Вот, это стало инцидентом. Пятьсот девяносто два погибших. Дело не ограничилось только главным корпусом: террористы планировали подорвать все те корпуса, где должны были остановиться высокие гости. Заряды уже были обнаружены, и только чудом не сработали все. Элементарная небрежность: монтировал не очень опытный человек. В каждом жилом здании городка — по двенадцать килограммов пластика «C6Exo», по полтора литра бинарной смеси «Nox rubra». Университетский городок должен был стать некрополем. Если бы взорвались контейнеры с бинарной смесью и сохранялся устойчивый северный ветер, половина Сант-Альбан тоже не пережила бы этой ночи…

Я слушал все эти ужасы и мне, запоздало, начинало становиться страшно. Я уже взял пульт, чтобы переключить канал, как услышал…

«Как нам стало известно, происшествие в пригородном поезде Сант-Альбан — Ле-Тесс, случившееся одновременно с трагедией в университете Сант-Альбан, проливает дополнительный свет на подлинные цели и задачи «Фаланги». Функционер организации, известный под именем Ива Мерсье, вместе с другими, пока не опознанными, боевиками, устроили бойню в третьем вагоне поезда. По словам очевидцев, среди боевиков неожиданно вспыхнула драка…»

Я вздрогнул, увидев на экране лицо Ива. «Покажи зубы, пёс…»

«…немедленно ставшая перестрелкой. Погибли все до единого члены «Фаланги», убито двое и ранено более пятидесяти мирных граждан. Группа Мерсье везла с собой восемнадцать килограммов пластиковой взрывчатки и девять литров отравляющего газа…»

«Прощай, Ив». Я вспомнил Ива Мерсье, главного баскетболиста университетской сборной. Чтобы он решил стать террористом? Ив, из семьи владельца сети автозаправочных станций? Ему-то зачем всё это? Хотя что теперь гадать.

Доминик забрала у каждого из них что-то личное. Что было вчера — она слышала и повторяла то, что говорил оставшийся безымянным главарь? Или это главарь говорил то, что приказывала Доминик?

Она забрала личные вещи, талисманы, не только у террористов. У меня. У Софии. А что теперь будет с Жаном? Если Доминик права, на свободе ему быть недолго. Спецслужбы работают иногда медленно, но всё же работают.

Мне вдруг страшно захотелось позвонить Софии. Она ведь тоже слышала всё это и, при её складе ума, уже сделала те же выводы: Жану несдобровать. Либо пожизненное, если память и рассудок вернутся к нему, либо бессрочное пребывание где-нибудь в психиатрической клинике. Но звонить некуда, Доминик намеренно не стала оставлять никаких контактов. Только что спросить её саму. Бедная Софи…

Мне становилось всё более страшно. Не сидеть на месте. Не слушать всё это. В малой гостиной я видел музыкальный центр. Раз здесь хорошая звукоизоляция, можно послушать музыку.

Я открыл дверь, но, видимо спросонок, открыл не ту. Дверь в коридор, ведущий в ванную и прочие удобства, в кабинет и в южную спальню. Дверь в южную спальню, в спальню Доминик, была приоткрыта.

Постоял у входа в спальню Доминик. Тепло, спокойно. Едва слышно тикают часы. Сейчас только вспомнил, что в её комнатах, в Университете, тоже были часы. Настенные, с маятником. Войти?

«Я буду приходить к тебе». Чёрт с ними, с правилами! Я вошёл. Медленно, осторожно, хотя под ногами ковёр, красться не нужно. Постоял шагах в трёх от входа, подождал, пока глаза привыкнут к сумраку.

Одеяло, откинутое, смятое. Доминик нет в постели, куда-то ушла. Халата рядом с кроватью тоже нет. Я чуть было не покраснел. Понятно, куда она ушла.

Вышел и, зачем-то на цыпочках, подобрался ко входу в ванную. Ни звука. Впрочем, здесь отличнейшая звукоизоляция, не зря апартаменты обходятся ей в пятнадцать тысяч в день. Постоял. Почему бы и мне не захотеть посетить ванную? Осторожно повернул ручку.

Никого. Чисто, сухо. Воздух ещё содержит влагу. Ванной недавно пользовались. Точно: капельки воды на занавеске. В небольшом бассейне, рядом — ничего. Сухо. Есть ещё два агрегата для омовения, но я даже не знаю, как они называются.

Ничего не понимаю, куда она делась? Я точно так же проверил, уже из любопытства, прочие комнаты рядом с ванной. Никого. Я вернулся в её спальню.

