Песнь XII Содержание. Путники приходят к каменной ограде седьмого круга, к первому его отделу (Ада ХІ, 37–39), в котором наказуется насилие против ближних. При виде поэтов, Минотавр, распростертый на границе этого круга, в бешенстве кусает самого себя; но Виргилий укрощает его ярость напоминовением о Тезее, его умертвившем, а, пока чудовище крутится от бессильного бешенства, поэты сходят по громадным камням обрыва, обрушившегося в минуту крестной смерти Спасителя. На дне круга дугою изгибается глубокий ров, наполненный кипящею кровью; в нее погружены насилователи ближних. Кентавры, вооруженные стрелами, рыскают по берегам рва и стреляют в тех, которые выйдут из потока крови более, нежели им следует. Трое из них, Несс, Хирон и Фол, бросаются на пришельцев; но Виргилий укрощает и их ярость и, обратившись к Хирону, просит дать им проводника, который бы перенес Данта на хребте своем вброд через поток крови. Хирон избирает Несса, в сопровождении которого поэты идут далее и видят тиранов, погруженных в кровь по самые очи. Из числа их Несс указывает им на Александра, Дионисия, Аццолина и Обидзо Эсте, а в отдалении от них на одинокую тень Гвидо Монфорте. Кровавый поток к одному концу долины все более и более мелеет, так, что накониц едва покрывает ноги грешникам; напротив, к другому концу волны его становятся все глубже и глубже, и здесь-то на дне под волнами плачут вечными слезами: Аттила, Пирр и Секст и разбойники Реньеры. 1. Скалист был край, где мы взбирались в горы, И тем, что в недрах он притом вмещал, Так страшен был, что всем смутил бы взоры. 4. С той стороны от Трента есть обвал, Обрушенный в Адиж землетрясеньем, Иль осыпью волной подмытых скал: 7. С горы, откуда свергнут он паденьем, В долину так обрывист косогор, Что сверху вниз нет схода по каменьям. [252]10. Так крут был спуск в ущелье этих гор, И здесь, заняв обрушенные скаты, Улегся Крита ужас и позор, 13. Подложною телицею зачатый. — Увидев нас, он грыз себя, как зверь, В котором чувства бешенством объяты. 16. Но мой мудрец вскричал ему: «Поверь, Не царь Афинский здесь перед тобою, Который в ад тебе разверзнул дверь. 19. Прочь, лютый зверь! прочь! не твоей сестрою, Был низведен мой спутник в омут сей, Но вашу казнь узреть идет со мною.» — 22. Как дикий бык, сорвавшийся с цепей, Когда смертельным поражен ударом, Без сил, крутится в ярости своей: 25. Так Минотавр крутился в гневе яром. Но вождь всезнающий вскричал: «Беги! Теперь сойдем, минут не тратя даром.» 28. По грудам скал я ускорил шаги, И не один там камень вниз скатился Из-под моей трепещущей ноги. 31. Я думен шел, а вождь: «Ты изумился Громаде скал, где страж их адский гад С бесовской злобой предо мной смирился. 34. Так ведай же: когда в глубокий ад Я нисходил, в то время скал громада Не представляла мне в пути преград. [253]37. Но прежде чем, скорбящих душ отрада, Явился Тот, который, в Лимб нисшел, Отъял великую корысть у ада, — 40. Так потряслась пучина лютых бед, [254]Что мир – я думал – вновь поколебала Любовь, чья мощь, как полагал поэт, 43. Не раз в хаос вселенную ввергала, [255]И в то мгновенье древний сей утес Распался, здесь и ниже, в два обвала. [256]46. Но взор вперя в долину горьких слез: Клокочет кровь рекой там быстротечной, Где всяк кипит, кто ближним вред нанес! [257]» — 49. О страсть слепая! гнев бесчеловечный! Ты в краткой жизни нас палишь в огне, А здесь в крови купаешь в жизни вечной! 