Кабинет Мюррея находился в конце коридора, подальше от лифтов. Помещения, где сидели профсоюзные лидеры, обставленные дорогой мебелью, отличались от остальных комнат, неуютных и загроможденных столами. Лидеры профсоюза все больше замыкались в своем кругу, отрываясь от рядовых членов, и Дэниэл подумал, что из них формируется новая олигархия, интересы которой скоро пойдут вразрез с интересами рабочих. Братство и духовная общность, отличавшая членов профсоюза на ранней стадии его деятельности, все более уступали место расчетливости, которая со временем могла привести к его перерождению и превращению в еще одно капиталистическое предприятие. Теперь Дэниэл понял, почему Мюррей все-таки пошел на забастовку. Положение в ОПРСП очень сильно напоминало положение в профсоюзах, действовавших на предприятиях «Дженерал Моторе», где одни вожаки подсиживали других и при первом удобном случае добивались отстранения их от должности, чтобы самим занять освободившееся место. Лидеры, таким образом, были просто вынуждены рваться в бой, чтобы доказать, что они не боятся борьбы и достойно выполняют свои обязанности. Так поступал и Мюррей. При этом он постоянно оглядывался на Льюиса, который, почивая в Вашингтоне на лаврах победителя «Ю-Эс Стил», занимал весьма неопределенную позицию. Беспокоясь только о сохранении своего поста, Льюис до поры до времени не вмешивался, давая Мюррею действовать самостоятельно. Его расчет понятен. Если забастовка будет проиграна, виноватым окажется Мюррей, если же рабочие добьются от компании уступок, он со спокойной совестью присоединится к ним, выставляя себя человеком, научившим их побеждать.

Перед кабинетом Мюррея Дэниэл увидел секретаршу, работавшую недавно, так как раньше он с ней никогда не встречался.

— Мистер Мюррей у себя?

Девушка оторвалась от пишущей машинки.

— Простите, кто его спрашивает?

— Дэниэл Хаггинс.

Секретарша взяла трубку.

— Мистер Мюррей, к вам мистер Хаггинс. Пожалуйста, сэр. — В ее голосе чувствовалось уважение.

Мюррей встал из-за стола и сделал несколько шагов ему навстречу. Они обменялись рукопожатием.

— Очень рад тебя видеть, — радостно, хотя и устало сказал Мюррей. Вероятно, ему уже давно не удавалось отдохнуть.

— Я тоже очень рад, — искренне ответил Дэниэл.

— Бери стул. Как ребенок?

— Неплохо.

— Твоей жене есть чем гордиться. Когда вернешься, скажи ей, что я прошу прощения за этот неожиданный вызов.

— Ее нет, — резко ответил Дэниэл.

— Серьезно? — Мюррей удивленно вскинул брови. — Ты ничего мне об этом не говорил.

— Мне было нечего говорить. Она умерла, вот и все.

— Извини, Дэниэл, я не знал, иначе бы, конечно же, не стал торопить тебя.

— Все в порядке, — ответил Дэниэл. — Я сделал все необходимое и сейчас возвращаюсь на работу.

— А как ребенок? Он в хороших руках?

— Я нашел женщину, которая им занимается. Надеюсь, все будет хорошо.

Мюррей глубоко вздохнул.

— Если появятся проблемы, дай мне знать.

— Спасибо.

Дэниэл стал ждать продолжения. На обстановку он уже не обращал внимания, но его не покидала мысль, что далеко не все в порядке. Даже Мюррей, казалось, стеснялся его.

Перебрав разложенные на столе бумаги, Мюррей взял одну из них и, быстро просмотрев, поднял голову.

— Я хочу предложить тебе новое место. Ты будешь работать здесь, координатором наших региональных отделений на Среднем Западе, следить за тем, чтобы они проводили единую политику.

— Не знаю, справлюсь ли я, — ответил Дэниэл. — Честно говоря, мне привычнее ездить по стране, чем сидеть в кабинете. А нельзя оставить все как есть?

— По-моему, ты уже достаточно поездил. Пора переходить на руководящую работу.

— Кто будет моим начальником?

— Дэвид Макдональд. Он находится в Питтсбурге и контролирует текущие дела. А я возвращаюсь в Вашингтон, буду давить на правительство.

