Непроходимый дикий лес, здесь изображенный, с скорченными деревьями, не приносящими ничего, кроме ядовитого терна, уже вообще представляет картину того болезненного состояния, того дикого ожесточения, в котором теряется душа, наклонная к самоубийству. Копишь.

Чечина, река, впадающая в море на Ю. от Ливорно; Корнето, город в Папских Владениях. Страна между Чечиною и Корнето известна под именем Мареммы, – поморие, отличающееся нездоровым воздухом, обилием водящихся здесь кабанов и змей.

Наклонность к самоубийству возникает вследствие слишком мрачного, как бы извращенного представления будущего. Эти представления олицетворены здесь в образе Гарпий, смутивших Энея и его спутников страшным предзнаменованием в то время, когда они пристали к Строфидам, островам на Ионическом море, и изгнавших их оттуда осквернением пищи. (Aen. III, 254–277).

Т. е. во втором отделе седьмого круга, где наказуются самоубийцы и расточители своих имений (Ада XI, ст. 40).

Ада XIV, 4.

Намек на Энеид. LI, 22 и д., где Эней повествует, как он, прибыв, по разрушении Трои, во Фракию, услышал голос Полидора, одного из Приамидов, превращенного в дерево, с которого Эней сломил ветви для увенчания жертвенника. К этому же рассказу относятся и дальнейшие слона Виргилия, ст. 46–49.

В подлин.: Іо credo, ch'ei credette, ch'io credesse – scherzo, которое старался удержать в переводе.

В подлин.: а ragionar m' inveschi. Invescarti (от лат. viscum, клей, употребляемый для ловли птиц) собственно значит прилипать к ветвям, намазанным птичьим клеем, se prendre au glu (Vocab. Dantesco par L. G. Blanc). Душа грешника, сознавая невинность свою в приписываемом ей преступлении, увлеченная надеждою, что память об ней опять с честью восстановится между людьми, охотно вступает в разговор, так сказать липнет к беседе, как птица, привлеченная приманкой, липнет к ветвям, намазанным клеем. Штрекфусс.

Этот говорящий – Пиетро делле Винье, секретарь и любимец императора Фридерика II. Он родился в Капуе от бедных родителей, учился в Болоньи и, обладая красноречием, знанием юриспруденции и поэтическим талантом, скоро поступил в секретари к императору, которому много помогал в издании законов. От него остались один из первых и лучших сонитов и собрание писем. Вскоре он впал в немилость, был заключен в темницу и, по словам некоторых, ослеплен по повелению императора. В отчаянии он умертвил себя, бросившись из окна темницы в то время, когда император проходил мимо, или, как другие уверяют, раздробив себе голову о стену в церкви St. Andrea в Пизе. Причина немилости к нему императора неизвестна: одни говорят, что он открыл замыслы своего государя врагу его папе Иннокентию IV, другие, что он, по соглашению с тем же папою, хотел отравить его. Винье был очень богат, а потому не мудрено, что имел много завистников. Данте оправдывает его в приписанном ему преступлении, которое впрочем никогда не было доказано. Филалетес.

Под именем ключей (в подлин.: ambo le chiavi) комментаторы разумеют способность возбуждать по произволу любовь и ненависть в одном и том же сердце.

Бенвенуто да Имола, в доказательство, как велико было доверие Фридерика к Винье, приводит следующее: в дворце в Неаполе находилась на стене картина, на которой император был представлен сидящим на трони; подле него на ступенях трона стоит Пьетро делле Винье; внизу народ умоляет государя о правосудии следующими словами:

Зависть.

Эта украшенная речь, наполненная антитезами и другими риторическими фигурами, где имя Кесаря и Августа поставлено вместо императора, вполне соответствует характеру ловкого, классически (по тогдашнему) образованного придворного. Филалетес.

К корнями юного р., потому что Винье умер незадолго до рождения Данта и, следственно, недавно находится в аду.

Винье, высоко ценящий Фридерика за его действительные заслуги, не знает, что он как еретик казнится в шестом кругу ада, потому что тени грешников не могут знать настоящего (Ада X, 100–108). Ломбарди.

Намек на то, что самоубийцы все заслуживают одного наказания, что между ними нет различия в виновности, как между другими насилователями, ибо у всех была одна цель – прекращение собственной жизни. Каннегиссер.

