Песнь XXVII Содержание. Вослед за удалившимся пламенником Улисса и Диомеда, является пред очами поэтов другой пламень, содержащий в себе душу графа Гвидо де Монтефельтро. Привлеченный ломбардским наречием Виргилия, грешник спрашивает древнего поэта о состоянии Романьи, своей родины. Данте, по приказанию Виргилия, описывает графу в кратких, но резких чертах политический быть этой области Италии и в награду за то просит грешника сказать: я-то он. Тогда душа Гвидо, в полной уверенности, что Данте никогда уже не возвратится в мир и, стало быть, не расскажет о его бесславии, повествует, как подал он злой совет папе Бонифацию VIII; как в минуту его смерти пришел Св. Франциск за его душою и как один из черных херувимов вступил с Франциском в спор о том, кому должна принадлежать она; нам наконец Минос осудил его вечно носиться в огне восьмого рва. По удалении пламенника Монтефельтро, странники оставляют восьмой и приходят в девятый ров. 1. Уж пламень смолк и, выпрямясь, ответа Не издавал и отлетел от нас С соизволенья сладкого поэта. 4. Тогда другой, вослед за ним явясь, Меня заставил устремиться взором К его вершине, издававшей глас. 7. Как сицилийский медный бык, в котором Его творец впервые поднял вой (Был он казнен правдивым приговором!), — 10. Ревел так сильно стоном муки злой; Что истукан, хоть вылит из металла, Казалось, весь проникнут был тоской: [585]13. Так скорбь души, пока не обретала Речам своим пути из тайника, В треск пламени свой говор превращала. 16. Когда же с воплем прорвалась тоска Сквозь острие, вдруг огнь заколыхался, Волнуемый движеньем языка, [586]19. И начал: «Ты, к кому мой глас раздался, Ты, по Ломбардски молвивший царю Улиссу: «Сгинь! с тобой уж я расстался! [587]22. Хоть, может быть, я тщетно говорю, — Не откажись помедлить здесь со мною; Смотри: я медлю, а меж тем горю! 25. И если ты сейчас сведен судьбою В сей мрачный мир из сладостной страны Римлян, где я в грехах погряз душою, 28. Скажи: в Романье мир, иль гром войны? Я сам из гор, идущих от Урбино До скал, где Тибр бежит из глубины. [588]» 31. Еще мой взор влекла к себе пучина, Когда, толкнув меня, сказал поэт: «Сам говори: ты слышишь речь Латина,» 34. И я, имев готовый уж ответ, Не медля начал так свои воззванья: «О дух, одетый в вечно-жгущий свет! 37. Без войн когда ж была твоя Романья? В сердцах тиранов там всегда раздор, Хоть явного и нет теперь восстанья. [589]40. Как и была, Равенна до сих пор: Орел Поленты в граде воцарился И к Червии сень крыл своих простер. [590]43. Но город твой, что так упорно бился И кровь французов проливал рекой, [591]Теперь когтям зеленым покорился. [592]46. А Псы Верруккьо, старый и младой, Казнившие Монтанью беспримерно, Буравят там, где зуб вонзили свой. [593]49. Не города Ламона и Сантерно, Что год, то к новой партии ведет На белом поле львенок лицемерный. [594]52. И тот, под коим Савио течет, Как прилежит к горе он и долинам, Так меж тиранств и вольности живет. [595]55. Теперь, кто ты, прошу тебя, скажи нам; Не откажись открыться, чтоб ты мог Со славою предстать твоим Латинам.» — 58. И, пророптав опять, свой острый рог Взад и вперед тут пламя покачало И издало в ответ тяжелый вздох: 61. «Когда б я знал, что дать мне надлежало Ответ тому, кто возвратится в свет, Поверь, ничто б огня не взволновало. 64. Но если верить, что из царства бед Живой никто в мир не являлся прежде, То, не страшась бесславья, дам ответ. 67. Я воин был; потом в святой одежде [596]Отшельника мечтал вознесться в рай, И обмануться я б не мог в надежде, 70. Когда б не жрец верховный – покарай [597]Его Господь! – вовлек меня в грех новый; А как вовлек и почему, внимай. 73. Пока носил я бренные оковы Костей и плоти, все мои дела Не львиные, но лисьи были ковы. 76. Все хитрости, все козни без числа Я знал и так поработил им страсти, Что обо мне повсюду весть прошла. [598]79. Когда же я достиг уже той части Стези своей, где время нам спускать Уж паруса и убирать все снасти, — 82. Что я любил, о том я стал рыдать И каяться, надежду возлелеяв, Что тем снищу, увы мне! благодать. 