— Я сделала вид, что ничего не заметила, чтобы избежать скандала, — сказала Амелия. — Но этого нельзя так оставлять!

Элизабет, присутствовавшая в комнате родителей при этом разговоре, вмешалась, чтобы успокоить мать:

— Может быть, он просто хотел пошутить с Леонтиной, вот и все…

— Не говори того, чего не понимаешь, — ответила Амелия. — Есть некоторые вольности, которые женщина допускает только в том случае, если она готова уступить и в остальном. Теперь я буду следить за ними в оба!

За вторым завтраком Элизабет с улыбкой наблюдала за маневрами матери. Подходя к окошечку, Леонтина нагибалась, чтобы взглянуть на шеф-повара, стоявшего у плиты. Амелия тут же вставала перед ней, говоря строгим голосом:

— Передавай заказ.

— Овощи, два, — говорила Леонтина, вытянув шею, пытаясь хоть что-нибудь увидеть из-за плеча хозяйки.

Но Амелия передвигалась одновременно с экономкой, загораживая ей вид. Потом, повторив заказ, раздраженно говорила:

— Чего вы ждете, Леонтина? Вы же слышите, вас зовет мадам Греви!

К удивлению Элизабет, эта игра в прятки длилась в течение всего завтрака. «Как мама, однако, наивна, — подумала она, — как она не может понять того, что уж если они захотят видеться и говорить друг с другом, они это сделают и за ее спиной после работы?»

Однако урок, данный Амелией, сделал свое дело, судя по тому, что Леонтина подавала кофе с бледным и недовольным лицом. Фрикетта по очереди подходила к каждому, выпрашивая кусочек сахара. Она настолько обнаглела, что Элизабет отчитала ее перед всеми, обращаясь к ней нарочито на «вы». Тогда собачка попросилась на улицу и, когда ей открыли дверь, она с трагическим видом уселась на крыльце.

Несколько клиентов уже собирались идти на Рошебрюн. Глория присоединилась к ним. Сесиль предпочла с Жаком пойти на каток. Но только как он дойдет до него? Жак вышел, прихрамывая и опираясь одной рукой на лыжную палку, а другой на плечо девушки. Элизабет смотрела на их удаляющиеся фигуры и почувствовала себя неприкаянной: Кристиан сказал, что сегодня не сможет увидеться с ней во второй половине дня, потому что дает частный урок в четыре часа. И все-таки она решила пойти к нему без предупреждения и провести с ним хоть немного времени до прихода ученика.

— Тебе ничего не надо, мама, — спросила она у Амелии. — А то я хочу пройтись по магазинам в деревне.

— По каким магазинам?

— Мне нужно купить лыжные носки, а то мои совсем износились. Говорят, что в магазине у Лидии есть отличные носки! А потом я встречусь на катке с Сесиль и Жаком.

— Только не задерживайся допоздна!

— Хорошо, мама.

Часы показывали три, когда она постучала в дверь Кристиана. Он принял ее в коридоре, потому что ученик уже пришел.

— Я думала, что он придет только в четыре, — разочарованно сказала Элизабет.

— Я тоже. Но, как видишь, он пришел пораньше. Входи же, я представлю тебя ему. Это очень милый мальчик!

— Нет, нет, — Элизабет покачала головой. — Мне совсем не хочется знакомиться с ним.

Вытянув шею, она увидела в полуоткрытую дверь красивого юного блондина, сидящего на диване. Ворот его рубашки был расстегнут. Сигарета дымилась в его руке. Он листал какую-то книгу.

— Как долго он пробудет у тебя? — спросила она.

— До пяти, до пол-шестого. Для тебя это будет не слишком поздно?

— Да…

— Тогда увидимся завтра, как и договорились. Я люблю тебя, ты знаешь! Я думаю о тебе! Я сгораю от нетерпения!..

Кристиан поцеловал Элизабет в щеку и проводил по лестнице до двери. Когда он поднялся к себе, Элизабет, поколебавшись, вернулась, поднялась на четыре ступеньки и прислушалась. За закрытой дверью слышался мужской смех. Взволнованная, она снова вышла на улицу. Фрикетта сидела перед мясной лавкой и ждала ее.

— Что ты здесь делаешь, Фрикетта? — воскликнула девушка. — Я же запретила тебе идти за мной!

Счастливая собака тяжело задышала, высунув язык. В ее глазах было столько нежности, что Элизабет почувствовала себя обезоруженной.

— Ну ладно, идем, — сказала она примирительно. — Купим носки у Лидии.

