Дома все с нетерпением ожидали результатов экзамена. Мази встретила Элизабет как триумфатора и велела подать к обеду бутылку шампанского. Этим она хотела пробудить честолюбие своего внука. Он выпил бокал за успех новоявленного автомобилиста-любителя и воспользовался этим, чтобы сказать, что он никогда не будет оспаривать право на вождение автомобиля.

— Терпение! Мы убедим его, — прошептала Мази Элизабет, выходя из-за стола.

Автомеханик пришел осмотреть «Форд». Подвинтив несколько гаек, налив в бак бензина и накачав шины, он завел двигатель. Мази, мадам Монастье, молодая и старая Евлалии прибежали, чтобы полюбоваться Элизабет, садящейся в автомобиль. Патрис решил сопровождать свою жену в этой первой автомобильной прогулке. Она улыбкой поблагодарила его, когда он усаживался рядом, с напряженным и бледным, но храбрым лицом. Не осознавая опасности, Фрикетта прыгнула на заднее сиденье. Ворота сада были распахнуты. Стоя посередине тротуара, механик жестикулировал рукой, предупреждая прохожих. Элизабет подняла подбородок и робко нажала на педаль стартера. Колеса забуксовали в гравии. «Форд» зарычал, выпустил клуб сизого дыма и медленно поехал к воротам.

— Ах Боже мой! — простонала старая Евлалия. — Лишь бы с ними ничего не случилось!

Элизабет объехала квартал, перевела рычаг на третью передачу и набрала скорость.

— Куда ты едешь? — спросил Патрис.

— К лесу.

— Тебе придется ехать по улице Республики.

— Ну и что?

— Там оживленное движение!

— Увидим, — сказала она, притормозив перед большим грузовиком.

Патрис инстинктивно уперся ногой в пол, как бы тормозя одновременно с ней. Грузовик исчез за поворотом.

— Он даже не дал сигнала поворота, — проворчала Элизабет. — Вот уж действительно, сколько же этих идиотов-водителей на дорогах!

— Да, надо быть очень осторожной, — подтвердил Патрис.

Она заглушила мотор, потом снова включила, и машина рывком сдвинулась с места. Патриса на этот раз отбросило назад.

— Извини, — сказала Элизабет. — Сиденье установлено на слишком большом для меня расстоянии. Я иногда не попадаю на педали.

— Осторожно! — вскрикнул он, втянув голову в плечи.

Машина краешком задела велосипедиста и как ни в чем не бывало, рванула к перекрестку.

— Ты не заметила его? — спросил Патрис.

— Кого?

— Велосипедиста!

— Конечно, заметила.

— Ах, так!

Подъезжая к улице Республики, она замедлила ход с похвальным благоразумием и даже выставила руку в окошко, как ее учили. Водители скоростных машин, обгонявших ее, извергали ругательства.

— Мы никогда не проскочим перекресток, — вздохнул обессиленный Патрис. — Не хочешь ли ты развернуться и поехать домой?

— Нет, — ответила Элизабет. — Я хочу в лес!

— Но на этом перекрестке нет даже регулировщика!

— А он и не нужен.

Напряженно глядя вперед, стиснув зубы, она продолжала медленно приближаться к опасному участку.

«Форд» уже оказался на улице Республики, какая-то черная машина, ехавшая слева, резко вильнула в сторону, чтобы с ним не столкнуться.

— Нахал! — сказала возмущенно Элизабет. — Еще чуть-чуть и он бы задел меня. Он же был не прав! По-моему, приоритет был у меня.

— Может быть, — выдохнул Патрис. — Но, мне казалось, что та дорога главная.

— Ну и что же? Я должна сто часов ждать пока все проедут?

Возмутившись, она еще немного проехала вперед. Перед ней остановился «Бьюик» с открытым верхом. Из него выглянул водитель с побагровевшим от возмущения лицом. Блондинка, сидевшая рядом с ним, насмешливо сказала:

— Ну конечно. Ведь за рулем женщина!

В скоплении остановившихся машин раздались гудки.

— Давай вперед! — сказал Патрис. — Ты же всем загородила дорогу!