85. Но гордый князь новейших фарисеев, [599]Воздвигнувший войну на Латеран, [600]Не на войска Срацин, иль Иудеев, — 88. (Он был врагом для тех из христиан, [601]Кто не брал Акры с скопищем презренных, [602]Иль торг не вел среди султанских стран) — 91. Высокий долг о подвигах священных Забыл в себе, во мне ж унизил чин, Смиряющий молитвой посвященных. 94. И как призвал Сильвестра Константин, Чтоб излечить проказу, из пустыни; [603]Так думал он: как врач, лишь я один 97. В нем излечу горячку злой гордыни: Безмолствуя, я слушал речь его, Речь пьяного, не слово благостыни. 100. Но он: «В душе не бойся ничего: Я отпущу твой грех; но вместе жду я, Как взять Пренест, совета твоего. 103. Рай запирать и отпирать могу я: Ты знаешь: два ключа в моих руках, Что Целестин отвергнул, слепотствуя. [604]» 106. И столько истин изложил в речах, Что я, сочтя за худшее молчанье, Ответил: «Отче! если смоешь прах 109. Грехов моих, творимых без желанья, То ведай: чтоб престол возвысить свой, Все обещай, не помня обещанья.» 112. Франциск пришел, как умер я, за мной; Тогда один из херувимов черных Вскричал: «Оставь! по всем правам он мой. 115. Принадлежит он к сонму мне покорных: В моих когтях с тех пор его глава, Как подал он совет для дел позорных. 118. Кто хочет в рай, покайся тот сперва; Но, каясь, зла желать – то несогласно Одно с другим!» – сказав сии слова, 121. Увы! схватил, потряс меня ужасно И возопил: «Ты думал ли, чтоб я Мог рассуждать логически так ясно?» 124. Тогда отнес к Миносу он меня, И, восемь раз вкруг жестких чресл свивая, Свой хвост от злости укусил судья, [605]127. Сказав: «Иди в корысть огня, тень злая!» С тих пор, как видишь, я объят огнем И сетую, в одежде сей блуждая.» — 130. Тут глас замолк, и бедственным путем Помчался пламень с ропотом и стоном, Крутясь, волнуясь зыбким острием. 133. Мы прочь пошли, мой вождь и я, по склонам Громад туда, где свод кремнистых груд Лежит над ямой, в ней же дань законом 136. Возложена на сеятелей смут. вернутьсяПерилл, афинянин, подарил Фалариду, тирану арнгентскому, медную статую быка, устроенную таким образом, что когда сажали в нее человека и разогревали ее медленным огнем, то стоны несчастного совершенно походили на рев живого быка. Фаларид, приняв подарок, немедленно хотел испытать свойство статуи и для того употребил самого изобретателя, подвергнув его первого жестокой казни, им же изобретенной. Это уподобление намекает на то, что души, наказуемые здесь пламенем, похищенным ими у Бога, сами приготовили себе собственную муку. вернутьсяЭта картина говорящего пламени превосходно задумана как в акустическом, так и нравственном отношениях. Слова говорящей души, не находя выхода из среды окружающего ее пламени, сперва производят только треск и рокот, какой издает разгорающееся пламя; но как скоро слова проложили себе дорогу сквозь острие пламени, тогда волны звука, возбужденные движением говорящего языка, сообщали колебание острию огня и в след за тем послышались вразумительные звуки речи (слич. также Ада XIII, 40 и д.). Филалетес. вернутьсяВ подлин.: Issa ten'va, più non t'aizzo; issa и aizzo: слова ломбардского наречия, которым говорит Виргилий, будучи ломбардского происхождения (Ада 1,68 и прим.). Этими словами Виргилий дозволил Улиссу удалиться (ст. 3); они-то и подали повод явившемуся теперь духу спросить о политическом состоянии Романьи, страны соседней с Ломбардиею. вернутьсяДух говорящий есть граф Гвидо де Монтефельтро. Монтефельтро, родина графа, есть возвышенная горная страна между Романьей и Тосканою; она простирается от г. Урбино до Монте-Коронаро, откуда берет начало Тибр. вернутьсяВесною 1300 г., когда Данте предпринял свое поэтическое странствование в замогильном мире (Ада I, 1 и прим.), в Италии действительно не было войны; за то искры ее повсюду тлели под пеплом. вернутьсяРавенна находилась в это время под