Честно, Лима не желала такой ответственности. Что ей теперь делать?

- Говорите!

Лима молчала. Даже сосредоточиться было трудно.

- Говорите!

Она вздрогнула.

- Ничего мне неизвестно. Я ничего не знаю о бунтовщиках.

- Ваши проблемы еще не начинались! Говорите, и вы получите хорошую горячую еду и горячий душ, одежду и теплую камеру! Говорите!

- Нет. Мне нечего сказать. - Лима с трудом выговаривала каждое слово. Со стороны могло показаться, что она отлично держится, но впечатление было обманчивым. Ее выворачивало наизнанку от ужаса.

Церберы сорвались с места. Лима не успела и охнуть, как ее стул опрокинули назад. Один олимпиец держал его под углом в тридцать градусов над полом, другой накинул тряпку Лиме на нос, прижал, оставив рот открытым.

Она забилась, задергала ногами в пустоте, но ничего не достигла.

- Я предупреждал.

Невозможно было ничего разглядеть, но Лима слышала, как похититель подошел к стулу и остановился с левой стороны.

Полилась вода. Струю олимпиец направил на ее нос, закрытый тряпкой. Лима завизжала, но тут же начала захлебываться. Вода оказалась в носу, затекала в рот. Дышать она могла лишь крошечными порциями.

- Все закончится по вашему слову, - прогудел олимпиец.

Лима поняла, что еще немного и захлебнется. И тут вода прекратила течь. Стул опустили на пол, и он придавил ей руки, заведенные назад.

Лима закричала от боли, завыла, перемежая крик натужным кашлем. Ее вырвало слюной. Резким движением она смогла перевернуться на бок.

Кто, интересно, издает эти ужасные звуки, пронеслось в мозгу. Как будто ревет раненное животное.

Это она сама. Больше некому.

Возле ее головы монолитом застыл черный ботинок.

- Ваше решение, - произносит олимпиец. - Будете отвечать на наши вопросы?

Клеон умрет, а вместе с ним и все остальные?

- Нет, - еле слышно отозвалась Лима.

Что произошло дальше, она плохо помнила. Наверное, ее ткнули электрошоковой дубинкой. Замечательный эффект на мокрое голое тело! Дикая скручивающая боль, ослепительный фейерверк в голове - и темнота.

Как хорошо.

Когда она пришла в себя, то заметила рядом с матрацем, на котором лежала, деревянную миску с какой-то бурдой. Что это, Лима не поняла, но запах уловила. Еще толком не проморгавшись, она набросилась на еду и, как собака, мигом проглотила все, а затем вылизала посудину. Рядом стоял деревянный же стакан с водой. С ней Лима расправилась в три глотка.

Возможно, зря она так спешила. Желудок болезненно скукожился и вполне мог выбросить из себя то, что в него закинули.

Лима перевернулась на спину и ждала дальнейших событий. В конце концов, желудок прекратил свои фокусы. Она рыгнула, прикрыв рот по привычке.

Сейчас, наверное, церберы наблюдают за тобой через скрытую камеру и хохочут.

Внутренний голос вернулся и не мог не воспользоваться случаем поиздеваться над ней.

Но что еще оставалось делать? Лима не хотела умирать от голода.

Что ж, пользуясь передышкой, надо провести инвентаризацию. Голова, руки и ноги пока целы, даже ни одни палец не сломан. Ожогов нет, кроме того места, где к кожу прикоснулась электрошоковая дубинка. Оно саднит. Волос нет по-прежнему, но так даже лучше. Практичнее. А еще с лысой головой меньше шансов, что на ней заведутся вши, например. Чем не плюс ее положения? Но тело начинает вонять от грязи и пота. {Помыли} Лиму, конечно, хорошо, однако на этом матраце вряд ли можно сохранить себя в нормальном состоянии. Он ужасен, при этом лежать на голом полу не вариант.

Голод утих, жажда, хотя не целиком, но отступила. И то, и другое вселяло надежду.

Впрочем, {хорошее} настроение не вечно. Вскоре одолевают тяжелые мысли, заполняют сознание. Относительное спокойствие сменяется нарастающей тревогой и страхом.

