Песнь XVII Содержание. На знак, поданный Виргилием, Герион древних, олицетворение обмана, примыкает к каменной плотине Флегетона. Лицо у него праведное, лапы мохнатые, хвост змеиный, а тело все испещрено узлами и кольцами. Поэты сворачивают с дороги, чтобы к нему приблизиться. Пока Виргилий уговаривается с Герионом о помощи его сильных плеч, Данте идет один к краю пропасти, где под огненным дождем, на раскаленном песке, сидит толпа ростовщиков, направлявших насилие против природы и искусства, а следственно и Бога. У каждого из них на шее повешена сума с различными гербами: на них жадно устремлены немые взоры грешников. Один из ростовщиков разговаривает с Дантом и предсказывает место в аду другому известному ростовщику, еще живому в то время. Данте, возвратившись к Виргилию, находить его уже на спине чудовища, с ужасом сам всходит на спину Гериона; но Виргилий, сидя позади Данта, защищает его от ядовитого хвоста чудовища, Они летят чрез пропасть, над страшным водопадам Флегетона. Высадив поэтов на окраине восьмого круга, Герион скрывается, с быстротою стрелы. 1. «Вот лютый змей с хвостом остроконечным, [361]Дробящий сталь и твердость стен и скал! Вот он весь мир зловоньем губит вечным!» 4. Так начал вождь и знак рукою дал, Чтоб грозного приблизить великана Ко мраморам, где путь наш пролегал. [362]7. И страшный образ гнусного обмана Главой и грудью к берегу приник, Но не извлек хвоста из мглы тумана. 10. Был лик его людей правдивых лик: Столь кроткими глядел на нас глазами, Но как у змеи был хвост его велик. 13. Мохнатые две лапы под плечами. А грудь, бока и весь хребет как жар Испещрены узлами и кружками. 16. Цвета одежд у Турок и Татар С изнанки и с лица не столько ярки; Не так сплетен Арахны дивный дар. [363]19. Как иногда лежат на взморье барки, [364]Полу в воде, полу в песке до ребр, И как у вод, на бой готовясь жаркий, 22. Сидит, в стране обжор немецких, бобр: [365]Так на краю, обвившем степь гранитом, [366]Лежал дракон, с лица приветно добр. 25. Он хвост крутил в пространстве, мглой покрытом, Как скорпион, вращая острием, Вооруженным жалом ядовитым. 28. «Теперь» сказал учитель мой: «сойдем [367]С дороги нашей к лютому дракону, Простертому на берегу крутом.» 31. И мы спустились вправо по наклону И пять шагов по берегу прошли, Чтоб от огня найти там оборону. 34. Как скоро мы к дракону подошли, Вдали узрел я на песке собранье Теней, сидевших на краю земли. [368]37. Тогда мой вождь: «Чтоб полное познанье О круге сем ты мог отсель извлечь, Поди,» сказал: «взгляни на их страданье; 40. Но коротка твоя да будет речь. [369]А я склоню его первоначально Дать в помощь нам громаду мощных плеч.» 43. Так берегом я к точке самой дальной [370]Седьмого круга шел один, пока [371]Пришед к толпе, сидевшей там печально. 46. Из их очей сверкала их тоска: То там, то здесь руками тушат духи То пыл огней, то знойный жар песка. 49. Так точно псы, в дни жара и засухи, То рылом чешут, то ногой, где их Кусают блохи, оводы, иль мухи. [372]52. Я заглянул в лице теней иных, На коих тлели клочья огневые; Но никого не мог узнать из них. [373]55» За то я зрел у каждого на шее Мешок, имевший разный знак и цвет: В него впивались взоры их немые. [374]58. И я увидел, ближе подошед, На желтом кошельке предмет лазурный И был со львом по виду схож предмет. [375]61. И далее я зрел как кровь пурпурный Мешок, на коем молока белей Написан гусь. – И вот, со алостью бурной, [376]64. Один, имевший на суме своей На белом поле супрось голубую, [377]Вскричал: «Чего ты смотришь в яме сей? 67. Прочь, дерзкий! прочь! Но если ты живую Имеешь душу, ведай: Витальян [378]Соседом мне тут сядет одесную. 70. Я, Падуанец, здесь между граждан Флоренции; тут часто диких орды Кричат: Приди, наш славный атаман, 73. И принеси три клюва – герб твой гордый! [379]» И, скорчив рот, он высунул язык, Как бык, когда он лижет влагу с морды. 76. И я, страшась, что слишком вдаль проник, (А вождь велел не медлить мне в долине) Пошел от злых; они ж подняли крик. 79. Уж мудреца нашел я на вершине Чудовища и со спины крутой Он мне кричал: «Будь смел и силен ныне: 82. Здесь сходят вглубь по лестнице такой! [380]Сядь впереди, а чтоб хвостом он раны Не мог нанесть, я сяду за тобой.» 85. Как тот, к кому близка уж знобь квартаны, Когда уже синеет цвет ногтей, Трясется весь, лишь взглянет на туманы: 88. Так я дрожал от сказанных речей; [381]Но как герой войска для предприятья, Так он бодрил меня на подвиг сей. 91. Воссев на плечищах, хотел сказать я: «О вождь!»