управлением Гвидо Поленты, покровителя Данта, который и умер при его дворе. В гербе фамилии Полента был орел, в половину белый на синем, в половину красный на золотом поде. Ей же принадлежала и Червия, маленький городок в 12 Милях от Равенны, где в 1291 подестою был Бернардино Полента, брат несчастной Франчески. Филалетес. вернутьсяЭтот город есть Форли, принадлежавший некогда тоже графу Гвидо де Монтефельтро, тому самому, с которым разговаривает теперь Данте. Еще в 1281 г. этот город неоднократно был осаждаем без успеха французским генералом каким-то Иоанном Аппиа или де Па, по повелению папы Мартина IV; город защищал граф Гвидо де Монтефельтро. В следующем году Аппиа вошел в тайные сношения с некоторыми жителями города; но Гвидо, сведав от этом, велел казнить изменников. Между тем Аппиа подступил к городу с многочисленным войском, состоявшим большею частью из наемных французов. Чувствуя невозможность долго защищаться, Гвидо решился прибегнуть к военной хитрости. Утром 1-го Мая 1282, он тихомолком вышел в ворота (Porta Rotta) с войском и жителями; оставив в городе только стариков и женщин. Аппиа немедленно вступил в город и, не подозревая обмана, оставил только слабый резерв под одним дубом вне города. Между тем Гвидо был не далеко и, воспользовавшись минутою вступления французов в город, напал на резерв, уничтожил его и стал на его место. Узнав, что французы предались в городе грабежу и пьянству, он ворвался в Форли и произвел страшное убийство; часть французского войска бежала к дубу, полагая найти там своих; но встретила резерв, оставленный графом, и тут же была уничтожена. Одним словом: поражение французов было всеобщее. Многие приписывали эту невинную хитрость астрологу графа Гвидо Бонатти (Ада XX, 118). Таким образом, Форли, как город преданный Гибеллинам, упрочил себе свободу на довольно долгое время. Филалетес. вернутьсяЭто герб фамилия Орделаффи, член которой Синибальдо дельи Орделаффи управлял в 1300 городом Форли. В ее гербе находился зеленый лев; верхняя половина герба была золотая, а нижняя имела три зеленые и три золотые полосы. Из членов этой фамилиия особенно был известен в свое время Скарпетта дельи Орделаффи, у которого, согласно с преданием, жил несколько лет Данте во время своего изгнания и который позднее, в 1302 г. предводительствовал Белыми против Флоренции. Бенвенуто да Имола. вернутьсяЗдесь разумеются Малатеста и сын его Малатестино, прозванный del occhio (он был кривой), владетели замка Верруккио, недалеко от г. Римини, жесточайшие из мелких тиранов в Романье и потому прозванные Псами. Братьями Малатестино были Джиованнии или Джианчиотто хромой, супруг несчастной Франчески, Паоло, ее возлюбленный (Ада V, 74 и прим.) и Пандольфо; к которому в последствии перешла власть этого дома. Малатеста был избран в предводители гвельфской партии города Римини, тогда как Гибеллинская часть жителей находилась под управлением фамилии Парчитати, во главе которой стоял в то время Монтанья. Обе партии, находились в беспрестанной борьбе между собою, так что Парчитати наконец вынуждены была призвать на помощь упомянутого выше графа Гвидо де Монтефельтро. Опасаясь Гвидо, Малатеста прибегнул к хитрости. Он примирился с Монтаньей под тем условием, чтобы обе партии вывели войска из города, на что неосторожный Монтанья охотно согласился и даже отказался от помощи графа Монтефельтро. С своей стороны хитрый Малатеста первый нарушил условие договора: часть своих солдат тайно разместил по домам, а другую, выведенную из города, в ту же ночь ввел в Римини и при криках: да здравствуют Малатеста и Гвельфы! смерть Парчитати и Гибеллинам! напал на противную партию. Парчитати были изгнаны, а Монтанья схвачен и посажен в темницу, где Малатестино, по повелению отца, после жестоких истязании умертвил несчастного. Бенвевуто да Имола. вернутьсяИмола, город на р. Сантерно, и Фаэнца, за р. Ламони, находились в 1300 под управлением Макинардо Пагани, властителя Имоий, Фаэнцы и