкой на Львовском направлении. В этом случае нашим войскам пришлось бы преодолевать целый ряд сильно укреплённых оборонительных рубежей, проходящих по высотам, и штурмовать мощные опорные пункты врага. В лучшем случае это привело бы к постепенному прогрызанию обороны противника, к вытеснению его от рубежа к рубежу. При таком ходе событий мы не получим необходимых оперативных выгод, не сможем создать высокого темпа наступления, а следовательно, при больших усилиях успех может оказаться минимальным.

Крайнюков, обеспокоенный возражениями Сталина, внимательно следил за его настроением. Он опасался, что будет отвергнут выработанный с огромными усилиями план и тогда придётся перестраивать не только в муках рождённый смелый замысел, но и настроения командующих армиями, уже начавших воплощать в жизнь решение командующего фронтом. Конечно, если потребуется, то Конев сумеет собрать воедино свою волю и перестроиться, но это может стоить серьёзных моральных и материальных потерь. Крайнюков, многие годы занимавшийся идеологической работой, изучением настроения людей, их психологии, хорошо понимал всё это и напряжённо ждал дальнейшего развития событий, готовый и сам вступить в бой.

Сталин по-прежнему размеренно ходил по кабинету. На его рябом лице трудно было что-либо прочесть. Внешне он продолжал внимательно слушать Конева, не останавливая и не перебивая его. Но Крайнюков вдруг подумал, не слишком ли настойчив командующий фронтом, не вызовет ли он упорством гнев и раздражение Сталина?

— Мы всё взвесили и продумали, — убеждал Конев не столько членов Ставки, столько Сталина, стремясь найти у него поддержку. — Прежде всего тщательно изучили врага, его силы и намерения. На первое июня против нашего фронта сосредоточено более сорока танковых и пехотных дивизий, четвёртый воздушный флот и множество частей специального назначения. И эту огромную, многоопытную в боевом отношении силу мы должны рассечь на части и сокрушить...

Конев остановился, посмотрел на присутствующих, ожидая с их стороны помощи в своей нелёгкой миссии. Но все молчали. Тишину нарушил Жуков, который с места, не вставая, громко и чётко произнёс: