Гуахардо, проигнорировавший почти все предложения Совета по уничтожению Аламана и Чинампаса, был готов подать рапорт об отставке. Молина, зная своего друга, предвидел такой шаг. Он заговорил с Альфредо как с братом, не осуждая и не закрывая глаза на его ошибки. Он с готовностью согласился, что бегство Аламана — большая неудача этой, во всех иных отношениях безупречной операции.
— Однако, — подчеркнул Молина, — это не повод для того, чтобы расстаться с одним из самых опытных членов Совета — нынче не время для героических жестов.
На обратном пути в Министерство обороны Альфредо понял, что не станет подавать в отставку. Как ни тяготило его бремя провала, было бы глупо выйти из борьбы только из-за того, что пострадало его самолюбие. Молина знал это, и Гуахардо — тоже. "Может, это и хорошо, — подумал он. — Каждый человек, независимо от того, какой пост он занимает, нуждается в уроке: это напоминает ему, что он — только человек. Да, это урок, на котором я должен учиться".
Первого тихого стука в дверь полковник не расслышал, второй, погромче, привлек его внимание.
—
Кто гам? — не двигаясь с места, спросил он.
Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы адъютант смог заглянуть в кабинет.
—
Сэр, лейтенант Бласио прибыл по вашему приказанию. Сказать, чтобы подождал?
Взглянув на часы, Гуахардо отметил, что лейтенант пришел на десять минут раньше.
—
Пусть войдет.
Адъютант исчез, прикрыв за собой дверь. Через секунду снова постучали. По-прежнему не отходя от окна, Альфредо произнес:
—
Войдите.
Он услышал, как дверь открылась, потом закрылась. Раздались четыре чеканных шага, за которыми последовало щелканье каблуков.
—
Сэр, лейтенант Бласио прибыл по вашему приказанию.
Гуахардо не шевельнулся. До сих пор он так и не решил, как
поступить с человеком, по вине которого штурм Чинампаса закончился провалом. Он прочитал рапорты самого Бласио и лейтенанта, командира того взвода, который перевозил Рафаэль. Оба были достойными людьми, каждый поступил так, как считал правильным. Что же ему делать с Бласио — человеком, который, пусть невольно, из-за неисправности вертолета, но дал Аламану ускользнуть?
Обернувшись, Альфредо в первый раз смерил взглядом лейтенанта. Тот все еще стоял по стойке "смирно", держа пилотку под мышкой и не сводя глаз с Гуахардо. "Что же мне с тобой делать, дружище?" — размышлял полковник.
Обойдя стол, он остановился и присел на край. Скрестив руки
Гуахардо уставился на свои ботинки и решил, что было бы неправильно наказывать этого офицера за то, что он поступил по инструкции. Как командир, он отвечал за жизнь своего экипажа, пассажиров и сохранность вертолета. Полковник знал, что, случись это в мирной обстановке, решение Бласио приземлиться при первых же признаках опасности было бы верным. Равно как план штурма, разработанный Альфредо, сочли бы приемлемым вариантом.
Снова подняв глаза на Рафаэля, Гуахардо несколько секунд изучал лейтенанта, прежде чем вынести окончательное решение.
—
Скажите, лейтенант, вы знаете, зачем вас сюда вызвали?
Повернув голову и глядя на полковника, Бласио поспешно
ответил:
—
Да, сэр. Объяснить свои действия во время рейда на Чинампас и получить наказание, которое вы сочтете нужным.
Какое-то мгновение полковник колебался. Бласио, как и сам Гуахардо, был готов ответить за свою ошибку. Но сейчас — не то время. В этом Молина прав. Слишком многое предстоит сделать, и слишком мало подходящих людей. Альфредо мгновенно принял решение.
—
Лейтенант, мне не нужны ваши объяснения. Ваш рапорт, как и рапорт пехотного офицера, командовавшего десантной группой, меня вполне удовлетворил. — Гуахардо помолчал, предоставив Бласио возможность еще несколько секунд обливаться потом. — Что же касается наказания, то вы будете уволены с той должности, которую занимали, и зачислены в мой штат в качестве моего личного пилота.