… но голос, как я ожидал, Не вышел… «вождь, прими меня в объятья!» 94. Но он, который столько раз спасал Меня в аду, едва я взлез, руками Обвил меня и, крепко сжав, сказал: [382]97. «В путь, Герион, широкими кругами, [383]Но медленней спускайся: не забудь, Что новый груз подъемлешь ты плечами!» 100. Как от земли корабль уходит в путь Назад, назад: так в даль он отступает; И, на простор вступив, туда, где грудь [384]103. Его была, вдруг хвост он обращает И бьет хвостом, как угрь, свирепый зверь И лапами он воздух загребает. 106. Нет! не сильней ты трепетал, поверь, О Фаетон, когда брозды оставил, [385]Зажегши твердь, как видно и теперь; 109. Иль ты, Икар, когда огонь расплавил На крыльях воск и в след тебе отец Кричал: О сын, ты худо путь направил! [386] — 112. Как я дрожал, когда со мной певец Взлетел, когда в воздушном океане Все, кроме змия, скрылось наконец. 113. Он тихо, тихо плыл, кружась в тумане И нисходя; но я лишь замечал, Что ветр в лице и снизу дул в буране. [387]118. Уже, от нас на право, я внимал, Как водопад шумел, ревел под нами, И я, нагнувшись, взор на дно вперял. 121. И больший страх я чуял над волнами. И, в трепете, я мог сидеть едва, [388]Услышав вопль и огнь увидев в яме. 124. Тут я узрел, чего не зрел сперва, Как змий, кружась, спускался в омут душный Меж ярых мук отчаянного рва. 127. И как сокол, свершив полет воздушный, Когда ни птиц, ни чучел не нашел, [389]При криках ловчего: О, непослушный! 130. Вдруг кольцами спускается на дол И от ловца вдали один садится, Измученный полетом, дик и зол: 133. Так Герион в глубокий ров стремится, Чтоб сбросить нас к подножию скалы, И, облегчен от груза, снова мчится, 136. Скрываясь в мраке с быстротой стрелы. [390]вернутьсяОбраз обмана, названный ниже в ст. 97 Герионом, поднимается из глубины восьмого круга к седьмому: намек на то, что обман может возвыситься до насилия, равно и насилие нисходит до обмана (ст. 43 и прим.) Герион в мифологии был трехглавый великан, рожденный Хризаором, возникшим из крови Медузы. Его сестра Эхидна, в половину нимфа, в половину дракон, по-видимому ближе подходит к описанному здесь чудовищу. Он нее родились между прочим Сфинкс и Лернейская Гидра. Герион был трижды убит Геркулесом за изменническое похищение его волов: вот причина, почему Данте избрал Гериона в символы обмана и высшего его проявления – измены. Все изображение этого чудовища отличается удивительною пластичностью; вся аллегория проникнута глубоким смыслом. Лицо Гериона – лицо справедливого и кроткого: обман старается нравиться; зато лапы покрыты до самых когтей шерстью, как у кошки, так, что когти выходят из под шерсти тихо и незаметно; тело его кончается змеиным хвостом, вооруженным ядовитым жалом скорпиона – намек на то, что обман вначале привлекает, под конец губит свою жертву; он весь испещрен узлами и кружечками, символами изворотливых путей и хитрого укрывательства, к коим прибегает обман. Он причаливает к берегу осторожно, только головою и грудью, хвост же его скрывается и свободно вьется в тумане, для того, чтобы ничто не препятствовало его губительному действию. Копишь. Штрекфусс. вернутьсяАрахна – знаменитая ткачиха, осмелившаяся состязаться в искусстве с Палладою; она была превращена в паука за то, что ткала соблазнительную картину. Ovid. Metam. VI. вернутьсяНа бой г. жаркий, т. е. приготовляясь ловить рыбу. Пиетро ди Данте, сын поэта, приводит в своем комментарии старинное поверье, будто бы бобр, желая поймать рыбу, опускает хвост в воду, для того, чтобы маслянистою жидкостью, отделяющеюся с его хвоста, приманить свою жертву. Неосновательность этого поверья доказывается, между прочим, тем, что бобр во все не питается рыбою. вернутьсяЕще Тацит называл Германцев обжорами и эта обидная слава об них, по-видимому, долго удерживалась в Италии, поддерживаясь, может быть, и тем, что во время частых походов германских императоров в Италию. Италианцы, народ вообще умеренный в пище, должны были нередко кормить на свой счет Германцев. Француаз и до сих пор говорят: boire comme du Allemand. вернутьсяПо внутренней окраине седьмого круга идет каменная набережная как продолжение гранитного берега Флегетона. Филалетес. вернутьсяДо сих пор Данте находится еще в третьем отделе седьмого круга и теперь видит третье стадо насилователей – стадо ростовщиков (Ада