В магазине Лидии полки ломились от притягивающих взор товаров: пуловеры с геометрическим рисунком из межевской шерсти, лыжные ботинки, варежки, непромокаемые куртки, ремни. Стоя перед прилавком, три элегантно одетые покупательницы рылись в картонной коробке с платками.

— А этот сколько стоит, Лидия?

— Лидия, вы уступите мне подешевле этот слегка подлинявший голубой платок?

— Не бери его. У Жильберты Коэн точно такой же, правда, Лидия?

Оставив своих клиенток, Лидия подошла к Элизабет и показала ей последние модели носков в широкую полоску ярких расцветок. Но девушка так задумалась о Кристиане, о блондине, об этом смехе за дверью, что никак не могла решиться что-нибудь выбрать. Выйдя из магазина, она не смогла бы даже сказать, что в конце концов купила. На каток она пошла безо всякого энтузиазма.

Жак сидел на краю террасы, подставив лицо солнцу. Больную ногу он положил на стул. Сесиль выполняла перед ним различные фигуры, скользя по серому поцарапанному льду. Элизабет приказала Фрикетте сидеть на месте, а сама зашла за коньками в пункт проката и тоже выкатилась на лед. Но от музыки, льющейся из репродуктора, у нее только разболелась голова. Катающихся было очень много. Она подошла к Жаку и облокотилась о перила. Сесиль сразу же подлетела к ним, словно ангел-хранитель. «Вот это славно! — сказала себе Элизабет. — Она не хочет оставлять меня наедине с ним. Я им мешаю».

— Правда, я делаю успехи, Жак, — проговорила Сесиль медовым голосом, стуча коньками по деревянному полу террасы.

— О! Вы катаетесь просто отлично! — ответил он. — Когда заживет моя нога, мы составим отличную спортивную пару!

Сесиль уселась рядом с ним на табурет, и они обменялись еще несколькими словами уже шепотом. Держась за руки, они улыбались друг другу. Элизабет стало скучно. Вдруг она почувствовала, что кто-то стоит за ее спиной. Она оглянулась и увидела Патриса Монастье.

— Я прогуливался и увидел вас со стороны дороги. Вы уже не катаетесь?

— Нет, — ответила она. — Слишком много народу!

— А что вы сейчас собираетесь делать?

— Не знаю. Скорее всего вернусь в гостиницу.

— Вы не хотите выпить со мной чаю в «Мовэ Па»?

Элизабет была абсолютно свободна, и это предложение заинтересовало ее.

— С удовольствием, — недолго думая, сказала она.

Обращаясь к Жаку и Сесиль, она спросила:

— Вы идете с нами?

— Может быть, попозже, — ответил Жак.

Элизабет сняла коньки, положила их в шкафчик и подошла к Патрису Монастье. Фрикетта тоже вознамерилась пойти в «Мовэ Па». Ее хозяйке пришлось выразить возмущение по этому поводу:

— За кого вы себя принимаете, Фрикетта? Немедленно возвращайтесь домой!

Фрикетта явно колебалась.

— Домой! Домой! — повторила Элизабет строгим голосом, показывая пальцем в сторону гостиницы.

И Фрикетта ушла, опустив уши, как и положено порядочной собаке.

Зал в «Мовэ Па» был освещен мягким оранжевым светом. Оркестр играл для нескольких танцующих пар. Элизабет и Патрис Монастье сели за маленький столик в нише и заказали чаю с тостами.

— Вы часто ходите сюда? — спросил юноша.

— Нет, — ответила Элизабет. — Но мне здесь нравится. У них очень хороший оркестр, вы не находите?

— Отличный. Когда я слушаю его, то начинаю сожалеть о том, что не умею танцевать.

— Этому можно научиться, — улыбнулась Элизабет.

Он отрицательно покачал головой:

— Я не умею танцевать, кататься на коньках и на лыжах… Вы, наверное, подумали, зачем в таком случае я приехал в Межев?

— Вы приехали отдохнуть! Ваша мать сказала мне, что вы были серьезно больны…

— Да, плеврит. Но сейчас мне гораздо лучше. У меня вновь появился интерес к жизни, к музыке…

— Вы опять начнете давать концерты?

— Нет. Мне никогда не стать виртуозом. У меня нет воли, терпения, наконец, умения создать себе рекламу. Мои бабушка и мать, у которых амбиций хватит на четверых, отдали меня в руки импресарио. Два жалких турне по второразрядным курортам! Я вернулся домой разочарованный, разбитый и больной… Больше этого не повторится…