—    

Мы только что услышали по дивизионной командной сети экстренное донесение: первая рота 9-го батальона моторизован­ной разведки вошла в соприкосновение с противником. Ни ко­ординат, ни других подробностей пока не известно.

Глубоко вздохнув, Диксон взял в руки свой планшет. В углу его торчал листок с позывными и частотами входящих в диви­зию подразделений. Отыскав частоту командной сети Первой роты 9-го разведбатальона, он настроил на нее одну из раций.

Из наушников тотчас раздались возбужденные голоса. Скотт без труда узнал говоривших, тем более, что они пользовались неофициальными позывными. Командир батальона, называвший себя "Скаут-6", распекал командира роты А, который отвечал на позывные "Альфа-6". Время от времени в их разговор вме­шивался помощник командира батальона, "Скаут-3", задавая какой-нибудь вопрос, но командир батальона, занятый разгово­ром с

командиром роты, большей частью оставлял его вопросы без ответа.

—     

Альфа-шесть, повторите координаты засады, прием.

—      

Говорит Альфа-шесть. У меня нет координат. Получено только донесение об обнаружении противника.

—    

Говорит Скаут-шесть. В этом донесении должны быть ука­заны координаты места и сведения о характере соприкоснове­ния. Если они у вас есть, немедленно сообщите. Если нет, так и скажите. Должен же я что-то отвечать на запросы из штаба ди­визии. Прием.

Наступила пауза. По тону командира батальона Диксон по­нял, что тот в ярости, и не винил его. Даже из того, что он услышал, подполковник уяснил, что одна из головных машин попала в засаду, а сам командир роты А пытается прикрыть или собственный промах, или оплошность своих подчиненных. Скотт живо представил, как командир роты А сидит в своем команд­ном пункте, лихорадочно пытаясь узнать хоть какую-то полез­ную информацию, чтобы умилостивить разъяренного командира батальона. Он понимал, как сильно в нем стремление защитить своих солдат, не говоря уж о собственной гордости и карьере. И хотя в мирное время такие чувства многие считали допустимыми и даже похвальными, в бою, когда своевременный и точный доклад зачастую решает исход дела, не место для подобных сен- тиментов. Провал операции — это напрасные жертвы, а с этим, считал Диксон, мириться нельзя. Не в силах сдержаться, он уже собрался было включиться в разговор и добавить кое-что от себя, но командир батальона его опередил:

—      

Альфа-шесть, говорит Скаут-шесть. Ладно, отвечай про­сто: да или нет. Вам известно, где произошло соприкосновение? Прием.

—     

Говорит Альфа-шесть. Нет.

—    

Вы имели связь с теми, кто вошел в соприкосновение, или с его очевидцами? Прием.

—     

Говорит Альфа-шесть. Нет.

—   

Вы имеете представление о величине, местоположении или характере атаковавшего соединения неприятеля? Прием.

— Говорит Альфа-шесть. Нет.

Наступила пауза. Когда командир батальона снова вышел на связь, он уже не пытался скрыть свой гнев:

—     

Альфа-шесть, вы вообще что-нибудь знаете, черт бы вас побрал? Прием.

Снова пауза. Наконец командир робко промямлил:

—    

Говорит Альфа-шесть. Вас понял. Разведчик из части два- один, двигавшийся на юг, доложил, что попал под обстрел. Пос­ле этого донесения возобновить связь с Альфа-два-один не уда­лось. Конец связи.

Командир батальона выразил словами то, что так возмущало Диксона:

—    

Вы что же, хотите сказать, что послали одну "Брэдли" по главной дороге без всякого прикрытия? Что отправили на смерть пять человек, чтобы узнать, есть ли поблизости мексиканцы, которые не прочь помериться силами?

Через несколько секунд, которые для молодого командира роты А наверняка оказались самыми трудными в жизни, он снова вышел на связь, чтобы ответить своему командиру батальона:

—     

Говорит Альфа-шесть. Да. Конец связи.