52. Ров, полный крови, я узрел на дне: В равнине он дугою изгибался, Как говорил о том учитель мне. 55. И между рвом и крутью гор скитался Со стрелами Кентавров буйный род, [258]Как на земле он ловлей забавлялся. 58. Завидев нас, спускавшихся с высот, Все стали в ряд; а трое, выбрав пуки Острейших стрел, к нам бросились вперед. 61. «Какой вас грех привел сюда для муки?» Так издали один воскликнул: «с гор Ответствуйте: не то – мы спустим луки [259]» — 64. «Мы заключим с Хироном договор, Когда сойдем с нагорного навеса: Твой гнев всегда во вред тес был скор!» — 67. Так вождь ему; а мне: «Ты видишь Несса: За Деяпиру умерев, излил [260]Сам из себя он месть на Геркулеса. [261]70. С ним рядом, тот, что взор на грудь склонил, — Гигант Хирон, взлелеявший Ахилла; А третий, Фол, всегда неистов был. [262]73. Вкруг ямы рыщет тысячами сила, Стреляя в тех, кто выйдет из среды Кровавой больше, чем вина судила.» — 76. Лишь мы вошли в их страшные ряды, Хирон, схватив стрелу, назад закинул За челюсть пряди длинной бороды. 79. Потом он пасть огромную разинул И молвил: «Братья! видите, на дно Какие камни этот задний сдвинул: 82. Так мертвецам ходить не суждено!» — Но вождь мой, став пред грудью колоссальной, Где сходятся два естества в одно, 85. Сказал: «Он жив и я дорогой дальной Веду его в страну, где светит день: Не прихоть, рок ведет нас в край печальной. 88. Пославшая меня с ним в вашу сень Пришла оттоль, где гимн поют осанна: [263]Он не разбойник, я не злая тень. 91. Но заклинаю силой несказанной, Что в трудный путь стопы мои ведет: Дай нам вождя, чтоб нас он невозбранно 94. Привел туда, где переходят вброд, И на хребте пришельца переправил: Ведь он не дух, свершающий полет.» — 97. Хирон направо к Нессу взор направил И рек: «Ступай, веди их тем путем, Где б им никто преграды не представил. [264]» — 100. Тут двинулись с надежным мы вождем Вдоль берега кровавого потока, Где несся крик палимых кипятком. 103. Я видел сонм, погрязший в кровь до ока, И нам Кентавр: «Тираны здесь в слезах, Что лили кровь и грабили жестоко. 106. Здесь каются они в своих грехах: Здесь Александр и Дионисий вместе, [265]Сицилии несчастной бич и страх. 109. А там чело поднял в глубоком месте [266]Черноволосый Аццолин и с ним Тот белокурый злой Обидзо Эсте, [267]112. Убитый в мире пасынком своим,» — Я на вождя взглянул, но мне учитель: «Пусть будет первым он, а я вторым. [268]» 115. Немного дале, с вами стал мучитель Над сонмом душ, что погружен был весь По горло в яму – ужасов обитель! 118. Тень в сторони нам указал он здесь, Сказав: «Вот он, пронзивший в Божьем храме То сердце, что на Темзе чтут поднесь. [269]» 121. Потом я видел в адском Буликаме [270]Главу и грудь взносивший сонм духов, И в их толпе узнал я многих в яме. 124. Все мельче, мельче становилась кровь, Так, что одни скрывала грешным ноги: Здесь перешли мы быстро через ров. 127. «Как бурный ключ на сем конце дороги Мелеет с каждым шагом, так равно И с той страны,» сказал мне спутник строгий: 130. «Все глубже, глубже каменное дно Он вниз гнетет, доколь впадет в те бездны, Где в век стенать тиранству суждено. 