Дэниэл удовлетворенно кивнул. Макдональд был хорошим человеком, много лет проработавшим в сталелитейной промышленности. Говорили, правда, что он протеже Мюррея, так же, как сам Мюррей находился под покровительством Льюиса. Сейчас хотя бы первое из этих утверждений подтвердилось, но Дэниэл не видел в этом ничего плохого. В конечном счете, Макдональд был самым подходящим кандидатом.

— А в моем подчинении кто-нибудь будет?

— Поговори с Дэйвом. Думаю, он сможет сказать тебе больше, чем я.

Достав из бокового кармана сигару, Дэниэл медленно зажег ее и, не спуская глаз с Мюррея, закурил.

— Ну, хорошо, — начал он. — Мы знаем друг друга не первый день. Скажи мне честно, зачем ты хочешь меня повысить?

Мюррей покраснел.

— Пусть то, что я сейчас тебе скажу, останется между нами.

Дэниэл промолчал.

— Слишком многим не нравится, что ты был против забастовки. Да и твои отношения с племянницей Гердлера уже ни для кого не секрет. Люди тебе не доверяют.

— А ты мне доверяешь?

— Странный вопрос, если бы я не доверял, то не предложил бы тебе повышение.

— Тогда мне лучше совсем уйти, — сказал Дэниэл. — Мне не нравится эта кабинетная возня.

— Нет, — жестко ответил Мюррей. — Это не устроит ни меня, ни Дэйва, ни Льюиса. Ты единственный был во всех местных отделениях профсоюза и знаешь истинное положение дел. Кроме того, это ненадолго. Когда забастовка закончится, мы найдем для тебя что-нибудь еще.

— Когда забастовка закончится, — повторил Дэниэл. — Ты можешь сказать, чем она закончится? По-моему, я так и не смог показать вам, кто такой Гердлер. Он сколотил целую банду таких же, как он, и они готовы идти до конца.

— Банду? Хорошее выражение. На следующей неделе у меня будет пресс-конференция в Вашингтоне, и оно очень подойдет.

— Рад, что смог помочь, — сказал Дэниэл.

— Через три недели День Памяти. Мы планируем организовать массовые демонстрации по всему региону. Когда банда увидит, какая сила стоит за нами, она пойдет на попятную.

— Не пойдет. Им надо подавить забастовку, поэтому они нацелены только на это. Они даже не посмотрят на наши демонстрации.

— Не спорь, Дэниэл, — устало сказал Мюррей. — Очень многие забастовку поддерживают. Не заставляй меня ставить вопрос о твоем исключении, лучше помоги мне.

Впервые за много лет Мюррей говорил с ним так откровенно, не как начальник, а как друг. Больше двадцати лет Мюррей поддерживал его, сейчас настало время отплатить ему добром за добро.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Что я должен делать?

— Когда начнутся демонстрации, ты должен будешь следить за тем, чтобы все прошло нормально.

— Постараюсь сделать все возможное. — Дэниэл поднялся с места. — Но если я останусь в Чикаго, то мне придется только уйти отсюда.

— Спасибо, Дэниэл.

— Не благодари меня, Фил, я возвращаю тебе свой долг.

— Когда-нибудь мы поговорим о том, кто кому и что должен, — устало улыбнулся тот. — А сейчас главное — сделать дело. Кстати, наш исполком установил для твоей будущей должности зарплату в восемьдесят пять тысяч долларов.

— Что же ты раньше не сказал? — засмеялся Дэниэл. — Может, тогда я был бы посговорчивее.

Мюррей тоже улыбнулся.

— Если бы тебе нужны были только деньги, ты уже давно работал бы в АФТ. Но я тебя очень хорошо знаю.

Кабинет, в котором Дэниэлу предстояло работать, был настолько мал, что в нем едва помещались письменный стол, два стула и одиноко стоявшая в углу вешалка. Голые, выкрашенные в белый цвет стены. Если бы не окно, выходившее на улицу, он, наверное, сошел бы с ума после первой недели работы.

Дела двигались медленно. Дэниэл сразу начал обзванивать региональные организации профсоюза, пытаясь наладить контакты с их руководителями. Те разговаривали достаточно дружелюбно, но до поступления указаний от Макдональда отказывались выполнять какие-либо поручения. Дэниэл пытался связаться с Макдональдом, но всякий раз, когда он набирал номер его питтсбургского офиса, того на месте не оказывалось. Правда, секретарша всегда говорила, что шеф обязательно перезвонит ему.