— Какая неосторожность, дитя мое! — сказала Мази. — Вы же хорошо знаете, что в вашем положении возбуждающие напитки вредны.
— Этот кофе некрепкий, — сказала Элизабет.
— Это правда, — согласилась мадам Монастье. — Должна вам сказать, что он немного отдает цикорием. Евлалия, вероятно, подогрела нам вчерашний. И все же, согласитесь, вам надо бы отказаться от него. Когда я ждала Патриса, то врач — вы помните, мама, этого милого доктора Годфруа? — так вот, этот врач рекомендовал мне питательную и простую пищу, но запрещал специи, вино, крепкие напитки, кофе… Он говорил, что не следует утомлять себя, ни в коем случае не волноваться и советовал хотя бы немного поспать после каждого приема пищи. Вы очень мало отдыхаете, Элизабет.
— Я отдохну, если почувствую, что устала. Сейчас я очень хорошо чувствую себя. Вот уже четыре дня, как я не испытываю больше неприятных ощущений.
— Они могут повториться, дорогая, — сказал Патрис. — Позволь мне поехать с тобой в Париж.
— Нет-нет, — ответила Элизабет. — Глория пригласила меня к себе на чай, где будут ее сестра и подружки. Паскаля не будет дома. У нас собирается чисто женское общество. Что ты будешь делать там с нами?
— Это верно, — поддержала Элизабет мадам Монастье. — Единственный мужчина всегда некстати в женской компании, собравшейся выпить чаю.
— Хорошо, хорошо! Я не настаиваю! — сказал Патрис.
Поколебавшись с минуту, он добавил с наигранной небрежностью:
— Ты скажешь Глории, что ждешь ребенка?
— Конечно нет, — возразила Элизабет. — Еще слишком рано! И потом… я стесняюсь.
Мази, которая мелкими глотками пила вербену, поставила чашку на круглый столик и проворчала:
— Я понимаю, что вы не торопитесь рассказать вашим друзьям об этом счастливом событии, но со своей матерью вы не должны поступать так же. Несправедливо, что все мы здесь испытываем чувство радости, в то время как ваши родители ничего еще об этом не знают! Я уверена, что, узнав эту новость, они не поедут в Шапель-о-Буа, как они намеривались, а приедут в Париж, чтобы провести межсезонье вместе со своей дочерью.
Элизабет побледнела и тихо сказала:
— Да, конечно.
— Я буду рада встретиться с ними при таких благоприятных обстоятельствах, — сказала Мази.
Она оглядела Элизабет с головы до ног влюбленными глазами. С тех пор как доктор Бежар сказал, что она беременна, Элизабет стала идолом для всех членов семьи. Ее лелеяли, исполняли малейшие желания, терпеливо и даже с благодарностью выносили ее настроение.
— Надо будет также предупредить Дени и Клементину, — сказал Патрис.
Ему не терпелось довести до сведения всего мира о своем счастье.
— Да-да! Я съезжу к ним на днях, — подхватила Элизабет.
Она, сама того не желая, излишне пылко произнесла эти слова. Но никого это и не удивило. Теперь она была не такой, как все остальные женщины. Ее будущее материнство предоставляло ей все права.
— Ну что ж, пора ехать, — твердо сказала она.
— Уже?! — воскликнул Патрис. — Но сейчас только половина третьего!
Элизабет пожала плечами:
— Мне надо переодеться. Ведь Глория просила приехать пораньше. Потом, не могу же я ехать на большой скорости!
— Отлично, дитя мое! — сказала Мази. — Но только, Бога ради, будьте осторожны! Между нами говоря, я даже удивлена, что доктор Бежар позволяет вам водить машину в вашем состоянии.
— Ах, эта современная медицина! — сказала со вздохом мадам Монастье. — А по-моему, делай, что тебе нравится, и все будет хорошо!
Элизабет поцеловала свекровь, Мази и направилась к двери.
— Только оденьтесь потеплее! — крикнула ей вслед мадам Монастье. — А ты, Патрис, будь с женой построже! Я уверена, что она наденет свои туфли на тонкой подошве. Если у нее озябнут ноги, то будет поздно сожалеть об этом после ее возвращения!
Патрис присутствовал при том, как Элизабет переодевалась перед зеркалом. Фрикетта радостно крутилась вокруг своей хозяйки в надежде на то, что та возьмет ее с собой.
— Нет, — твердо сказала ей Элизабет. — Только не сегодня!
— Тебе очень идет беременность, — сказал Патрис. — Ты никогда не была такой красивой!
