Песнь IX Содержание. Виргилий, тщетно ожидая небесной помощи, в недоумении говорит сам с собою. Устрашенный очевидным колебанием учителя, Данте спрашивает: случалось ли кому-нибудь из обитателей лимба спускаться на дно ада, и узнает, что Виргилий уже и прежде сходил в самый последний круг адской бездны. Между тем на вершине башни являются три адские фурии: Мегера, Алекто и Тизифона. Они с криком раздирают себе грудь когтями и, глядя на Данта, зовут Медузу, чтобы превратить его в камень. Тогда Виргилий оборачивает Данта к ним спиною и сам закрывает ему очи руками. Тут страшный гром потрясает волны Стикса, и Данте, открыв очи, видит приближающегося Ангела, который, с жезлом в руке идет по вашим Стикса, как по суше. Тени гневных и демоны убегают от него в ужасе, а врата адского города разверзаются сами собою. Укротив ярость демонов напоминовением бесполезности сопротивления, ангел отходит обратно. Беспрепятственно входят тогда поэты в город, и взору Данта представляется необозримое поле, изрытое могилами, в которых и между которыми пылает пламя. Это шестой круг ада, где, скрытые в могилах, наказуются еретики, особенно основатели еретических сект. Поэты продолжают шествие и, повернув направо, идут между стеною крепости и могилами. 1. Едва мой вождь заметил цвет боязни В моем лице, он тотчас сумрак свой Прогнал с чела улыбкою приязни. 4. Как внемлющий, стоял он предо мной, За тем, что вдаль не мог вперить он взоры Сквозь воздух черный и туман густой. 7. «Мы сокрушим их адские затворы… А если… нет… ведь тот мне обещал … Как медлить он, помощник наш нескорый! [192]» 10. Я видел ясно, как он прикрывал Последним то, что высказал сначала, И речи первой смысл иной давал. 13. Тем больший страх мне речь его внушала, Что тайный смысл отыскивал я в ней, Быть может, худший, чем она скрывала. 16. «На дно печальной раковины сей [193]Сходили ль прежде души с той ступени, Где без надежд вздыхает сонм теней? [194]» — 19. Так я спросил; а он: «Из нашей сени В глубокий ад, в который ты вступил, Не многие досель сходили тени. 22. Но я в сей град однажды призван был Волшебницей, что силу чар имела В плоть облекать отшедших в мрак могил. 25. Едва сложил с себя я узы тела, Как тень извлечь она велела мне Из темного Иудина предела. [195]28. Сей мрачный круг лежит на самом дне, Всех далее от высочайшей сферы; [196]И так смелей! я знаю путь вполне. 31. Обвит болотом, в смрадном дыме серы, Сей град скорбей, куда без гнева нам [197]Нельзя войти в подземные пещеры.» — 34. Что рек еще, теперь не вспомню сам: Мой взор, мой ум тогда манили стены Высокой башни к огненным зубцам, 37. Где вознеслись три Фурии геенны, Имевшие свирепых женщин вид, И кровью обрызганные члены. 40. Их пояс был из гидр зеленых свит; Не волосы им обвивали лица, Но аспиды, керасты Эвменид. [198]43. И он, узнав служительниц царицы [199]Рыданий вечных, тихо молвил мне: «Вот Фурии, три стража сей темницы. [200]46. Мегера там на левой сторони, Алекто справа плачет в горе диком, А Тизифона между них!» – Они 49. Когтями перси раздирали с криком, Стуча в ладони с бешенством таким, Что, в ужасе, к певцу припал я ликом. 52. «Медуза, к нам! их в камень превратим! [201]Так, вниз глядя; из всей взывали мочи: «Позор, когда Тезею не отмстим! [202]» — 55. «О, отвратись! закрой руками очи! Когда узришь Горгону пред собой, Уж не придешь назад из вечной ночи.» — 58. Так вождь сказал и к ним меня спиной Сам обратил и, к моему спасенью, Закрыл мне очи собственной рукой. — 61. О вы, чей ум способен к размышленью, Под покрывалом странных сих стихов Сокрытому дивитеся ученью! [203] — 64. И вот по гребням вспененных валов Пронисся треск со звуком, полным страха, Потрясший высь обоих берегов. 67. Так вихрь, рожден борьбой жаров из праха. [204]Неистовый несется прямо в лес И, на него обрушившись, с размаха 70. Ломает ветви, валит пни древес И, пастухов гоня с полей со стадом, Уходит горд, пыль взвивший до небес. 73. Тогда мой вождь: «Проникни смелым взглядом Над пеной древних волн до рубежа, Где дым с болот встает острейшим чадом.» 76. Как мечутся лягушки от ужа, Их недруга, и кучей в тине лужи Лежат на дне: так, воя и дрожа 79. От ужаса – я видел – мчались души, Смущенные явлением того, Что проходил по Стиксу как по суше. 82. Он шуйцей гнал от лика своего Густой туман, мглу черную как смолу, И мрак, казалось, утомлял его. 85. Я понял вмиг, что он смирит крамолу, И на вождя взглянул: он дал мне знак, Чтоб я молчал, и взор потупил долу. 88. О, как разгневан был горящий зрак! Достигнув врат, он жезл поднял железный И вмиг пред ним разверз их лютый враг. 91. «О подлый род, изгнанный с тверди звездной!» На страшном праге рек он им в ответ: «Кто в вас возжег дух злобы бесполезной? 94. Что попирать ту волю, тот завет, Что пред собой все сокрушает грани? Колико крат то было вам во вред? 97. Зачем рога уставили для браня? Не ваш ли пес – о вспомни, дерзкий род! [205] — Несет на вые след могучей длани?» 100. Он вспять отшел путем нечистых вод, Не обменясь в тот миг ни словом с нами, [206]Как человек, под бременем забот, 103. Не зрит того, что пред его очами. — И в крепость мы направили стопы, Подкреплены святыми словесами. 106. Тут нам никто не возбранял тропы, И я, вступив в пределы стен высоких, Чтоб видеть казнь томящейся толпы, 109. Окинул взором край пучин глубоких И зрел со всех сторон простор полян, Исполненных скорбей и мук жестоких. 112. Как близко Арля, где не быстр Родан, Иль как у Полы, где залив Кварнары [207]Грань омывает италийских стран, — 115. Могилами изрыты крутояры: Такую здесь увидел я страну, Но вид ее был полон горшей кары. 118. Огонь, змеясь между могил по дну, Их раскалял с такой ужасной силой, Как никогда не плавят сталь в горну. 121. Покров висел над каждою могилой И вопль глухой к нам несся из могил, И этот вопль был плач толпы унылой. 124. «Учитель мой, кто это,» я спросил: «Казнится здесь под сводами так строго? И почему их голос так уныл?» 127. И он: «Здесь казнь еретикам от Бога! [208]Здесь секты всех родов подъемлют стон! Ты не поверишь мне, как здесь их много! [209]130. С подобным здесь подобный заключен И разный жар вмещают их гробницы.» И, повернув на право, вышел он 133. Меж полем мук и крепких стен бойницы.» вернутьсяВ этих недосказанных фразах выражено волнение Виргилия. Сперва он старается успокоить себя и Данта, потом, в прерванном предложении, выражает сомнение на счет прибытия обещанной помощи, накониц, опять вспоминая о обещании им покровительства, заключает речь свою нетерпением по причине медленного явления желанной помощи. вернутьсяПечальная раковина (в подлин.: la trista conca). Так называет Данте воронкообразную бездну ада, которой концентрические уступы действительно имеют сходство с заворотами раковины (см. Ада IV, прим. к 7–8). Из переводчиков Данта один только Ратисбонн, недавно издавший свой перевод Ада на французский язык, удержал эту метафору: – «Jamais,» lai demandai-je, «en cette triste conque» A-t-on va pénétrer! maître, un esprit quelconque Condamné seulement a languir sans espoir?» вернутьсяДанте, видя колебание Виргилия, начинает сомневаться, в состоянии ли его учитель вести его далее. По этому, он желает знать: знакома ли самому Виргилию дорога в ад; но вопрос свой предлагает он с той нежностью, которую требует его отношение к Виргилию как ученика к учителю. (См. Ад. III, прим. к ст.,79). вернутьсяВолшебница, o которой здесь говорится, есть Эрихто из Фессалии, которая в поэме Лукана (Pharsal. VI, 727 et s.) вызывает из могилы, по просьбе Помпея младшего, душу одного умершего, чтобы узнать от него окончательный исход гражданской войны. Это случилось спустя 30 лет после смерти Виргилия; но Эрихто, его современница, могла пережить поэта и своими заклинаниями заставить его сойти в ад за душою, о которой говорит Лукан. По мнению Каннегиссера, весь этот поэтический вымысел имеет значение чисто-аллегорическое, именно Виргилий хочет сказать, что он уже сделал опыт сошествия в ад в своей Энеиде, так, что под именем его первого схождения