Больная чудом выжила. Поэтому доктора Сушкевича под суд не отдали. Но с работы выгнали. За несоответствие. А ничего другого Виталий делать не умел. Хотя теперь со спокойной совестью он мог пойти продавцом в гастроном. Для этого особых познаний не требуется. Ну, а про весы, как их там регулировать, чтобы в накладе не остаться, старшие товарищи быстро объяснят. За определенную благодарность. Но что-то останавливало его каждый раз, когда он подходил к дверям магазинов и начинал читать объявления о вакансиях. В сфере торговли требовались все — от заведующих отделами до грузчиков. Даже удивительно было, что магазины при такой нехватке кадров все-таки работают. Виталий понимал, что если он устроится продавцом, придется долго и нудно выяснять отношения с родителями. Они знали о его неумирающей мечте и приходили от нее в ужас. Отец бегал по городским инстанциям, добиваясь восстановления сына на прежней работе. А мать пугала Виталия магазинными недостачами, которые покрываются за счет рядовых работников торговли. И еще одна проблема свалилась на Сушкевича.

В последнее время повадились к нему домой оперативные сотрудники заходить. Якобы обстоятельства дела выяснять. А сами: «Не угостите ли чайком? А бутербродика у вас не найдется — с утра во рту маковой росинки не было». Да еще на бар так многозначительно поглядывают. А дело-то выеденного яйца не стоит. Ну поизмывался какой-то дворовый мальчишка над Виталием. Новую кожаную куртку испортил намертво. Но Виталий даже заявление в милицию не стал писать. А если нет заявления, то и дела, вроде бы, нет. А они ходят и ходят, ходят и ходят, продовольственные запасы истощают. Сегодня сам начальник уголовного розыска пожаловал. Делать ему больше нечего, что ли? И вопросы какие-то совсем уж странные задает. Например, как Виталий к Бади Дерибасову относится. А он никак к Дерибасову не относится. Слышал о нем краем уха да краем глаза как-то в телевизоре видел. Не понравился ему тогда Бади, потому что ему вообще такие типы не нравятся.

— Вы чай будете? — печально поинтересовался он у майора, понимая, что тот не собирается по-быстрому сворачивать беседу.

— С удовольствием, — отозвался Мелешко, скосив глаза на бар.

«Ну до чего же они все одинаковые», — с тоской подумал Сушкевич, а вслух спросил:

— Виски, джин, коньяк?

— Если можно, — скромно кивнул Андрей. — Чуть-чуть коньяка.

Виталий подавил тяжелый вздох.

— Я не понимаю, — проговорил он, нажимая на кнопку электрического чайника. — Откуда такое внимание к моей скромной персоне? Я ведь никаких претензий к этому малолетнему преступнику не имею. У вас что, месячник какой-то проходит по отлову хулиганов?

— Что-то типа этого… — хмыкнул Андрей. — А почему вы думаете, что в вас стрелял малолетний преступник?

— А разве взрослому человеку может прийти в голову мысль стрелять в людей пульками? Да еще письма шпионские писать с ошибками.

О баре и чае Мелешко тотчас же забыл.

— Какие шпионские письма? — воскликнул он.

— Ну такие, как в фильмах про шпионов, — пожал Сушкевич рыхлыми плечами. — Вырезаются буковки из газетных заголовков, а затем на бумагу наклеиваются.

Мелешко сжал от злости челюсти. О письме он ни сном, ни духом не ведал.

— Где это письмо? — быстро заговорил он. — Вы его нашим сотрудникам показывали?

— Зачем? — недоуменно вопросил Виталий. — Я даже и не упоминал про него. И они не спрашивали… Это же чушь какая-то. Я его сразу выбросил. Буду я еще всякую гадость дома держать!

— Ну понятно… — протянул Андрей. — Действительно, чушь. А что в письме было — не помните?

— Да дрянь всякая, оскорбления… — скривился Сушкевич и вдруг истерически затопал ногами. — Гадость, гадость, гадость!

«Господи, — опешил Мелешко. — Бедные его соседи снизу. По-моему, этому доктору впору самому лечиться».