В подлин.: Fanno dolore, ed al doior finestra, т. е. причиняют боль, ибо эти листья составляют как бы плоть и члены грешников, и, нанося раны, дают заключенному духу путь выражать стонами и вздохами свою боль. Вентури.

В этих стихах обстоятельнее изображена казнь (внутреннее состояние души) самоубийц. «Когда душа, предавшись мрачным думам, утратит разум и, в отчаянии, насильственно отторгнется от тела: тогда в сознании своей недостойности носить человеческий образ, она как бы нисходит на низшую ступень в лестнице жизни; нарушая закон, коему инстинктивно повинуются все животные, закон самосохранения, она превращается в безобразно-скорченный, бесплодный терновник, на ветвях которого смутные представления будущего, подвигшие ее на преступление, гнездятся вечно в образе отвратительных Гарпий. Ей уже нет от них более защиты, и только бесполезными жалобами она проявляет свою жизненность. Если и возвратится ей когда-нибудь тело, то лишь за тем только, чтобы оно, повиснув на ее ветвях, вечно напоминало ей о ее преступлении. Обитать в теле она и сама считает себя недостойною.» Копишь.

В числе насилователей против самих себя казнятся и те, кои делали насилие своему имению (Ада XI, 43–44), безумные моты, особенно азартные игроки; их не должно смешивать с теми, которые расточили свое имение в удовольствиях (Ада VII). – «Как эти последние провели всю жизнь свою в бессмысленных стремлениях, так первых преследовали необузданные страсти, олицетворенные в аду в образе псиц (древние называли Гарпий псицами Зевса); в отчаянии призывают они смерть, но смерть не является: душа не умирает; с ужасом, ища спасения от вечно-преследующих забот и страстей, кидаются они на первого, им на пути встретившегося; но, вредя чрез то другим, тем скорее становятся жертвою своих собственных внутренних и внешних гонителей.» Штрекфусс.

Лано, Сиенец, один из членов знаменитого клуба гастрономов в Сиіене, о котором упоминает Данте (Ада XXIX, 130), промотав все свое огромное имущество самым беспутным образом, отправился с войском Сиенцев в Аредзо на помощь флорентинцам. В сражении при Ниеве дель Топпо, где Сиенцы были разбиты, он, опасаясь угрожающей бедности и потому тяготясь жизнью, бросился в ряды неприятелей, где и погиб, несмотря на то, что мог бы спастись бегством. Поэтому другая тень упрекает его в том, что при Топпо он не был так скор, как теперь. В сражении он искал смерть и нашел, здесь он ищет ее и не находит.

Сражении при Топпо. В 1288 Гвельфы городов Тосканы сделали вторжение во владение гибеллинского г. Аредзо и, по обычаю, в день Иоанна Крестителя, праздновали турнир под стенами города. Но на возвратном пути Сиенцы, слишком рано отделившиеся от Флорентинцев, около местечка Ниеве или Пиеве дель Топпо, в Валь ди Киане, наткнулись на засаду Аретинцев и были разбиты на голову. Сражение это Данте называет боевою потехою (giostra). Giov. Villani. L. VII. c. 120.

В куски в куски (в подлин.: а brano а brano). «Данте весьма часто употребляет оборот удвоения слова, который и теперь есть одна из характеристических черт живого языка Италии. Оборот сей употребляется для усиления выражения, иногда для показания последовательности. Он есть самый живой оборот и напоминает совершенно свежие обороты Илиады, взятые также из уст народа. Он находится и в вашем народном языке.» Шевырев.

Иакопо, падуанский дворянин, из фамилии Сант' Андреа, знаменитый мот своего времени. Как пример его безумной расточительности, рассказывают, что однажды, гуляя по р. Бренте, он забавлялся тем, что под звук музыки бросал множество золотых монит в реку; в другой раз он зажег свою виллу для того, чтоб показать гостям своим великолепное зрелище пожара. Бенвенуто да Имола.

Здесь разумеется Флоренция.

Неизвестно, кто этот говорящий самоубийца. Одни называют его Рукко де' Модзи, другие Лотто дельи Альи. Последний был флорентинец, который, промотав свое богатство, для получения денег произнес неправильный приговор судебный и потом в отчаянии повесился в собственном доме.