Сложив губы в улыбку, он добавил:

— До скорого, Элизабет.

— Нет, не до скорого, — резко ответила она. — Вы не хотите встретиться завтра со мной около подвесной дороги?

Он отрицательно покачал головой и вышел. Какое-то время Элизабет чувствовала себя словно захлестнутая волной, оглушенная и ослепленная. Но тут новая волна ликования подняла ее на свой гребень. Теперь она была уверена в том, что Кристиан привязан к ней. Даже если она не придет к нему во второй половине дня, она теперь будет знать, где найти его.

Облегченно вздохнув, она подошла к сестрам Легран и сказала:

— Прошу извинить меня. Я задержала вас…

— Нисколько! — сказала Сесиль. — Глория еще не выучила письмо наизусть.

Глория только пожала плечами, не отрываясь от письма.

— Мужчина, с которым вы только что говорили, очень хорош! — продолжила Сесиль. — Кажется, я его уже видела на Рошебрюне.

— Да, — сказала Элизабет небрежно. — Это Кристиан Вальтер, один из моих приятелей.

— Во всяком случае, вы ему не безразличны!

— Да что вы!

— Да, да! Он прямо-таки пожирал вас глазами. Кстати, у него самого очень красивые глаза. И очень красивые зубы. Что же касается его шапочки, то я тоже хочу такую!

— Какая вы язва! — рассмеялась Элизабет.

— Нет, правда, ведь красивая была шапочка на этом господине, правда, Глория?

Но Глория не ответила, потому что ничего не видела.

— Я уверена, что если мы сейчас уйдем на цыпочках, она даже не заметит, что мы оставили ее одну, — прошептала Сесиль. — Вы идете, Элизабет?

Они вышли. Глория последовала за ними, продолжая на ходу читать письмо, словно кюре свой молитвенник. Фрикетта сбежала от них, скрывшись в маленьком переулочке, где ей надо было поприветствовать своих друзей. Пять минут спустя она догнала девушек около лавки аптекаря, где перед барометром собралась целая толпа. Сесиль вспомнила, что ей надо сделать кое-какие покупки: крем «Нивея», вата, тушь для ресниц. С продуманной небрежностью они вошли в магазин. Пробежав письмо в третий раз, Глория вдруг стала благоразумной:

— Поторопитесь! Люди ждут почту в гостинице!

Весело болтая, они возвращались в «Две Серны» под падающим прямо и бесшумно легким снегом. В холле Элизабет увидела мать и бросилась ей на шею:

— Элизабет! — воскликнула Амелия. — Ты задушишь меня! Что случилось?

— Ничего, мама. Ты видела этот снег? Это же чудо!

Жак с книгой в руке сидел около большого окна. Он приветствовал девушек сдержанным кивком головы. Мысли Элизабет были так далеки от него, что сначала она удивилась его поведению, затем вспомнила об их ссоре, как о давно прошедшем инциденте, не имеющем никакого значения. Находящиеся вокруг люди только и говорили о деле Ставицкого. Запах из кухни проникал в холл. Несколько клиентов поднялись и подошли к столу. Элизабет сидела перед тарелкой с двумя сардинами. Обед казался ей бесконечным. Она с трудом проглатывала пищу, казалось, что ее желудок сжался. После обеда мадам Лористон снова попросила заказать разговор с Майо. На этот раз ее попытка увенчалась успехом. Приложив трубку к щеке, с блестящими влюбленными глазами, она шептала:

— Это ты, Гастон?.. Да, здравствуй… Это я… Колетт… Я пыталась дозвониться тебе вчера вечером… А! Тебя не было дома, ты обедал в ресторане… Жози справляется с делами? Что она приготовила тебе на обед? Почему телячьи эскалопы? Я же сказала… Ну, ладно… Ты это любишь!.. Алло, не разъединяйте! Алло! Какая погода в Париже? У нас идет снег… Нет, я берегу себя… А ты?.. Я говорю: а ты?..

Сжавшись в своих кожаных креслах, клиенты молчали и делали вид, что не слушают разговор. Элизабет с нежностью наблюдала за мимикой этой женщины, которую волшебная нить связывала с далеко находящимся супругом, которого она слишком любила. Ее собственное счастье, казалось, усиливалось от счастья, которое она читала на лице другой женщины.