Чтобы перейти на первую скорость, Элизабет с такой силой дернула за рычаг, что раздался отчаянный скрип. «Форд» не сдвинулся ни на сантиметр, и тогда лай клаксонов усилился. Элизабет была одна против ненавидящих ее водителей. На ее лбу выступили блестящие капельки пота. Она повторила свой маневр, и на этот раз ее машина все-таки тронулась. Не обращая внимания на множество автомашин, летящих в обратном направлении, она выехала на тихую улицу. Патрис вытер пот с лица.

— Главное — это не терять голову, — сказала Элизабет. — Только очень нервные люди создают аварийные ситуации. Ты испугался?

— Нет, — ответил он, что, впрочем, получилось у него довольно искренне.

Они немного поездили по тихим лесным дорожкам.

Время от времени на песчаной аллее появлялись наездники. Фрикетта уткнулась носом в стекло дверцы.

Элизабет и Патрис вышли из машины, чтобы прогулять собачку. Та резво побежала между деревьями, обнюхала два-три куста, и, не обнаружив для себя ничего интересного, сама прыгнула назад в машину. Элизабет снова села за руль с абсолютно довольным видом. Прищурив глаза и таинственно улыбаясь, она упивалась лесным воздухом.

— Ты не хочешь сам попробовать? — предложила она.

Патрис отказался. Потом посмотрел на часы:

— Уже поздно… На первый раз достаточно…

На обратном пути они без проблем пересекли тот злополучный перекресток на улице Республики. Успокоившийся Патрис постукивал пальцами по приборному щитку. Когда они подъезжали к дому, он даже закурил сигарету. Наконец появились ворота. Они так и оставались открытыми. Стоя на тротуаре словно на конце мола, четыре обеспокоенные женщины ожидали прибытия «парохода в порт».

Выйдя из машины, Патрис сказал:

— Элизабет отлично водит машину!

На следующий день Элизабет решила закрепить достигнутое и вместе с Патрисом выехала на самые людные улицы города. Ей решительно все удавалось. Довольная своими успехами, она написала родителям, сообщив им, что теперь стала опытным автомобилистом. Они сразу же ответили, заклиная ее быть осторожной. Письмо было написано Амелией. Она сообщала новости о жизни в Межеве: в «Двух Сернах» еще было много клиентов. Русский повар по-прежнему оставался на высоте своего кулинарного искусства. Строительство канатной подвесной дороги на горе Арбуа быстро продвигалось, и в декабре она должна быть пущена в эксплуатацию. Мать спрашивала в письме виделась ли Элизабет с Дени и Клементиной в последнее время? Дочь должна была обязательно нанести им визит вместе с мужем. «Что же касается нас, — писала Амелия, — то мы думаем закрыть гостиницу тринадцатого сентября, съездить в Шапель-о-Буа к дедушке и отдохнуть в Париже до начала зимнего сезона. Какая радость увидеть тебя счастливой, деточка моя! Я считаю дни, оставшиеся до нашей встречи. Твой папа и я нежно целуем тебя и Патриса. Закончил ли он наконец свой большой труд, о котором ты нам писала?»

«Большой труд», который должен быть закопчен к седьмому сентября, был закончен только десятого.

Вечером этого памятного дня Патрис пригласил бабушку, мать и Элизабет в салон, чтобы сыграть им свое сочинение. Эти музыкальные фрагменты, написанные для того, чтобы звучать в промежутках между комментариями диктора, читающего текст, обеспокоили Элизабет своим диссонансом. Даже Мази напряглась под натиском оглушительных звуков. Когда Патрис сделал заключительный аккорд, она сказала:

— Это красиво! Очень красиво!.. Но надо иметь крепкую голову, чтобы слушать это!

Патрис всех успокоил, объяснив, что исполнение на фортепиано показывало его произведение только в общих чертах и что оно станет объемным, глубоким и необычайно поэтичным, обретет все краски и нюансы, когда будет исполнено оркестром. Они попросили его еще раз сыграть некоторые пассажи. Музыка была действительно великолепна. Элизабет укорила себя за то, что не оценила ее при первом прослушивании. Она смотрела на своего мужа, на его склонившийся над клавишами бледный и тонкий профиль, на его черные трагические глаза, на плотно сжатые губы. Его пальцы бегали по клавишам с умопомрачительной быстротой. Время от времени он поднимал плечи, раскачиваясь всем корпусом. Был ли он красив или уродлив? Она не могла себе ответить. Она любила его. Она была горда тем, что стала его женой.