133. Там правосудье суд творит возмездный Над тем Аттилой, что был бич земли; Там Пирр и Секст; там вечно токи слезны [271]136. Сливают с кровью, где на век легли, Реньеро Падзи и Реньер Корнето, [272]Что по дорогам столько воин вели.» — 139. Здесь вброд провел меня он и поэта. вернутьсяО местности здесь описанного обвала есть разные предположения. По мнению Маффеи, тут говорится об утесе при Риволи, обрушившемся в Адиж в 1300 г., когда Данте находился у Бартоломео делла Скала в Верони. Другой подобный горный обвал находится при Марко, на расстоянии часового путешествия от Ревередо, где Данте находился несколько времени. Накониц третий очень высокий обвал горы Ченджио Россо, где теперь Кастелло делла Пиетра, находится в 2 1/2 милях от Ревередо. вернутьсяНамек на землетрясение во время кончины и сошествия Искупителя в Лимб для избавления праотцев (Ада IV, 53 и прим.). вернутьсяЭмпедокл, греческий поэт и философ, которого учение Данте знал вероятно из опровержений Аристотеля, принимал четыре стихии и два движущие начала: любовь или сочувствие (φιλία) и раздор или разделение (ἐχϑρά, νεικος). Эти два начала попеременно господствуют во вселенной: когда господствует любовь, элементы сливаются, и мир, теряя свой вид, разрешается в довременный хаос, из которого он возник, и, наоборот, когда между элементами господствует раздор или разделение, мир возникает снова. вернутьсяТ. е. здесь и во рву лицемеров (Ада XXIII). Не без основания остались в этих двух местах следы землетрясения, бывшего в минуту кончины Спасителя: в этот день кровавое насилие привело в исполнение то, что было задумано и решено лицемерием. вернутьсяТеперь пред очами тиранов и убийц кровь ими умерщвленных поднимается более или менее высоко и бьет горячим ключом как из свежей раны. Шекспир в последнем монологе Макбета, может быть, имел в виду кровавую реку Данта. Копишь. вернутьсяБаснословные Кентавры, чудовища, полулюди, полукони, есть так же символы необузданной животности, как и Минотавр. вернутьсяКентавр, готовый немедленно пустить смертоносную стрелу, прекрасно выражает дикую наклонность насилователей к убийству. Еще более изумимся глубокомыслию поэта, если вспомним, что зверообразные Кентавры, символы насилия против ближних, были внуки гневного Флегиаса (Ада VIII, 15–24) и дети высокомерного тирана Иксиона и, следственно, происхождением своим обязаны необузданному гневу и высокомерной гордости. Копишь. вернутьсяМудрый Виргилий не хочет иметь дела с необузданным Нессом, но вступает в переговоры с более мудрым Хироном, главою Кентавров. Хирон, не сын тирана Иксиона, как прочие Кентавры, но сын Сатурна и нимфы Филлары, олицетворяет собою (ст. 70–71) самосозерцание, углубление в самого себя и раскаяние, господствующее здесь после неистовства насилователей на земле. Разверзание огромной пасти у Хирона напоминает скрежетание зубов миносовых (Ада V, 4). Копишь. – У Хирона, как известно, воспитывался Ахиллес, гнев которого имел такие бедственные последствия. вернутьсяНесс, один из Кентавров, похитил прекрасную Деяниру, за что и был убить ядовитою стрелою Геркулеса в то время, когда переносил ее на хребте через р. Алфей. Чтобы отмстить Геркулесу, он, умирая, дал Деянире любовный напиток, приготовленный из своей собственной крови. Когда потом Геркулес изменил Деянире, она, желая опять привлечь его к себе, смочила кровью Кентавра одежду, назначенную для Геркулеса. От этого он подвергся таким страшным мукам, что в отчаянии сжег себя на костре. вернутьсяФол, один из неистовейших Кентавров на брачном пиршестве Пиритоя, царя Лапитов, участвовавший в похищении его невесты Гипподамии. вернутьсяНесс, когда-то перенесший на хребте своем Деяниру через Алфей, теперь точно также должен перенесть и Данта через поток крови (ст. 126 и 139). вернутьсяКомментаторы не согласны между собою, какого Александра разумеет здесь Данте: Александра