— У тебя много работы в конторе? Ах! Бедняжка!.. Если бы ты мог приехать ко мне!.. Это невозможно?.. Конечно! Алло, алло!.. Не разъединяйте!..

Она повторила три раза «не разъединяйте» тоном жертвы, умоляющей своего палача, затем положила трубку и задумчиво произнесла:

— Ну вот, разъединили.

Все разом вздохнули. За столами вновь послышались голоса. Леонтина подала кофе. Глория, Сесиль и мадемуазель Пьелевен вышли из столовой.

— Вы видели, Элизабет? — воскликнула Сесиль. — Снегопад прошел!

— Неужели? — сказала Элизабет.

— Да-да, посмотрите!

Они подошли к окну. Завеса тумана рассеялась. В воздухе не кружилось ни единой снежинки. В плотной белизне пейзажа темными пятнами выделялись лишь изгороди палисадников, торчащие ветви деревьев и редкие дымящиеся трубы.

— А не покататься ли нам? — предложила Сесиль.

— Что за мысль! — сказала мадемуазель Пьелевен. — Снег, вероятно, еще слишком сырой для катания. Будет лучше, если после обеда вы почитаете или напишете несколько писем.

— О нет, мадемуазель. Позвольте нам пойти туда! — попросила Сесиль. — У нас будет время почитать и написать в Париж. Мама велела нам как можно чаще бывать на свежем воздухе.

— У вас в голове только одни развлечения! — со вздохом сказала мадемуазель Пьелевен, положив на стол газету, открытую на странице с кроссвордами.

Шагая к подвесной дороге на Рошебрюн, Элизабет все время думала о приглашении Кристиана. Прийти к нему в квартиру казалось ей абсолютно нелепой затеей, и все-таки у нее пропала охота кататься на лыжах с Глорией и Сесиль. Дойдя до станции, она, однако, смирилась и встала с подругами в очередь перед окошечком кассы. Лыжники немного продвинулись, вместе с ними и Глория. Сесиль собиралась подойти к ней, но Элизабет удержала ее. Почему? Она и сама не знала. Люди, стоящие за ними, воспользовались этим и перешли вперед. Внезапно Элизабет приняла решение.

Она шепнула девушке на ухо:

— Послушайте меня, Сесиль! Мне надо побывать в деревне.

— Ах, да! — ответила та с лукавой улыбкой.

— Да. Поэтому я не смогу подняться с вами на Рошебрюн. Но я также не хочу возвращаться в гостиницу без вас. Мама не поймет…

Сесиль улыбнулась еще шире, и на щеках ее образовались ямочки.

— Я понимаю, — прошептала она. — У вас свидание с господином, у которого красивые зубы?

Элизабет посмотрела ей прямо в глаза и сказала:

— Да.

Такая откровенность удивила Сесиль. Из приятельницы она превратилась в доверенное лицо, в сообщницу. Ее взгляд стал серьезным.

— Как нам поступить? — спросила она.

— Нам надо будет где-нибудь встретиться в пять часов, — ответила Элизабет. — Ну, например, в кондитерской.

— Хорошо, — сказала Сесиль. — Можете на меня рассчитывать.

— Вы не очень сердитесь на меня?

— Конечно, нет. Это же так естественно.

— А Глория?

— Я разберусь с ней. Не беспокойтесь о таком пустяке.

— Благодарю вас, — сказала Элизабет. — Вы оказываете мне такую услугу!

Глория повернулась к ним и крикнула:

— Я беру билеты на всех?

— Нет, — возразила Сесиль. — Только на нас двоих. Элизабет не может пойти с нами. Я объясню тебе после.

И подтолкнув Элизабет за плечи, она добавила:

— Торопитесь!.. До скорого!

Они заговорщически улыбнулись друг другу. Элизабет ушла со станции, быстро надела лыжи и заскользила в сторону Межева по свежевыпавшему снегу. Все прошло нормально с сестрами Легран. Об остальном ей пока не хотелось думать. Ей так нравилось все неожиданное, что она предпочитала не лишать себя новизны своих радостей и огорчений, заранее представляя их себе. Может быть, это опыт катания с гор на лыжах научил ее видеть препятствие в тот самый момент, когда оно возникало перед ней? Как будто жизнь была всего лишь игрой, сравнимой с той, в которую она играла на заснеженных склонах. При всех обстоятельствах она рассчитывала на моментальное вдохновение, если придется выкручиваться из затруднительного положения или же получить дополнительное удовольствие.