Подошёл к изголовью кровати, прикоснулся ладонью к подушке. Мне кажется, или она ещё тёплая? Проще всего было бы позвать Ники, но я не осмелился. Мне и так тут нечего делать. Если верить Ники, рассерженной, на самом деле, я её ещё не видел. Это должно быть что-то ужасное, если вспомнить то, какой я её видел…

Любопытство победило страх. Я вышел из её спальни и принялся обходить комнаты.

Коридор разветвляется на выходе. Прямо — в мою спальню. Очень романтично… Направо — ванная и прочие удобства. Двери из коридора налево ведут в кабинет, в спортивную комнату, в столовую, в обе гостиные и в бильярдную. Там, впрочем, есть во что сыграть помимо бильярда.

Ники нигде не было. Я вошёл в спортивную комнату. Здесь самые сильные кондиционеры, покрытия со специальной пропиткой, всё такое. Не пристало постояльцем такого ранга оскорблять обоняние запахами пота и тому подобного. И вновь мне померещилось, что Ники здесь была. Вон, её спортивные туфли, стоят не на полочке у входа, а сброшены, валяются как попало.

Минут за тридцать я обошёл всё и добрался до большой гостиной. Той, где холмы и фонтан. Запах жасмина здесь особенно сильный. Почему Доминик так любит этот аромат?

Я прошёлся по «ложбинам» и «холмам». Зачем-то плеснул себе в лицо из фонтана. Сейчас заметил, что уже не стучу зубами от холода.

Тот стакан, из которого она пила (не пила?) виски. Судя по звуку, стакан разбился где-то у фонтана. Разумеется, здесь сухо и чисто, нет осколков. Никто не убирался, обслуга появится только к полудню. И только если её вызовут.

Я медленно поднимался по крохотным каменным лесенкам к выходу, в сторону бара, и вспоминал, что было. Как Доминик стояла вот за этой стойкой, прямо на битом стекле. Я подошёл. Вот здесь стоял я. Я попробовал поймать её руку, отобрать стакан, она меня оттолкнула…

В глазах потемнело, голова закружилась. Левая нога стояла на чём-то скользком: я схватился за стойку, чтобы не упасть, но нога подвела, поехала в сторону. Я упал, едва успев вытянуть перед собой руки. Боль пронзила правую руку, я с криком вскочил на ноги, едва не упав повторно.

В голове прояснилось — разом. Я поднёс правую ладонь к лицу. Вся в крови. Три мелких куска стекла пробили кожу. Меня вновь замутило, но сильнее всего испугало другое: вся рука была в какой-то жидкости. Я принюхался. Коньяк.

Опустил взгляд. Пол чистый. Ни разбитых бутылок, ни пролитого спиртного. Ни осколков стекла, ни моей крови. Господи, что происходит?!

Скрипнув зубами, я оторвался от стойки. Пошёл. Побежал, рискуя упасть и разбить голову. Влетел в ванную, схватил щипчики с полки. Проклятье… не переношу крови. Вынуть три осколка оказалось нелёгким подвигом. Я ни один не сумел вытащить с первого раза, а каждое прикосновение к ним вызывало немыслимую боль. Я вспомнил, как Ники вынимала осколки — бесстрастно, сосредоточенно — и осознал, что боюсь Доминик. До дрожи боюсь.

Третий осколок. Раны колотые, глубокие. Кровь текла и текла. Я открыл холодную воду, подставил руку под неё, пока рука не онемела. Устроил основательный разгром в аптечке, пока искал, чем остановить кровь, чем замотать руку. В конце концов, кое-как замотал. Болело сильно, но можно терпеть.

Ещё минут за двадцать я навёл в ванной порядок. Взглянул на корзину для грязного белья и… Открыл её. И уже не особенно удивился, обнаружив там белый халат Ники, подушку и простыню. Ни на одном предмете не было и следа крови. Я закрыл корзину и уселся прямо на пол. Ничего не понимаю.

Посидел минут десять, успокоился и понял, что хочу есть. Страшно. Заказать что-нибудь? Разумеется, пойти в столовую и заказать. Лифт поднимет заказ прямо в апартаменты.

Я заказал фруктов, кофейник крепкого кофе, пару пирожных. Простую незатейливую еду. Ту, к которой привык. Я просто не смогу правильно произнести большинство названий того, что в меню. Не говоря о том, что не всегда понимаю, что это будет такое, латинским я владею слабо.