Через много лет, во времена «перестройки», я прочитал в «Огоньке» Коротича статью о Василии Сталине и впервые увидел его фотографии.
…На меня смотрел человек, очень похожий на Юрку Сталина!
Глядя на фотографию Юрки, я подумал: интересно, как сложилась судьба этого обычного мальчишки с такой необычной фамилией?!
«Красная казарма»
Товарный состав подходил к станции «Угольная».
Сережа стоял так, чтобы оказаться в конце состава. Вдалеке он видел своего друга–однокашника Вадима Иванова, который стоял там, где должен быть первый вагон. Как только поезд остановился, мальчишки побежали друг к другу. Нужно было за несколько минут остановки найти единственный не запломбированный вагон, у которого задвижка была бы не закрыта. Сережа увидел, что Вадим остановился, и ускорил бег. Когда он подбежал, приятель уже открывал тяжелую дверь. Мальчишки впрыгнули в вагон, и состав тронулся.
В полутемном вагоне ребята быстро разглядели, что они не одни.
— Добро пожаловать, — раздался веселый голос.
Они оказались в «теплушке». Справа от двери были встроены в три яруса деревянные нары, на которых расположился целый табор: старики и дети, торговки и цыгане, прочие интересные люди. Слева было наброшено сено и стояли какие–то ящики. Кто–то предложил им закусить. На импровизированном столе–ящике появились сало, домашняя колбаса, огурцы, помидоры и прочее. Приятели с удовольствием налегли на еду.
Одна из женщин предложила:
— Выпейте молока, — и налила из большого бидона две алюминиевые кружки.
Ребята взяли кружки и сели на пол вагона у вновь открытой двери, свесив ноги вниз и наслаждаясь ветром. Поезд мчался вдоль залива, никаких остановок до Владивостока уже не должно быть.
Сережа вспомнил, как он с семьей почти два года тому назад ехал на поезде «Москва — Владивосток». В течение двух недель, пока поезд добирался до конечного пункта назначения, постоянно пропуская товарные и воинские эшелоны, обитатели купейного вагона, — офицеры и их семьи, — ехали как в коммунальной квартире на колесах. Мужчины расхаживали по вагону в майках и в галифе на подтяжках, в домашних тапочках, женщины — в расписных («китайских») и простеньких ситцевых халатах, дети всех возрастов бегали по коридору, затевая шумные игры. Сереже все было интересно, он редко отрывался от окна. За Волгой война не коснулась городов и сел. Вокзалы и станции были целы и на них бурлила рыночная жизнь. Остановки иногда были долгими. Нередко поезд останавливался вообще посреди поля или леса. Стояла ранняя осень, и можно было погулять, нарвать цветов или набрать грибов. Когда московский поезд шел вдоль берега Байкала, после выхода из длинного туннеля он вдруг остановился. Машинист дал длинный гудок. Высоко на скале, над выходом из туннеля, был хорошо виден огромный барельеф Сталина, который высекли из камня заключенные, строившие туннель. Долгий путь из Крыма на Дальний Восток воспринимался тогда Сережей как путешествие на другой конец Земли…
Товарный состав, проскочив пассажирский вокзал, остановился на «Товарной». Все обитатели, не торопясь, высыпали из вагона и разошлись по своим делам. Было еще утро, день только начинался. Ребята, прежде чем отправиться в город, уточнили у осмотрщиков вагонов, когда и какой именно состав уходит вечером.
Весь день они гуляли по городу, ели мороженое и пили «газировку», зашли в кинотеатр. Посмотрели новый «шпионский» фильм «Тень у причала», из–за которого, собственно, они и предприняли это рискованное путешествие. О новых фильмах они узнавали заранее из программок, которые выдавались перед сеансами.
Когда ребята вышли на центральную улицу им. «25-летия Октября», Сережа показал на балкон третьего этажа одного из домов.