XIV, 29). Они, как мы видели, сидят, скорчившись, под огненным дождем. Мешки, повешенные на их шеях, указывают на их алчность к золоту и дают поэту возможность, не упоминая об именах этих грешников, сказать об их роде описанием гербов, изображенных на мешках; большая часть грешников этого класса принадлежала к дворянским фамилиям, преимущественно флорентинским, так как дворянство Флоренции во времена Данта особенно занималось лихоимством. вернутьсяГрех этих теней так унизителен, что они не заслуживают продолжительной с ними беседы (см. Ада III, 51). вернутьсяОни сидят у самого края бездны восьмого круга: намек на то, что насилие ростовщиков близко граничит к обману. Копишь. вернутьсяДанте может безопасно идти здесь один, ибо его лучшая натура уже достаточно защищает его от омерзительного греха этих душ. Копишь. вернутьсяМысли о божественной любви и истине, ниспадающие на ростовщиков в виде отдельных клочьев пламени (Ада XIV, 29 и примеч.), для униженной души их столько же беспокойны, как для животных отвратительные насекомые: эта низкая картина еще резче очерчивает их полную низость. Копишь. вернутьсяИмена их так же неизвестны, так же недостойны воспоминания, как и имена людей недействовавших и трусов (Ада III, 22 и д.) и скупых (Ада VII, 53 и 54). Только по цвету и изображениям опозоренных ими гербов можно распознать их. Копишь. вернутьсяМешки на шеях ростовщиков не только символы их позорной страсти, но также и источник новой для них муки, ибо воспоминание о прошедшем богатстве, при виде этих мешков, становится для них еще мучительнее. вернутьсяГерб флорентинской фамилии Джианфильяцци из партии Гвельфов. вернутьсяГерб флорентинской фамилии Убриакки из партии Гибеллинов. вернутьсяГерб падуанской фамилии Скровиньи. – Один из членов этой фамилии построил в Падуе капеллу Arena, где находится картина Джиотто: страшный суд. Бер. вернутьсяВиталиано дель Деите, богатый дворянин, известный ростовщик в Падуе. Все эти грешники еще были живы в 1300. вернутьсяЭтот говорящий – Ринальдо Скровиньи; славный атаман (il cavalier sovrano) есть Мессер Джиованни Буиамонти де' Биччи из Флоренции, величайший ростовщик своего времени. На гербе его были три птичьи клюва (becchi), или, по словам Пиетро ди Данте, три козла (tres hirai). 74-75. Жесточайшая ирония. Простой народ в Италии обыкновенно делает эту гримасу, когда хочет показать, что сказанное в похвалу кому-нибудь должно разуметь в противном смысле. Биаджиоли. вернутьсяВ подлин.: Qual' е colui, ch' ha si presso 'l riprezxo Della quartana. Прекрасное сравнение, взятое от пароксизма лихорадки: чувствуя приближение озноба, когда уже посинели ногти, больной, желая согреться, трясется уже при одном взгляде на сырой туман, причину его болезни, и этот страх ускоряет самый приступ лихорадки. Квартана (intermittens quartana) есть четырехдневная лихорадка, самая жестокая и убийственная из всех типов перемежающейся. Я решился употребить это техническое медицинское название. вернутьсяРазум (Виргилий) защищает Данта от угрожающего оружия обмана, как (Ада ІХ, 58–60} от обаяния духовного греха. вернутьсяГерион см. выше. – Герионом назывался также один испанский король, прославившийся хитростью и обманами. Бер. вернутьсяЭто сравнение заимствовано от корабля, который, будучи обращен носом к земле, не может выйти из гавани иначе, как заднею своею частью, т. е. кормою, а потому кажется идущим назад. Портирелли. вернутьсяВ своем Convito Данте приводит мнение Пифагорейцев, полагавших, что млечный путь есть действие солнца, которое, уклонившись когда-то с своего пути (вероятно намек на известную баснь о Фаетони, Ovid. Metam. II, 200 et и.), сожгло эту часть неба. Впрочем, он более склоняется к мнению Аристотеля, объяснявшего млечный путь скоплением в этом месте великого множества малых и тесно скученных звезд. Филалетес. вернутьсяДедал с сыном Икаром улетел из Крита на восковых крыльях; крылья Икара, слишком высоко поднявшегося, растаяли от солнца и дерзкий воздухоплаватель упал в море, названное по его имени Икарийским. вернутьсяВетер, дующий в лицо, происходит от кругового движения, ветер с низу от опущения Гериона. вернутьсяОгонь в яме (bolgia) симонистов (Ада XIX, 25 и д.) и злосоветников (Ада XXѴІ, и д.). вернутьсяЧучела употребляются у сокольников для натаскивания соколов. вернутьсяГерион (обман) не в духе, потому что не мог повредить своей добыче (Ада XVIII, 19–20 и пр.). |