С другой стороны, на улицах Ле-Тесс я почти всегда в поле зрения полицейских камер. Помню, какой скандал разгорелся года два назад в парламенте, когда фракция демократов потребовала убрать с улиц и общественных заведений «глаза закона», как их прозвали в прессе. Но ни голосование в обеих палатах, ни даже референдум, который сумели провести демократы, не принёс им ничего, кроме огорчения. Население предпочитало «глаза закона» и спокойные днём и ночью улицы.

Я осознал, что стою перед дверью во внешний, «явный» погреб и думаю о «глазах закона». Помотал головой и открыл дверь — «красный глаз» над замком подобрел — стал зелёным.

Снаружи было душно и дул порывистый ветер, пахло грозой — а внутри было спокойно и тихо, прохладно и вовсе не сыро.

Так, теперь вот сюда, в дальний левый угол, нажать на вот эту кнопку на брелоке. Я едва успел вспомнить, что не взял фонарь — до того, как шагнул вниз, на ступеньки, и скрытая дверь начала закрываться за моей спиной.

В компании с графом подземелье представлялось бутафорским, кажущимся, ткни пальцем в стену — и проломится непрочное папье-маше, и увидишь свет, и вдохнёшь свежего воздуха. Сейчас же оно давило и смыкалось вокруг. Я никогда прежде не боялся замкнутых пространств, не опасался темноты, но стало не по себе.

Теперь — прямо по проходу, поворот направо, налево, налево и направо и прямо до Т-образной развилки. Двери попадались, то слева, то справа — стальные, местами тронутые плесенью ржавчины, закрытые и глухие. Что здесь могло быть раньше? Что сейчас? Воображение услужливо рисовало картины, вначале мирные — склады для продуктов да разной утвари, потом стали мерещиться камеры — этакая частная тюрьма, попадёшь — и поминай, как звали.

Стены давили, едва слышные звуки также не придавали бодрости — капель, вздохи ветра, поскрипывание и похрустывание. Впрочем, это я, под ногами камушки и мелкий мусор, они и скрипят под подошвами.

Я остановился, скрип и хруст пропали. Но не насовсем. Они раздались вновь. Слышались то спереди, то позади. Я несколько раз оглянулся, фонарь был достаточно мощным, чтобы освещать шагов тридцать вперёд — никого. Разумеется. А кого я ожидал увидеть, призраков?

Возле второго поворота налево я резко остановился. Мне показалось, что я ощущаю пристальное внимание — там, за поворотом, кто-то есть. Почти неосознанно, я «зафиксировался» (потом уже вспомнив про запрет Ники — но я не умею отменять фиксацию, пока не умею). Сделал шаг вперёд, резко повернулся, готовый почти ко всему.

Никого. Ощущение внимания не пропало. Оно концентрировалось там же — передо мной, шагах в трёх. Я махнул фонарём вокруг себя, кашлянул — эхо насмешливо откашлялось в ответ. Мне показалось, или там, впереди, я вижу несомненный отпечатки чьих-то ботинок — достаточно отчётливые? И окурок, в углу? Но ни табачного дыма, ни горьковатого отвратительного запаха застарелой табачной смолы.

Прошло несколько минут и ощущение внимания рассеялось. Я двинулся дальше. И когда оставалось шагов двадцать до той самой двери у перекрёстка, я чуть не подпрыгнул. Зазвонил телефон — надо же, и под землёй работает! Звук показался настолько резким, что я не сразу понял, что это.

Глянул на экран — номер не определяется. Первым импульсом было просто дать отбой. Но я вновь поступил вопреки интуиции. Поднёс аппарат к уху, нажав на кнопку «Ответ».

Молчание. Скрипы и шорох — вечные голоса эфира. Мне показалось дыхание. Затем с той стороны дали отбой, но прежде мне почудился смешок.

Я выключил телефон, не глядя, сунул его в карман. Я узнаю, кто и откуда звонил, во всяком случае, постараюсь — когда вернусь назад. И сразу же пришло сильное, мощное ощущение внимания — на этот раз из-за ближайшей ко мне двери. Такая же слепая и безликая, как остальные — нет даже замочной скважины или ручки, гладкий металлический лист. Электромагнитный замок.

Меня тянуло, манило к двери. Ну уж нет. Хватит с меня приключения с мёртвым Полем. Если я сейчас приложу ухо к двери и оттуда что-нибудь услышу, я долго буду ни на что не пригоден.