Лима поднимается и бродит по камере, в темноте хватаясь за стены. То и дело она оказывается возле двери. За ней все так же сумрачно, ничего не понять. Время остановилось. Лима потеряла чувство смены дня и ночи. Теперь для нее существовала лишь тьма.

Что сейчас делает Клеон? Может быть, он уже знает и предпринимает нужные шаги?

Конечно, сказал внутренний голос, сейчас он готовит армию, чтобы взять твою тюрьму штурмом. Пойми, если ты попала сюда, выхода нет. Вряд ли олимпийцы, наигравшись, просто откроют перед тобой дверь и скажут: {Иди домой!}

Лима слушала этот голос. Иной раз ей становилось жутко - вдруг она обезумела? - но не поддаться очарованию его стального тембра было трудно.

Главное, он помогал ей обрести некое подобие уверенности. Наверное, им и общалась с ней та ее часть, которую впору назвать мятежницей.

Мятежница?

Лежа на грязном матраце, Лима бессознательно улыбнулась. А что, вполне подходящее имя для того {злого духа неповиновения}, что засел в глубине ее личности.

Мятежница.

Пусть будет так. Можно даже вести с ней беседы, когда она в настроении, получить совет?. К примеру, как перестать хныкать и реветь. Вот как сейчас.

Что ты делаешь, Лима?

Умираю от страха. Что, не видно?

Слабачка. Да, это говорю тебе я, Мятежница. Теперь у меня есть имя, и я никуда не собираюсь уходить!

Лима вытерла слезы.

Мятежница выждала немного, потом добавила. Чем быстрее ты смиришься с неизбежным, тем быстрее начнешь мыслить здраво.

Как это? Кроме пыток и смерти в будущем ее не ждет ничего.

Мятежница была не согласна. Пугает неизвестность, так уж человек устроен, но как только он видит перспективы и конец пути, то его образ мысли меняется. Итак, что ты намерена делать?

Лима не могла ничего ответить. Не могла и не хотела.

Постепенно голос пропал. Наверное, он это только слуховая галлюцинация, не более.

Мыслить здраво?

Лима ткнулась лицом в матрац. Ей было наплевать на грязь и вонь, она от души дала волю слезам. Когда дверь снова с грохотом распахнулась, пленница была даже рада приходу церберов. Заикаясь, не в силах вымолвить ни слова, Лима обвисла в их руках.

Сцена повторилась: комната, стул, ледяная вода. Вопросы командир убийц задавал те же самые, выдвигал те же требования и давал те же обещания: горячая еда и душ.

Лима молчала, настаивая на том, что ничего не знает.

Вы просто ошиблись! Арестуйте другую!

Снова электрошок, но на этот раз сила тока куда меньше. Ее настроили так, чтобы Лима не теряла сознание. Заходясь криком, она каталась по полу. Прокусила губу, содрала кожу на плечах, запястьях и коленях.

Снова вода и вопросы, на которые Лима традиционно отвечала: не знаю.

Олимпийцев, конечно, не удовлетворяло такое упрямство.

Затем один из церберов пустил в ход кулаки, и все, что было с ней до этого, показалось Лиме легко разминкой.

Примерно десять часов спустя - или, может, неделю? - в камеру к ней явился олимпиец, проводящий допросы. Один. Присев на корточки перед лежащей Лимой, он посветил ей в глаза ручным фонариком. На нем была та же пластиковая маска в виде оскаленной демонической морды.

Поняв, что происходит, Лима начала отползать в угол, пока не забралась в него. Дальше отступать было некуда. Она обхватила колени руками, напряглась, ожидая новой порции побоев. Ее лицо опухло, один глаза превратился в сплошную гематому, губа разбита. Боль невероятная. Боль всюду. Кровь на открытой плоти засыхает обширными коростами. Сам нос вроде бы не сломан, но дышать трудно, так как он забит соплями.

Вдобавок ко всему Лима простудилась. Свет фонаря слепил ее, но она видела, где сидит олимпиец.

Если он пришел продолжить воспитательную беседу, она умрет.

- Боишься? - спросил он, глядя на ее грязные окровавленные руки и распухшее лицо.

Переход на {ты} произошел в недавнем прошлом, но когда - Лима не помнила.

- Убей меня, - хрипло каркнула она. - И закончим.

- Я бы мог это сделать, но зачем?