Кристиан поселился на проспекте генерала Балфурье. Элизабет остановилась, чтобы спросить у полицейского, как ей доехать до места. Тот не спеша вытащил справочник из своего кармана и стал его внимательно перелистывать. Сколько времени пропадало даром! Элизабет устала от напряжения, в желудке было пусто, губы горели.

— Вам надо ехать направо, вдоль леса, по бульвару Ланнов, Бульвару Сюше и въехать со стороны Отейя…

Она последовала его совету и, дважды ошибившись улицей, поставила машину перед современным пятиэтажным зданием, построенным в форме подковы, окруженным газоном. «Наконец-то!». «На третьем, направо, — сказал ей Кристиан. — Позвони три раза, и я буду знать, что это ты». Элизабет быстро проскользнула мимо стойки консьержки и вошла в лифт. «Как сообщить ему об этом?» Стеклянная кабина поползла вверх. Перед глазами проплывали лестничные марши. Сердце Элизабет тревожно сжалось. Поднявшись до лестничной площадки третьего этажа, она почувствовала такую слабость, что испугалась: не начнутся ли у нее опять тошнота и головокружение. Но нет: она уже снова нормально дышала и была в полном сознании. Элизабет подошла к двери и позвонила: раз, два… За дверью раздались быстрые шаги, затем звук отпираемого замка. Луч света, падавший из прихожей, становился все шире и шире.

— Кристиан!

Она бросилась к нему в объятия, словно ища защиты от неведомого преследователя. Уткнувшись лицом в его плечо, вдыхая его запах, она вновь обрела его. Она больше не боялась никого!

Он приподнял пальцем ее подбородок и, не переставая смотреть ей в глаза, медленно склонился над ней. Она вся задрожала, ожидая его поцелуя. Казалось, он никогда не приблизит свое лицо. Когда их губы слились, Элизабет опустила глаза, отдавшись ощущению счастья, волной растекавшемуся по всему ее телу. Потом он отпрянул, чтобы лучше разглядеть ее.

— Элизабет в туфлях на высоком каблуке, в шелковых чулках, в парижской шляпке. Как это мило! — воскликнул он.

— Да, я наверное, выгляжу смешно, — ответила она, поднося руку к шляпке, чтобы снять ее.

— Нет-нет! Будь такой, какая ты есть. Ты восхитительна!

Она опустила руку.

— Восхитительная и неожиданная, — продолжил он. — Когда ты вошла, то у меня создалось такое впечатление, что у меня сегодня званый ужин. Ты пришла первой. Входите же, мой друг…

Нежная ирония читалась в его глазах, в изгибе губ, в крыльях носа, в его ямочке на подбородке. На нем был костюм из легкой фланели и темно-серый галстук. На белых манжетах сорочки блестели золотые запонки. Элизабет всегда видела его в лыжном костюме, и поэтому его городской вид удивил ее своей элегантностью. Хотелось сказать ему, что она находит его очень красивым, но Элизабет спохватилась и лишь произнесла:

— Как ты загорел!

Он засмеялся и увлек ее в небольшой кабинет, вдоль стен которого стояли книги в дорогих переплетах. Букет красных роз красовался в вазе на полированном столике из черного дерева. Все кресла были обтянуты кожей светло-коричневого цвета. К мольберту прислонился портрет бледной женщины с длинными руками, у которой не было ни носа, ни рта. На полу — коричневый палас. На широком окне — белая занавеска из легкого тюля.

— Здесь очень мило, — сказала Элизабет.

Ее голос прозвучал неестественно. В этом незнакомом ей интерьере она почувствовала некоторую скованность. Она была не у Кристиана, а у какого-то другого человека, среди чужих, бездушных вещей. Чувствуя себя неуютно, она с недоверием понюхала букет роз, запах которых смешивался с запахом табака, нагнула голову и снова тихо повторила:

— Очень мило!

— Да, — сказал Кристиан. — У моего друга Бернара Шавеза отличный вкус.

— Он женат?

— Нет.

— Он живет один в такой шикарной квартире?

— А почему бы и нет?

— И он позволил тебе остановиться у него?