— Успокойтесь, пожалуйста, — ласково попросил он Виталия. — Я понимаю, что все это весьма неприятно. Но дело в том, что вы не единственная жертва этого преступника. И мы просто обязаны его остановить. Поэтому любая дополнительная информация о нем бесценна. Пожалуйста, Виталий Александрович, вспомните, что было в письме. Ну, попытайтесь абстрагироваться, что ли. Допустите, что оно было адресовано не вам.

— Мне! Мне оно было адресовано! — Сушкевич никак не хотел успокаиваться. — Эскулапу Сушкевичу. Нарушившему клятву Гиппократа. Никакое деяние не остается безнаказанным. Ты получишь то, что заслужил. Вот что там было написано. Или что-то в этом роде.

— Прошу прощения, — мягко проговорил Мелешко. — Письмо пришло до того, как в вас выстрелили или после?

— Какая разница? — выкрикнул бывший доктор. — Я не помню!

— Хорошо, — не стал настаивать Андрей. — А в каких словах автор письма допустил ошибки? В слове «эскулап» или в слове «Гиппократ»?

Сушкевич ошалело взглянул на майора, словно не понимая, чего тот от него хочет.

— Вы говорили, — терпеливо произнес Мелешко, — что там были грамматические ошибки.

— Да… — пробормотал доктор. — Кажется, были… Какие-то нелепые. Но не в слове «эскулап». Не помню я…

Виталий врал. Он прекрасно помнил, какую ошибку сделал автор письма. Он букву «а», вместо «о», написал. Но ему очень не хотелось говорить майору, что его не только эскулапом назвали, но и говнюком…

Команда, собранная Игнатом Корецким, была на удивление разношерстной. К шести утра в ангар, где должна была проходить тренировка, стали подтягиваться игроки с сонными лицами. Это было, пожалуй, единственное, что их объединяло. Мальчик лет пятнадцати, представившийся странным именем — Сега, толстый лысый мужчина явно пенсионного возраста — Артур Арнольдович, широкоплечий атлет, похожий больше на метателя молота, чем на пейнтболиста — Денис, полноватая женщина лет сорока — Лариса, сутулый долговязый, по всему, заучившийся парень, вероятно студент-старшекурсник — Николай. Плюс Саша с Аленой да сам Игнат.

«Этой командой мы будем выигрывать соревнования?» — чуть не сорвалось у Саши с языка. Но она себя сдержала. Пейнтбол для нее был таинственным видом спорта. Возможно, комплекция и возраст в нем никакой роли не играли.

Корецкий оглядел свое «войско», удрученно, как показалось Александре, вздохнул и негромко произнес:

— С минуты на минуту должны подъехать еще два игрока-мастера, тогда и начнем. Подберите пока себе маркеры. Новичкам напоминаю, что до начала тренировочного боя заглушки вынимать запрещается.

— Заглушки — это что? — шепотом поинтересовалась Алена.

— Штучки, которые дуло закрывают, — ответила Саша. — В прошлый раз ты явно обращала внимание на что-то другое, когда инструктор толкал речь.

— В его речи был явный переизбыток специальной информации, — сказала Алена ворчливо. — Тебе проще — ты хоть что-то знаешь об оружии. А я пистолета от револьвера не отличаю.

— Ну, хотя бы предполагаешь, что они различаются, — усмехнулась Саша.

— А вот и наши мастера! — торжественно провозгласил Корецкий. Саша даже вздрогнула от неожиданности — столько эмоций прозвучало в его голосе.

Игроки синхронно повернули головы к дверям. А затем у них так же синхронно стали опускаться нижние челюсти. Потому что в дверях появились две дамы весьма почтенного возраста. Походка «мастеров» была упругой и спортивной, осанка гордой, прически безупречно уложены в химической завивке, так же непогрешим был и умело нанесенный макияж. Но морщинки возле глаз и дряблая кожа все-таки выдавали возраст. Кто-то из игроков присвистнул.

— Теперь Большой кубок точно наш, — пробормотал, ни к кому не обращаясь, Денис.

— Хочу представить вам Екатерину Максимовну и Елизавету Петровну, — сухо проговорил Игнат, бросив взгляд-молнию в Дениса. — До недавнего времени они играли в команде «Белые волки», которая, как многие из вас знают, распалась полтора года назад. Я долго уговаривал их вернуться в спорт, и мне это удалось. Теперь Екатерина Максимовна и Елизавета Петровна будут играть в нашей команде.