в ад должно разуметь изображение подземного мира в VI песне Энеиды, к чему он был подвигнут и одушевлен Эрихто, волшебницею, т. е. поэзиею, и притом в молодости, при первом пробуждении в нем мыслительной силы, при первой победе его духа над материею, ибо Энеида принадлежит к его ранним творениям. Даже указание Виргилия, что он сходил в самый нижний круг, в круг Иуды, в четвертое отделение девятого круга, есть, по мнению Каннегиссера, намек на то, что Сивилла, описывающая Энею тартар и его муки, заканчивает свое изображение ада казнью изменников (Aen. VI, 608–624). – С большею вероятностью однако ж полагает Копишь, что Данте воспользовался здесь какою-нибудь средневековою, теперь утраченною, легендою из, цикла сказания о чародействе Виргилия (Ада I, прим. к 70–72). вернутьсяВ подлин.: ріù lontan dal сіеl, che tutto gira. Здесь должно разуметь или небо вообще, или высшее небо, эмпиреи в особенности (Ад. I, прим. к 127). вернутьсяБез гнева, т. е. без справедливого, благородного негодования (Ад. VIII, 44–45). вернутьсяКерасты, особый род ядовитых змей с рогами (coluber cerastes) вернутьсяЦарица вечных рыданий – Геката или Прозерпина, на Олимпе чтимая как Луна или Диана (Ада X, 79 и примеч.). вернутьсяФурии или Эриннии, по одним, символ отчаяния, по другим – поколебавшейся веры в Бога. – Данте удержал их тройственное число, определенное уже и в мифологии, во-первых, потому, что три есть число таинственное, во-вторых потому, что оно напоминает тройственное число животных в первой песни, накониц потому, что соответствует трем родам грехов, наказуемых за стенами адского города: ереси, насилию и обману. Каннегиссер. вернутьсяМедуза, одна из прекрасных Горгон (почему и названа она в ст. 56 Горгоною), была обольщена Нептуном в храме Паллады, богини мудрости; за то богиня превратила в змей ее прекрасные волосы, так пленившие Нептуна, а голову, отсеченную по ее же повелению Персеем, поместила на своем щите, дав ей силу превращать в камень каждого, кто на нее взглянет. – О значении головы Медузы см. ниже. вернутьсяТезей содействовал другу своему Перитою в его отчаянном предприятии – похитить Прозерпину. Оба они были закованы в цепи Фуриями, но Тезей был избавлен впоследствии Геркулесом. Фурии теперь сожалеют, что они не удержали и не наказали Тезея, ибо этот пример их слабости возродил еще в другом из живущих на земле – в Данте – дерзкую мысль сойти в ад. вернутьсяЗдесь в первый раз Данте указывает читателю на глубокий смысл, таящийся под внешнею оболочкою своих стихов: во всей поэме он неоднократно напоминает об этом. Какой именно смысл скрывается в особенности в этой песне, комментаторы объясняют различно. По мнению Штрекфусса, Фуріи, как стражи шестого круга, где наказуются еретики, суть символы того фанатизма и ожесточения, которыми во все времена отличались последователи сект, особенно недавно возникших; в том же смысле и голова Медузы есть олицетворенная ересь, которая, как доказывает быстрое распространение всех новых сект, каждого, обращающего на нее взоры, готова вовлечь в свое заблуждение и тем лишить духовной свободы. – Копишь в змеиновласой голове и окаменяющем взгляде Медузы, прекрасной поругательницы храма мудрости, видит символ могущества духовного греха, который отчуждает душу от божественной жизни и Бога, превращая ее как бы в мертвый, немой камень. За стенами, пред которыми стоят теперь поэты, в глубоком истинном аде, нет ни одной души, грехи которой проистекали бы из естественных побуждений; напротив, все здесь наказуемые грешники опозорили силу духа, дав ему превратное, неестественное направление. По этому, человек, всею силою ума и разума, должен уклоняться от грехов духа, от этой головы Медузы с окаменяющим взором. Этим объясняется ревность Виргилия (разума), с которою он укрывает своего ученика от страшного видения. вернутьсяОт слияния холодного ветра с теплым возникает ветер. Данте вероятно имел в виду слова Цицерона: «Placet Stoicis eos anhelitus terrae, qui frigidi sint, cum fluere