Машина выехала за город и теперь набирала скорость. За ее окнами проплывали темные деревья. Свет фар разгонял ночь перед автомобилем.
— Ты знаешь, Элизабет, — тихо сказал он, — мы действительно созданы друг для друга!
Она услышала голос Кристиана, произносящего те же самые слова. Но прав был Патрис, а не Кристиан.
— Да, — ответила она тихо. — Я тоже так думаю, Патрис. Я люблю тебя…
Она сбавила скорость, и он поцеловал ее.
ГЛАВА VII
Элизабет положила телефонную трубку, выбежала из библиотеки, открыла дверь салона и крикнула:
— Патрис! Они приехали!
Патрис, работающий за маленьким столом возле рояля, резко встал, на лице его была радость:
— Уже? Они должны были быть здесь только завтра.
— Да, но они решили выехать днем раньше. Мама звонила из Парижа. Они ехали в автомобиле. И папа совсем не устал за рулем. Сейчас они у дяди Дени. Ждут нас. Собирайся побыстрее.
— Я мигом! — с готовностью сказал Патрис. — Это тебе надо поторопиться. Ты наверняка захочешь переодеть платье.
— Конечно. Но мне хватит для этого и пяти минут. Если мы поспешим, то сможем добраться до улицы Лепик к четырем часам. О, Патрис, как я рада! Мази! Мама!
Привлеченные громкими голосами, Мази и мадам Монастье появились в салоне. Элизабет выпалила им в лицо эту новость, как если бы взорвала праздничную хлопушку:
— Мои родители приехали!
Увидев, как расцвели лица обеих женщин, она взяла Патриса за руку и увела его в маленький домик. Стоя перед открытым шкафом, она заколебалась:
— Какое мне надеть платье?
— Серое с белым воротничком! — ответил Патрис.
— В нем я похожа на девочку!
— Тогда зачем ты спрашиваешь мое мнение?
— Надену-ка я синий костюм, — решила Элизабет.
Портниха из Сен-Жермена сказала ей на примерке, что этот костюм строгого покроя делает ее очень женственной. Одеваясь перед зеркалом, Элизабет наблюдала за тем, как одевается ее муж. Ей хотелось, чтобы они выглядели красивой парой. В самый последний момент она заставила его сменить коричневый галстук на бордовый с белыми полосками. Обернувшись к ней, Патрис воскликнул с восторгом:
— Бог мой! Как же ты хороша!
Она повернула голову в одну, потом в другую сторону и согласилась, что синий костюм придавал ей солидность. За руль автомобиля села уже элегантная дама лет двадцати пяти. По дороге ей удалось компенсировать свое нетерпение быстрой ездой. Патрис сидел застывший от беспокойства, искоса поглядывая на жену и не говоря ни слова. Но в Париже пробки заставили Элизабет сбавить скорость. Она нервничала, перестраивалась из одного ряда в другой, обгоняла поток машин на третьей скорости, чертыхаясь, сигналила, словно была за рулем пожарной машины, которую все другие обязаны пропускать. Несмотря на разного рода ухищрения, было уже более четырех часов, когда она наконец остановила автомобиль у кафе.
Услышав стук хлопнувшей дверцы машины, Пьер и Амелия выбежали на тротуар. Они, правда, не изменились, но у Элизабет было такое впечатление, что она уже очень давно их не видела. Она бросилась к ним в объятия, покрывала их лица поцелуями, осаждала своими вопросами, забывая ответить на их собственные. Патрис, молча наблюдая эту сцену, стоял рядом и застенчиво улыбался с видом счастливого зятя. Элизабет была очень тронута, когда услышала, как Патрис сказал:
— Здравствуйте, мама, здравствуйте, папа.
Все вместе они вошли в зал, и там семейные узы окрепли еще больше, потому что Дени и Клементина, обращаясь к Патрису, называли его кузеном. К счастью, в этот час дня в кафе был только один клиент, стоявший у стойки. Дени сдвинул два столика и налил белого вина. Три супружеские пары дружно подняли бокалы. Хотя они уже и рассказали друг другу о главном в письмах, они стали все это повторять при встрече с новым удовольствием. Разговор переходил от одной теме к другой. Говорили о музыке к фильму, о домике в Сен-Жермене, о водительских правах Элизабет, о зимнем сезоне в Межеве, о здоровье дедушки, о Мази, о мадам Монастье, о канатной дороге на горе Арбуа. Не выпуская руки Элизабет, Амелия не сводила с нее глаз, находя свою дочь еще более похорошевшей:
— Синий костюм тебе очень к лицу, доченька!