Диксон выключил рацию. Какое-то время он просто смотрел в иллюминатор на проплывавшие внизу островки скудной мек­сиканской растительностти. "Ну почему, — думал он, — все войны начинаются одинаково? Почему командиры всегда учатся своему ремеслу ценой гибели молодых солдат?". Как ни сочув­ствовал подполковник командиру роты, он знал, что его придет­ся заменить. На его совести было не только ошибочное решение — посланная в разведку машина без прикрытия: он, к тому же, пытался скрыть свой промах. Нельзя терпеть в армии, особенно в разведке, офицеров, которые считают возможным давать не­точные или заведомо ложные донесения. Слишком много чело­веческих жизней зависят от решений, которые принимаются на основе данных разведки. К тому же, Диксон знал, что после словесного разноса и публичного унижения, которое командир роты получил по открытой радиосети, его вера в себя будет на­всегда подорвана. Таким образом, кроме пяти убитых или тяже­лораненых разведчиков, к потерям можно причислить и коман­дира роты, получившего психологическую травму, возможно — неизлечимую.

На главном КП дивизии Керро переключил рацию оператив­ной связи с командной сети батальона обратно, на резервную командную сеть дивизии. Как и Диксон, он слушал разговор между командиром батальона и командиром роты и теперь пре­бывал в ярости. Капитан считал, что командир роты А — непро­ходимый болван, и уволить его из армии было бы слишком мяг­ким наказанием. Да за то, что он натворил, публично кастриро­вать — и то мало. Послать разведчика без прекрытия на вражес­кую территорию — это не что иное, как преступление: хоть с точки зрения военной науки, хоть с позиции здравого смысла.

Нет, вовсе не судьба разведчиков и командира их роты зани­мала сейчас Гарольда. Его возмущало то, что гибли люди. До

самого часа

"Ч", когда мексиканцы взорвали мосты на Рио-Гранде, в штабе дивизии были офицеры, которые верили, что мексикан­цы, сознавая всю тщетность сопротивления, ничего не предпри­мут. Как подчеркнул начальник разведки дивизии, в 1916 году, когда Джон Першинг с тремя бригадами, преследуя Панчо Ви- лью, вторгся в Мексику, мексиканская армия только делала вид, что оказывает сопротивление. Подобное'' отношение, подкреп­ленное сообщениями объединенного штаба и отрядов глубинной наземной разведки, которые в один голос утверждали, что ос­новные силы мексиканской армии уже отошли к югу, вселяло уверенность, что эта кампания будет легкой. Начальник отдела планирования считал, что дивизия дойдет до самого Монтеррея, не встретив никакого сопротивления, после чего займет отве­денный ей сектор и организует его охрану, пока правительства двух стран будут вести переговоры. А когда поднятая в прессе шумиха уляжется — на это он отводил не больше шести недель — и обе стороны смогут, не теряя лица, достичь соглашения, вооруженные силы США заявят, что операция прошла успеш­но, выведут войска, и на этом все закончится.

Однако, когда с обеих сторон пролилась кровь, этот сценарий перестал казаться столь уж бесспорным. Гибель английского во­енного корабля "Шеффидц" и аргентинского крейсера "Генерал Бельграно" во время Фолклендского конфликта показала: как только прольется кровь и повлечет за собой взрыв патриоти­ческих чувств, все разговоры о логике и здравом смысле тонут в призывах к мщению. Кровь, пролитую во имя Бога и Родины, можно смыть только новой кровью. Капитан считал, что мне­ние, будто мексиканцы позволят им беспрепятственно вторгнуться в свою страну, по меньшей мере, абсурдно. Теперь остается только убедиться, чего стоит мексиканская гордость, на какие жертвы готово пойти правительство Соединенных Штатов, дабы оправ­дать неправильную политику и с какими жертвами смирится аме­риканская общественность, обнаружив, что полной и безогово­рочной победы не бывает.

Поднявшись, Гарольд оглядел фургон. Порой в голову прихо­дят неожиданные мысли, особенно если учесть, что он — давно уже не новичок на войне. Обратившись к сержанту, Керро спро­сил, что сегодня на обед. Запустив руку в стоявшую перед сто­лом коробку с пайками, тот выудил оттуда коричневый пласти­ковый пакет и прочитал надпись На этикетке: