У самого Гуахардо была еще одна причина для того, чтобы бросить в бой никарагуанцев. Он знал, что битву за Монтеррей ему не выиграть. Знал, что сражение окажется стремительным и кровавым. Если в проигранной схватке будут участвовать только мексиканские войска, это станет национальным позором и по­ставит под сомнение боеспособность мексиканской армии. Дав возможность никарагуанцам разделить поражение, полковник собьет спесь с некоторых офицеров-сандинистов, которые пы­таются его поучать, а заодно покажет им и другим союзникам, что с американской техникой и боевой мощью шутки плохи.

Теперь, когда все планы согласованы, и войска заняли свои позиции, роль Альфредо в грядущей битве будет проста. Ему предстоит вынести всего два решения и отдать два приказа. Пер­вое — где и когда ввести в бой никарагуанские танки. Узнав направление главного удара американцев, он сразу примет это решение и отдаст зашифрованный приказ к началу контратаки. И второе — когда закончить бой. Это решение нужно принять, когда мексиканские войска сделают все возможное, и дальней­шие жертвы будут бессмысленны. Как только настанет такой момент, он отдаст приказ, получив который, подчиненные ему командиры смогут выйти из боя. Отойдя на новые позиции к югу и западу от Монтеррея, они перегруппируются и станут ждать, а инициатива тем временем вернется в руки политиков и диплома­тов.

Теперь оставалось только ждать, когда головные части диви­зии покинут исходные рубежи и двинутся в атаку. Длинный Эл и подполковник Диксон сидели на командном пункте дивизии в фургоне отдела планирования и в который раз проигрывали ход завтрашнего сражения. Диксон предпочитал бросить основные силы через Мамуликский перевал. Такое решение имело одно важное преимущество — этот, на первый взгляд, самый малове­роятный вариант открывал кратчайший путь в Монтеррей. А поскольку холмы по обе стороны от перевала так или иначе необходимо очистить, то штурмовать его все равно придется. Диксон утверждал, что у дивизии более чем достаточно огневой мощи, чтобы подавить сопротивление защитников перевала. Одновременно необходимо в тыл и на фланги противника пере­бросить по воздуху пехоту, и таким образом изолировать его от остальных сил. Овладев высотами, пехота сможет справиться с теми, у кого еще не пропадет охота сопротивляться.

Этот план вовсе не значил, что Скотт был жесток или крово­жаден по натуре. Просто он считал, и заявил об этом Длинному Элу и всем, кто хотел знать его мнение, что крайне важно с

самого начала дать противнику почувствовать

всю силу амери­канского оружия, урон, который оно способно нанести, и реши­мость американцев пустить это оружие в ход. В бою на ограни­ченной территории, за который ратовал подполковник, всю мощь дивизии можно сосредоточить в одном месте. И потери, которые понесут защитники перевала, тоже сыграют не последнюю роль. К тому же, выбив противника с самых хорошо защищенных и самых неприступных позиций, дивизия недвусмысленно даст понять командованию мексиканской армии: как бы хорошо ни были укреплены ее позиции, отстоять их не удастся. В Нацио­нальном учебном центре Форт-Ирвина метод лобовой атаки ча­сто использовался бригадой, исполняющей роль "противника", чтобы поколебать уверенность частей, проходивших там обуче­ние. И Диксон, которому однажды довелось отражать одну из таких атак, отлично понимал их психологическую силу.

Однако Длинный Эл был любителем маневра и предпочитал одерживать победу, используя гусеницы танков, а не их орудия. Ему хотелось атаковать к югу от Сьерра-Пикачос, где открытая местность давала моторизованным частям больший простор для маневрирования. Мексиканцы, у которых моторизованные войс­ка всегда были слабым местом, а современного бронебойного оружия нет и в помине, будут быстро смяты танковой атакой.

Пристрастия Длинного Эла совпадали с приказом Министер­ства сухопутных сил, призывавшим, по мере возможности, избе­гать крупных столкновений, влекущих за собой большие потери и затяжные бои. Этот приказ и ограничения, наложенные на авиацию, согласно которым, дальность ее действия не должна превышать пятидесяти километров от передовой, несказанно возмущали Скотта: можно подумать, что они должны бить врага, но не слишком усердствовать

із этом. Длинный Эл тоже считал, что смешно вводить такие ограничения, когда дело доходит до настоящих боевых действий, нр у него не было выбора — толь­ко подчиняться приказу.