Не веря собственным ушам, Рафаэль переспросил:
—
Прошу прощения, сэр. Вы сказали, что отныне я становлюсь вашим пилотом?
С непроницаемым лицом полковник подтвердил:
—
Все верно. А теперь ступайте к моему адъютанту, у негЬ получите все инструкции. А после того, как найдете себе жилье, достаньте точные часы. Я требую от своих людей пунктуальности. Понятно?
Изо всех сил стараясь сохранить выдержку, Бласио коротко ответил: "Понятно", и как можно скорее вышел из кабинета, будто боялся, что полковник передумает.
3 июля, 21.35
Берег Рио-Саладо, к северу от Монтеррея, Мексика
В конторе аэровокзала после ужина трое мужчин, переговариваясь, жевали хлеб и пили кофе. Свободно переходя с французского на испанский, потом на английский и наоборот, они обсуждали планы на будущее. Делапос, несмотря на все свои громкие слова, скорее всего, предпочел бы остаться с Алама- ном. Он считал, что постепенно все образуется, и тогда такой человек, как их хозяин, наверняка понадобится. К тому же, Делапос подчеркнул, что они оба — мексиканцы. Чайлдресс носился с идеей пробираться на север. Он заявил, что давненько не видел настоящего снега. Пора отправляться назад, в Вермонт, и, спустцв часть заработка, приятно провести время. Лефлер, как истинный француз, говорил только о Париже. Может быть, потом он подастся в Африку, где уже служил в рядах легиона. То была пустая болтовня, не отличающаяся от разговоров других солдат, которые не имеют понятия, что готовит им будущее.
Из тени, лежавшей у входа в контору аэровокзала, появился Эктор. Он уже несколько минут прислушивался к ленивому разговору наемников, пытаясь оценить степень их надежности и позиции каждого. Убедившись, что понял, кто на что способен, он вышел.
Неожиданное появление Аламана застало всех троих врасплох. Увидев возникшего перед ним хозяина, начальник охраны поспешил встать. Подойдя к свободному краю стола, тот спросил, могут ли они уделить ему время. С уверенным видом, от которого он казался выше, чем был на самом деле, Эктор оглядел всех троих. Наемники, смекнув, что у него есть какое-то предложение, молчали.
—
Если верить тем новостям, которые передают по радио, — начал он, — при нынешнем режиме у меня нет никаких шансов возобновить свою деятельность в Мехико. Как видно, у военных есть власть и никакой жизнеспособной оппозиции. Вдобавок, Совет тринадцати получил большую поддержку и у средних слоев населения, и у бедноты. Похоже, программа Совета — приступить к немедленным и решительным действиям против коррумпированных чиновников и государственных служащих, поощряя народ помогать ему обнаруживать и вылавливать этих чиновников — завладела воображением людей. Наконец-то черни представилась возможность излить свое недовольство правительством, которое так долго помыкало и пренебрегало ею, создавая нам удобное поле деятельности.
Аламан начал ходить вокруг стола. Мексиканец, которого всегда захватывала история сказочного успеха его патрона, следил за каждым движением хозяина и ловил каждое его слово. Чайлдресс с Лефлером, наоборот, не переставали гадать, куда клонит эль Дуэньо. Оба время от времени обменивались недоуменными взглядами, слушая Аламана.
—
В создавшихся обстоятельствах, — продолжал Аламан, — мы четверо и горстка охранников бессильны что-либо сделать, чтобы сместить новое правительство или изменить его политику изнутри. Сложившаяся атмосфера, — для пущего драматического эффекта он сделал паузу и поднял правую руку, — на этот раз не благоприятствует нам. Но это не значит, что все потеряно. — Заключая свое туманное вступление, Аламан произнес: — Сумей кто-то свергнуть новый режим, все снова могло бы вернуться на круги своя. И от нас, от нас четверых, многое зависит.