— Правда, мама? Он нравится тебе? — воскликнула Элизабет. — Мне сшили его в прошлом месяце.
И она провела пальцами по отвороту пиджака. Сидя между родителями, она с удивлением ощущала себя одновременно юной девушкой и замужней женщиной. Ей хотелось понравиться отцу и матери, и все-таки она теперь принадлежала мужу. Конечно, Патрис чувствовал себя немного не в своей тарелке в этом парижском бистро. Но и в этой обстановке он не утратил своего очарования. Глядя на него, сидящего перед бокалом белого вина, можно было подумать, что он всегда жил среди простых людей. Элизабет была признательна ему за его естественное поведение в новой для него среде. Клементина разглядывала его с каким-то недоверчивым восхищением. Ее ногти были покрыты красным лаком, под глазом появилась родинка, а темно-каштановые волосы были перекрашены в соломенный цвет.
— Еще вина, кузен? — предложил Дени.
Элизабет опасалась, что Патрис откажется, но он охотно согласился. Дени наполнил бокалы. Клементина подняла свой, оттопырив мизинец и прикрыв подведенные веки. В это время клиент за стойкой крикнул:
— Патрон, повторите!
— Сию минуту! — ответил Дени.
Эти простые слова всплыли в памяти Элизабет и вернули ее на десять лет назад, в запах аперитивов и деревянных опилок, звон посуды и гул голосов. Волосы, завязанные узлом, голые колени под черным фартуком, мать в кассе, отец, открывающий края пивного насоса…
— Расскажи же нам Элизабет, как вы все-таки обставили дом сторожа? А у твоих канареек еще нет птенцов? А как поживает Фрикетта?
Элизабет вспоминала, как она возвращалась из школы, как взрослые расспрашивали ее об успехах…
— Это винишко я покупаю не в Берси, а прямо у изготовителя, — сказал возвратившийся Дени.
— Это чувствуется! — одобрительно кивнул Пьер, прищелкнув языком.
Он с минуту подумал и затем добавил:
— На обратном пути в Межев мы поедем по шестой национальной дороге. Мне хочется заскочить в Бургундию. Водить этот старый «Рено» — сплошное удовольствие! Ни одной поломки от Шапель-о-Буа до Парижа, вы представляете?
Дочь и зять изобразили вежливую заинтересованность на лицах, и Пьер ударился в подробный рассказ о своей поездке. Воспоминание об этом подвиге подстегивало его. Он перечислял названия всех населенных пунктов, через которые они с Амелией проезжали. Когда он говорил, жена подбадривала его улыбкой, в которой ощущалась материнская гордость. — Твой отец водит превосходно! Я ни разу не испугалась. А ведь мы ехали очень быстро!
— Да, я ехал со средней скоростью, — сказал Пьер, — по крайней мере до Шатору. Потом пошла разбитая дорога. А в стороне от Вьерзона она стала еще хуже после дождя. Буксовали как на масле!
— Но отец крепко держал руль, — быстро вставила Амелия. — И нас ни разу не занесло в сторону.
— Твоя машина здесь? — спросила Элизабет.
— Нет, — ответил Пьер. — Я оставил ее в гараже у Орлеанских ворот. Я не люблю ездить по Парижу.
— А я уже привыкла, — сказала Элизабет, — теперь уже совсем не боюсь.
Амелия с недоверием взглянула на дочь, словно засомневалась относительно пола своего ребенка, и тихо проронила:
— Странно, что тебе нравится водить машину!
— Я хотел бы взглянуть на вашу тачку, — сказал Дени. — Я не успел разглядеть ее. Это «форд»?
— Да, — ответил Патрис.
Трое мужчин вышли из кафе и направились к автомобилю. Клементина склонилась к Элизабет и, закатив глаза, прошептала:
— Как он хорош, твой Патрис!
— Правда? — спросила Элизабет, покраснев от удовольствия.
— О да! — продолжила Клементина. — Такой представительный, воспитанный, артистичный! Я все время боюсь ляпнуть перед ним какую-нибудь глупость. Как он сочиняет музыку? Он придумывает ее в голове или прямо на рояле?