Теперь, когда время дискуссий истекло, и успех или неудача завтрашнего боя зависели от капитанов и лейтенантов, Длинный Эл и Диксон невольно

сравнивіали свою операцию с кампанией 1846 года. Больше всего их донимало огромное количество ру­ководителей, которые, находясь вне театра боевых действий, ак­тивно вмешивались в ход операций. Если бы Тэйлор, возглав­лявший кампанию 1846 года, был вынужден подчиняться всем приказам нынешнего президента и его окружения, 16-я броне­танковая дивизия готовилась бьГ сейчас захватить Канзас-Сити, а не Монтеррей.

Когда после неожиданного марша объявили, что через десять минут начнется наступление, второй лейтенант Нэнси

Козак не ощутила особого волнения. Отчасти это объяснялось тяжелым переходом, когда 2-й батальон 13-го пехотного полка за одну ночь должен был переместиться из Вальесипьо, где стоял диви­зионный резерв, на свое нынешнее место, позади Третьей брига­ды. Сюда батальон прибыл, когда солнце только-только подня­лось над горизонтом. Вопреки ожиданиям командира, его часть не бросили в битву, разворачивающуюся вокруг Нуэво-Репуэб- ло, а снова оставили в резерве. Пока батальон находился в пути, ситуация резко изменилась. Командир Третьей бригады, кото­рый к моменту прибытия в его расположение 2-го батальона 13- го пехотного полка рассчитывал завершить стремительный про­рыв, неожиданно встретил ожесточенное сопротивление мекси­канцев, и это спутало все карты.

На летучке, созванной капитаном Уиттвортом после возвра­щения с КП батальона, Нэнси

Козак узнала, что мексиканцы не собираются сдаваться без боя. Просто их войска, противостоя­щие броску Третьей бригады на юг, под покровом ночи перешли на новые позиции. Когда утром головные части американской армии не обнаружили мексиканцев, они сделали вывод, что про­тивник отступил. Получив приказ перейти от атаки к стреми­тельному преследованию, два головных батальона Третьей бри­гады стали перестраиваться на ходу, и в это время наткнулись на настоящие позиции мексиканцев. Возникшее в результате заме­шательство, усугубленное упорным сопротивлением противника и неразберихой, привело к тому, что продвижение Третьей бри­гады сначала замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Решив, что не стоит рыскать в темноте вслепую, подвергая своих людей смертельной опасности, комаццир отдал приказ выйти из сопри­косновения с противником и перейти к обороне. Наступление возобновится, когда рассветет, причем силами только тех под­разделений, которые уже вступили в бой. А до тех пор, пока ситуция не прояснится окончательно, 2-й батальон 13-го пехот­ного полка будет оставаться в резерве, как и прежде, с первого дня вторжения американской армии в Мексику.

Лейтенант

Козак решила, что это не так уж плохо. Она чув­ствовала: дела у нее во взводе обстоят не лучшим образом. И хотя она Затруднялась точно сказать, что тут не так, ей не нра­вилось, как ведут себя ее люди в последние дни. Сама она мо­рально была готова к бою, но не могла бы поручиться за готов­ность своих подчиненных, и особенно — взводного сержанта Риверы. С тех пор, как они вошли в Мексику, ее подчинённых будто подменили.

Коща накануне она поделилась своими наблюдениями со штаб- сержантом, он, проявив в разговоре с ней редкую откровенность, сказал, что людям не терпится заняться чем-нибудь стоящим, они застоялись и рвутся в бой. Перспектива получить ранение или даже погибнуть никого не пугала. Конечно, хотелось бы вернуться домой, в Штаты, живыми и здоровыми, но пройти всю кампанию, терпеть лишения и невзгоды, не говоря уже о разлуке с семьей, и не иметь возможности кого-нибудь прикончить — это же просто ни в какие ворота не лезет.