— Ты находишь?
Она неестественно рассмеялась и подставила ему щеку для поцелуя.
— До вечера, дорогой!
— Когда ты намереваешься вернуться?
— Думаю, к половине восьмого. А ты будешь работать?
— Да! Этот военный марш мне никак не удается. Это потому, что у меня не бойцовский характер.
Он проводил ее до гаража, открыл ворота сада и вышел на тротуар, чтобы понаблюдать за отъездом жены, такой маленькой за рулем такой громоздкой машины. Элизабет помахала ему рукой в окно и нажала на акселератор. В зеркале заднего вида она видела фигуру мужа, которая становилась все меньше и меньше, а потом и вовсе скрылась из виду. Но только выехав на центральную дорогу, она с облегчением почувствовала себя в одиночестве.
Кристиан приехал в Париж накануне. Он написал ей об этом в письме, и она сразу же позвонила ему с почты. Они договорились о встрече сегодня во второй половине дня. Он остановился в квартире своего друга, который привез его на машине из Межева и этим же вечером улетел в Лондон. Устраиваться таким образом было в духе этого человека. Во всех обстоятельствах он находил кого-нибудь, кто помогал ему в затруднительном положении. Неужели в нем было столько очарования, что никто не мог отказать ему в услуге? Ей хотелось верить в это всей душой, чтобы извинить свою слабость к нему. Она могла рискнуть чем угодно ради удовольствия увидеться с ним. Предлог чаепития в кругу подруг послужил именно этому. Патрис не будет проверять… Впрочем, даже мысль о том, что он может позвонить Глории, уже не пугала Элизабет. Она перестала быть осторожной. Наоборот, теперь ей был необходим шок, взрыв, объяснение, которые освободили бы ее от необходимости лгать и двойственного положения. Ее свекровь, Мази и Патрис были слишком добры к ней и потому доверчивы. Но они утомляли ее своим вниманием. Они обожали ее за ту надежду, которую она им дала, не догадываясь о той лжи, которая с каждым часом созревала в ее чреве. Ребенок был от Кристиана, и она была уверена в этом! Физические ощущения, даты — все совпало! Она прибавила скорость, обогнала грузовик и была вынуждена резко затормозить, чтобы не столкнуться с «ситроеном», ехавшим в противоположную сторону. Мимо проносились деревья, холмы, поля, деревенские и городские дома… Нет, она не станет обманывать Патриса до конца. Она никогда не сможет увидеть его склонившимся с любовью над ребенком, который ему не принадлежит, над ребенком другого мужчины… Она порвет с ним и построит свою жизнь с Кристианом. Возможно, он сожалел о том, что не женился на ней, когда будучи совсем еще юной она так наивно предложила ему это. Для них обоих настало теперь время исправить эту ошибку. Они были созданы друг для друга. «Мы с тобой одной породы, Элизабет!»
Дорожный указатель говорил о приближении Нантера. Она сбавила скорость и встала в ряд медленно едущих автомашин. Серые дома, люди на тротуарах, перекрестки, улицы…
При выезде из города машины увеличивали скорость. Элизабет обогнала несколько громыхающих грузовиков и пристроилась за большим «бьюиком». «Патрис! Он ни о чем не подозревает. Когда он узнает… — «Бьюик» затормозил на перекрестке. Его занесло, но водитель справился с управлением, и «бьюик» скрылся из виду. — Мне так хотелось бы сделать его счастливым! А Мази? Она такая старая и больная! Может быть, это убьет ее. А мама, папа? Они никогда этого не поймут. Они будут стыдиться меня. Не захотят больше видеть!» Она задохнулась от жалости ко всем этим людям, которых любила и которых предала. Особенно она переживала о матери. Амелия! Она была такой благоразумной, такой бескомпромиссной! Как же далеко находится Сен-Жермен от Межева! В тот самый момент, когда Элизабет больше всего будет нуждаться в защите и поддержке, она не сможет рассчитывать ни на кого. Грядущее одиночество испугало ее. И тогда она решительно и гневно сказала себе: «Нет, я не одна. У меня есть Кристиан!» Именно в него она вкладывала всю свою надежду. Приборная доска, скользкая ненадежная дорога. А где-то там ее ждал он. «Я люблю его! Я люблю его! Он все уладит! Он спасет меня!» Еще несколько километров. Голубой туман над крышами, блестящими от влаги. Автомобильные пробки на дорогах, поворот на площади Согласия, мост Нейи, ворота Майо, ведущие в загрязненный Луна-парк.