— Конечно! Мой друг уехал на месяц. Но это еще не все! Он оставил мне свою машину! Я смогу заезжать к тебе в Сен-Жермен…

Взволнованная подобным предложением, Элизабет не нашлась, что ответить, и резким движением сияла шляпу. Кристиан обнял ее и взъерошил ее волосы, лаская их и нашептывая:

— О Боже! Неужели вновь обретаю тебя?! Ты знаешь Элизабет, что ты такое маленькое необычное животное? Я со страстью думаю о тебе, когда ты далеко, но когда я вижу тебя, ты становишься для меня в тысячу раз желаннее, чем в моих грезах!

Он усадил ее в кресло, а сам встал перед ней на колени.

Она смотрела сверху вниз на загорелое лицо с глазами цвета морской волны. Его кадык резко выделялся над неестественно белым воротничком.

«Мне хочется, чтобы у нас был мальчик…» — подумала она вдруг.

— О чем ты думаешь, Элизабет?

— Смотрю на тебя.

— И что же дальше?

— Ты тоже, Кристиан, необычное животное!

Он повернул ее руку и поцеловал ладонь, нежную кожу запястья… Элизабет почувствовала, как спадает ее напряжение.

«Сказать ему сейчас? — подумала она. — Нет. Мне так хорошо!.. Я хочу быть счастливой!.. Ей казалось, что она произнесла эти слова про себя, но вдруг услышала собственный голос:

— Я хочу быть счастливой, Кристиан!.. После того как мы расстались, я жила лишь тобой! Дни тянулись так медленно… Я больше не могла ждать!

— Дорогая моя! — сказал он. — Я тоже словно сошел с ума от нетерпения. А теперь это кончилось. Надеюсь, ты устроишь так, чтобы мы могли видеться часто? Хорошо бы каждый день!

— Не знаю, — ответила она неуверенно, отвернув лицо.

Она опять входила в болото.

— Как это ты не знаешь? — спросил он. — Ты ничего не предусмотрела, ничего не придумала?

— Нет еще.

— Ну хотя бы завтра ты свободна?

— Да… может быть…

— В Париже ты кажешься какой-то таинственной, — тихо сказал он.

— Ты ошибаешься…

Ей хотелось закричать. Но на нее строго смотрел женский портрет без рта и без носа. Элизабет вздохнула:

— О, Кристиан! Мне так много надо тебе сказать!

— Да, девочка моя, — сказал он тихо, встав. — Ты должна мне все рассказать. Я люблю, когда ты мне все рассказываешь о себе!

Он потянул ее за руки. Она встала так медленно, словно в нее вселилось что-то тяжелое. А потом были губы Кристиана. Он долго и сладострастно целовал ее и, наконец, повел в спальню. Элизабет вошла в комнату фисташкового цвета, с задернутыми шторами. На низком широком диване, конечно же, не было покрывала из шкурок сурка, а лежал чехол из блестящего красновато-коричневого сатина.

Она ему еще ничего не сказала. Он отдыхал, лежа рядом с ней, удовлетворенный, держа в пальцах наполовину выкуренную сигарету. Она же по-прежнему ощущала в себе струящийся огонь, обжигающий, легкий и нежный. Сладостные ритмы еще продолжали отзываться в ее сознании. Ей не удавалось вырваться из этих чар. «Я полна им. Он думает, что отдалился от меня, но я его удержала. Он живет теперь во мне». Эта мысль восхитила ее. Элизабет склонилась над Кристианом и поцеловала его в висок, там, где начиналась граница волос. Губами она ощутила, как кровь пульсирует в его жилах. Ей казалось, что она пила из теплого источника.

— Ты счастлив?

— Думаю, что ты не сомневаешься в этом, моя глупышка! Наша встреча — единственная в своем роде, она — само совершенство!

Он повернулся и прижал ее обнаженное тело к своей груди так нежно, что Элизабет отбросила все сомнения:

— Кристиан!

— Да?

Солнечный луч, пробившийся в щель между шторами, осветил профиль его лица, шею, мускулистую волосатую грудь. Прижавшись к плечу этой античной статуи, Элизабет продолжила тихим голосом:

— Кристиан, любовь моя…

— Что?

— Я жду ребенка…

Слова прозвучали странно в этой никому из них не принадлежащей комнате. Устремив взгляд на Кристиана, она ждала его реакции с огромной надеждой. Но он лежал неподвижно, молчал, как бы мечтая о чем-то, даже не нахмурив лба. Сигарета продолжала дымиться в его пальцах. Он медленно поднес ее к губам.

— Ты не слышал? — прошептала она.