coeperint, ventos esse: cum autein se in nubem induerint, ejusque tenuissimam quamque partem coeperint dividere, atque disrumpere, idque crebrius facere, et vehementius, tum et rolgura et tonitrua existere.» Ci.c De divinat. Lib. II, 44. Ломбарди* вернутьсяСогласно с древним мифом, Геркудес, низойдя в ад, наложил цепь на выю Цербера и извлек его из ада: намек на бесполезность сопротивления высшей воле и силе. – Цербер тут есть только символ строптивости, или самого Люцифера, а слова: о вспомни и пр., указывают или на падение Сатаны, или на спасение человека. Каннегиссер. вернутьсяПо замечанию одного старинного комментатора, Ангелы начинают говорит с Дантом только в Чистилище: это потому, что Данте в странствовании своем по аду еще не очищен от грехов, но созерцает и действует, еще покрытый ими, или, лучше сказать, есть представитель греха других. – «Не трудно отгадать, кто этот Ангел, являющийся теперь на помощь Данту, руководимому Виргилием. Не ту же ли божественную силу мы видим везде в истории человечества, в те времена, когда люди в ослеплении начинают борьбу против воли провидения. Значение этой воли: человек, цель твоя стремление вперед! Среди разгрома бури свершается эта воля там, где встречает себе сопротивление. А когда Господь яростью гнева своего наказует сопротивляющихся, тогда отдельные личности важны пред судом Его, посколько они нужны как часть неизмеримого целого.» Штрекфусс. вернутьсяАрль, город Прованса на реке Рони, где она умеряет быстроту течения, образуя по берегам своим топкие болота. Пола, город в Истрии, при заливе Кварнаро или Кварнеро (Sinuts fanaticus древних, названный так по причине опасного в нем мореплавания). В окрестностях этих городов находится множество могильных курганов, о происхождении которых существуют различные предания; между прочим архиепископ Тюрпин, упоминая в своей «Истории Карла Великого,» о курганах близ Арля, называет их кладбищем семи святых епископов. вернутьсяЕретики, особенно учители ереси (eresiarehe), восприемлющие казнь в шестом кругу ада, заключены в могилах, раскаляемых пламенем. Крыши с могил, или собственно с гробниц, приподняты (sospesi, т. е. стоят в полунаклонинном положении так, что готовы упасть каждую минуту); но в день страшного суда они упадут и закроют могилы навеки (Ада X, 10). Всякое поколебание веры в Бога, всякое отрицание жизни божественной, а, стало быть, и бессмертия души, по учению Данта, есть уже ересь. По этому, в шестом кругу содержатся неверующие, вольнодумцы, атеисты, материалисты, эпикурейцы, еретики всякого рода, а не сектаторы, основатели ложных религий и расколов, произведшие раздел и тревоги между людьми: последние помещены ниже (Ад. XXVIII). Ривароль. «Отвергнув существование вечной жизни, еретики и их лжеучители заключены теперь в тесные пределы раскаленных гробов; только теперь сознают они всю узость своего мудрования, и это сознание объемлет их в образе тесного гроба, раскаляемого, но не освещаемого, тем самым светом вечной истины, который они отвергли, тем пламенем, который не вредил Беатриче (Ад. II. 93), в котором души очищающихся живут надеждою (Ада I, 118) и который для праведных составляет источник их блаженства (Ада VIII, прим. к 73). Еретики запрутся в судный день с телами в могиле: это значить, что они останутся навсегда неспособными, как бы умершими для блаженства вечной жизни: отвергнув ее существование, они совершили над собою как бы духовное самоубийство. Как самоубийцы настоящие (Ада XIII, 103–106) навсегда будут лишены своего тела, так и духовные никогда уже не увидят радостей божественной жизни. Тесные пределы их гробов, пылающих светом божественной истины, есть сущая противоположность свободному круговращению блаженных в самой крайней сфере небесного света. Узкое поле их воззрения есть их собственная мука.» Копишь. вернутьсяДругими словами: еретиков гораздо более, нежели сколько ты думаешь. Кажется, это намек на великое множество сект, распространившихся по Италии во времена Дантовы. Филалетес. |