Едва я отпер дверь в тайный погреб, как всё сразу же прошло — и внимание, и давление стен, и оглушающая тишина. Я уже и сам не знал, зачем забрался сюда, что хотел взять. На столе, среди диковинных инструментов (я опознал только два, оба — для открывания бутылок), лежала тетрадь в чёрной кожаной обложке. Так и есть, список вин — что где стоит. Граф сделал очень щедрый подарок — про большинство сортов я даже не слышал, а про некоторые читал в художественны книгах — приключенческих и исторических романах. Здесь, оказывается, дюжина бутылок «Flumen Rubra»! Точнее, уже одиннадцать. Хорошо. Я всё равно пока не разбираюсь во всём этом, нужно учиться. Я взял с собой тетрадь — обязательно верну потом на место — и ещё одну бутылку «Flumen Rubra».

На обратном пути меня уже не преследовали ни чужое внимание, ни прочие иллюзии.

Двор встретил меня дождём — и я побежал, по пути едва не полетев кубарем.

Анна встретила меня и спросила, принести ли свежий кофе. Я посмотрел на часы… боже праведный, меня не было почти час! А я думал, что минут пятнадцать от силы. Да, пожалуйста, Анна. Она открыла мне дверь, и, извинившись, взяла со стола поднос — тот кофе, который меня не дождался. Я едва успел поставить на стол бутылку и положить тетрадь, как в дверь постучали. Анна? Так быстро?

— Брюс?

Голос Ники.

— Входи, Ники.

Она вошла — ещё мокрая, только что с улицы? Взгляд у неё был встревоженным.

— Ты выключил телефон, Брюс, ничего не случилось?

Я встретил её взгляд, и понял, о чём она. О ком.

— Нет, — я помотал головой. — Это другое. Извини, я забыл его включить.

Она некоторое время смотрела мне в лицо, затем кивнула.

— Ужин через полчаса, — сообщила она. — Я, во всяком случае, поужинаю. Попроси Софи спуститься туда же, если не спит.

За ней закрылась дверь, и я чуть не расхохотался. Софи, если ты не спишь, то спустись, пожалуйста, в столовую, а если спишь — спи дальше… Нервы, чтоб их!

Я переоделся и ощутил, впервые за много вечеров, что не измотан. Устал. Но не так, чтобы падать с ног. Тихонько постучали — Анна. Замечательно! У меня ещё пятнадцать минут. И я провёл их, глядя в окно, по которому скользили стремительные нити дождя. Тучи плотно обложили небо, деревья взмахивали кронами, словно ёжились от холода. Дождь снаружи и кофе внутрь — отличное средство для бодрости.

Перед тем, как пойти вниз, я постучался к Софии. Никакого ответа. Я подождал за дверью… ничего. Спит? Обычно она засиживалась допоздна. Значит, расскажу всё сам.

Я отошёл от её двери шагов на десять, как за моей спиной тихонько щёлкнуло.

— Софи, она просила…

— Я знаю, Брюс, — она шла медленно, словно только что проснулась.

Откуда она могла знать? «София, не стой за дверью…»

Её глаза зажглись таким негодованием, что я отступил на шаг.

— Она позвонила мне, — сухо пояснила Софи, — сорок минут назад.

— Прости, Софи! — я не знал, куда девать глаза.

Она долго смотрела мне в лицо, затем едва заметно улыбнулась. Я протянул к ней свободную руку — в другой был компьютер — но она отстранилась.

Понятно. Когда Ники здесь… а что я сам скажу Ники, если она спросит? В голове немедленно случился сумбур.

София вздохнула и медленно подошла ко мне, Прижалась головой к моему плечу.

«Глупый… Я никого не боюсь. Дай руку»

Она мягко взяла меня за руку…

И на короткое мгновение вернулось видение сна — того, в поезде, Накатило жарким удушающим самумом — и сгинуло, пропало, ушло. Я отдёрнул руку — Софи не отпустила её. Сжала мою ладонь… и отпустила сама.

«Теперь понимаешь?»

Теперь я понял. Мы молча двинулись дальше, не прикасаясь друг к другу, и вроде бы не замечая друг друга. Но София улыбалась — мне не нужно было смотреть на неё, чтобы знать.

Брюс, поместье «Жасмин», 15 июля 2010 года, 23:30

Ужин был очень поздним, и ужинала только Ники. София сидела перед бутылкой с водой, я — перед чашкой кофе. Когда перед самой Ники поставили кофе, она посмотрела на нас.