ли Македонского, или Александра, тирана Фереи в Фессаліи. Последний, достигший высшей власти убиением своего брата и жестоко истребивший жителей Скотуссы в Фессаліи, приличнее может быть поставлен рядом с Дионисием, тираном сиракузским, чем Александр Македонский, о котором с такой похвалою отзывается Данте в своем Convito. Впрочем, древние комментаторы и в особенности Пиетро ли Данте, сын поэта, разумеют здесь первого. вернутьсяАццолино или Эццилино ди Романо, или ди Онара, зять Фридерика II, жестокий властитель Тревиджи, наместник императора над большею частью Верхней Италии, один из неистовейших мелких тиранов этого несчастного времени, о чем свидетельствует надпись над его могилою: Ніc jacet Sunzini tumulus canis et Ezzelini, Quem lacerant manes tartareique canes. В битве при Кассано против властителей Ломбардии, он был смертельно ранен, попал в плен и, не допустив перевязать свои раны, умер в Сончино в 1260 г. – Он был среднего роста, черноволос и на лбу, над самым носом, имел длинный черный волос, который поднимался, когда Аццолино приходил в гнев. На это намекает и Данте. Бенвенуто да Имола. вернутьсяОбидзо II, маркиз эстский, властитель Феррары, Модены и Реджио. О его тиранских действиях ничего неизвестно. Данте поместил его в ад во-первых потому, что он, как ревностный Гвельф, содействовал вступлению Карла Анжуйского в Италию и вместе с ним восстал на Манфреда; во-вторых потому, что Феррара была отдана ему с неограниченною властью, так что один современный писатель выразился об нем так: Stipulatione facta syndicus constitus Obisoni dominium defert plenissimum ita, ut omnia possit justa vel injusta pro suae arbitrio voluntatis. Plus potestatis tunc est illatum novo Domino, quam habet deus aeternus, qui injusta non potest. По словам Бенвевуто да Имола, он быт убит своим сыном, которого Данте за такое злодеяние называет пасынком (figliastro). вернутьсяТ. е. Несс объяснит тебе лучше, чем я. вернутьсяЭтот непоименованный грешник – граф Гвидо Монфорте, наместник Карла Анжуйского в Тоскане. В 1271 г., в Витербо, во храме во время совершения литургии, когда возносилась освященная жертва, Гвидо Монфорте пронзил сердце английскому королю Генриху III, сыну Ричарда Корнвальского, только что возвратившемуся из крестового похода против Туниса, в отмщение за смерть своего дяди, Симона Монфорте, графа лейстерского, убитого, по повелению короля, Эвеншамом во время возмущения в 1265 г. Пронзенное сердце короля было отослано в Лондон, где на мосту через Темзу поставлена была статуя убитого с чашею в руке, в которой хранилось сердце, с надписью: Cor gladio scissum do, cui consanguineus sum. – Не без основания помещен отдельно от прочих грешников убийца, обагривший кровью Божий храм. вернутьсяБуликаме есть собственно название горячего ключа близ Витербо (о котором подробнее см. Ад. XIV); впрочем также назывался ключ около Тиволи. вернутьсяАттила, царь Гуннов, прозванный бичем земли. – Пирр, царь эпирский, и Секст Помпей (по другим Секст Клавдий Нерон), морской разбойник, воевавший, по смерти Цезаря, против Триумвиров: оба враги Римлян, к империи которых Данте везде обнаруживает особенное сочувствие. вернутьсяРевьер да Корнето, грабивший во времена Данта по большим дорогам в Папских Владениях. Другой свирепый Ревьер, из древней флорентинской фамилии Падзи, из Валь д'Арно, грабил, по повелению Фридерика II, владения римских прелатов, за что со всем своим потомством был отлучен от церкви. |