— Здесь живет семья папиного друга. Они вместе служили матросами в Макаровском военно–морском училище в начале войны. Тогда же и я появился на этом свете. Потом отца отправили под Ленинград, где он и начал войну. А мы с ним встретились уже в Будапеште после победы. Потом был Крым. Когда мы вернулись во Владивосток, несколько дней жили на этой квартире. У них такие замечательные книги! Джек Лондон, Жюль Верн, Майн Рид, — целые собрания сочинений.
— А почему ты сейчас не хочешь к ним зайти? — спросил Вадим.
— А как я им объясню свое появление? И завтра мои родители будут знать, что мы с тобой были в городе.
— Да, и мои тоже, — согласился приятель.
К вечеру ребята вернулись на «Товарную», нашли свой состав, но «пассажирского» вагона в нем не оказалось. Пришлось ехать на открытой тормозной площадке. Здесь уже не было комфорта, но летом было вполне терпимо. Когда поезд стал набирать скорость, вырвавшись из города, Вадим спросил:
— Ну что, тебе понравился фильм?
— Да, так себе, — ответил Сережа. — Вот, «Они были первыми» с Юматовым — это фильм! В нем, помнишь, была такая хорошая песня: «За Рогожской заставой…»
— А вот мне больше понравилась «Тревожная молодость», которую мы смотрели с тобой прошлый раз, — сказал Вадим и запел:
— «И снег и ветер, и звёзд ночной полёт»,
— «Меня мое сердце в тревожную даль зовёт»! — подхватил песню Сережа.
Так, под стук колес распевая во все горло любимые песни, они благополучно доехали до своей станции. На обратном пути состав здесь уже не останавливался, но, заходя в этом месте на крутой поворот, замедлял ход. С лестницы тормозной площадки прыгать на ходу было намного легче, чем прямо с вагонной платформы. Поэтому и на этот раз все прошло, как всегда.
Уже вечерело. Ребята быстро прошли небольшое село Угловку и подошли к КПП гарнизона. Здесь располагался полк морской авиации. Вадим жил в центральном городке, где находилась десятилетняя школа, в которой ребята закончили седьмой класс. Сережа жил в другой части гарнизонного поселка.
— Пойдёшь пешком через лес, — спросил Вадим, — или будешь ждать «попутку»?
— Да, нет — подожду немного. Пока! Завтра я жду тебя.
— До завтра, — и Вадим прошел в проходную…
Вдали показались огни приближавшейся машины. Когда машина, это был грузовик, подошла к КПП, она, как положено, притормозила. Военным машинам было категорически запрещено подбирать по дороге «посторонних». Поэтому Сережа догнал машину и быстро забрался в кузов. Он проделывал это часто и знал, что, через три километра машина будет вынуждена вновь притормозить у заброшенного железнодорожного переезда. Этого было достаточно, чтобы спрыгнуть. Через несколько минут он уже был в «Красной казарме».
Здесь у самого леса стояли два двухподъездных трехэтажных кирпичных дома для офицерских семей. И вдалеке от них через пустырь, на котором было устроено футбольное поле, — большая четырехэтажная казарма из потемневшего от времени красного кирпича, которая и дала название этой части военного городка. Эта казарма была, очевидно, построена еще в дореволюционное время, но хорошо сохранилась. В ней, кроме матросских «кубриков» и большой столовой, на первом этаже находился оснащенный спортивными снарядами спортзал, где Сережа часто занимался гимнастикой. Здесь же были матросский клуб, где постоянно крутили военное или «трофейное» кино, и великолепная библиотека!
Сережа стал постоянным читателем этой библиотеки. Он находил и брал домой интереснейшие книги по истории русского флота, труды и записки русских мореплавателей, морские журналы и справочники. Он составил для себя морской словарь истории и терминологии русского флота. Завел папку чертежей и рисунков знаменитых русских кораблей…
Их квартира была на втором этаже и состояла из двух комнат и кухни. На кухне стояла большая печь, которая отапливала квартиру и на которой зимой мать готовила еду. Все «удобства» находились во дворе…
Сережа открыл дверь.
— Мам, привет, — сказал он. — Папы еще нет?
— Сейчас отец должен быть. Раздевайся. Ты где был весь день? — спокойно спросила мать.