Форли, прозванного Дьяволом. Герб его был голубой лев на белом поле. Происходя от гибеллинской фамилии и в Романье даже усердный поборник этой партии, он тем не менее служил с такой же верностью и флорентинским Гвельфам по ту сторону Аппенин, в благодарность за то, что отец его Пиетро Пагани вручил ему управление общиною Флоренции. В Флоренции, где климат сравнительно теплее, чем в Романье, он был Гвельф, и Гибеллин – в более холодной Романье, потому в подлин. сказано: che muta parie dalla state al verno. вернутьсяЧезена, на р. Савио, принадлежала то к той, то к другой партии, именно то дому Малатеста, то Монтефельтро. Предместие Чезены, называвшеесяМурата, стояло на горе. вернутьсяВ историческом очерке политического состояния городов Романьи в конце XIII столетия, приложенном в конце книги, изложены подвиги этого замечательного мужа; здесь мы доскажем его остальную историю. После того, как Гвидо принужден был покориться церкви (в 1282 или 1283), он удалился в Пьемонт. В 1288 Пизанцы, угнетенные Гвельфами, по смерти Уголино в темнице, призвали Монтефельтро в Пизу и избрали его в подесты и capitano города. Гвидо, не смотря на отлучение его и его семейства от церкви, храбро оборонял этот город и успел заключить честный мир (в 1293). Вскоре он возвратился опять в Урбино и в 1294, при Целестине V, окончательно примирился с церковью и получил отпущение грехов, при чем были возвращены ему права и отданы дети, долго содержавшиеся в заточении. Наконец, соскучившись треволнениями бурной жизни, в Ноябре 1296, Гвидо постригся в францисканском монастыре в Анкони, где часто видали его на площади вымаливающего себе насущный хлеб. Он умер в 1298 г. – Папа Бонифаций VIII ненавидел знаменитую римскую фамилию Колонна, два члена которой, кардиналы Иакопо и Пиетро, противились его избранию в папы, а Шиарра Колонна завладел папским имуществом. В 1296–1298 г. был объявлен папою крестовый поход против этой фамилии; кардиналы были лишены своих достоинств, отлучены от церкви; дворцы их, находившиеся в Латеранском квартале Рима, разрушены; имущество конфисковано и часть его отдана фамилии Орсини. Не смотря на это, кардиналы не повиновались и, по взятии города их Непи, нашли последнее себе убежище в неприступной почти крепости Пенестрино, ныне Палестрино (древ. Praeneste). Бонифаций, видя невозможность одолеть врага в стенах его твердыни, вызвал Гвидо де Монтефельтро из монастыря, наперед отпустил ему грехи прошедшие и будущие и требовал совета, как завладеть крепостью. Монтефельтро советовал много обещать и ничего не исполнить. Согласно с этим, папа обещал кардиналам полное прощение и возвращение им прежних их достоинств. Бросившись к ногам папы, кардиналы сдали Пенестрино; тогда Бонифаций повелел немедленно срыть до основания ненавистную крепость, и на месте ее построил новую, под именем Città Papale. Фамилия Колонна, опасаясь за жизнь свою, рассеялась тогда по всем странам Европы. Один летописец присовокупляет к этому, что Гвидо вскоре потом впал в тяжкую болезнь, от которой и умер. вернутьсяПо словам всех летописцев, Гвидо отличался как храбростью, так в особенности уменьем прибегать в военным хитростям: «in consiliis calliditate et artibus, per jam gestas vtctorias adeptas.» вернутьсяБонифаций VIII. Фарисеями Данте называет тогдашнее римское духовенство по сходству его действий с хитрыми действиями этого иудейского ордена. вернутьсяЛатеран, дворец и храм в Риме, вблизи которых находились дворцы фамилии Колонна, разрушенные Бонифацием VIII (см. выше). вернутьсяЖестокая насмешка над современными событиями: за несколько лет до объявления крестового похода против Колонны, пала Акра (St Jean d'Acre), город в Сирии, последний оплот христиан на Востоке, при чем в осаде города помогали Сарацинам христианские изменники. вернутьсяТорговля с Сарацинами воспрещалась во время войны церковными законами, ослабленными, впрочем, Иннокентием III. Этот стих относится к христианским купцам, нарушавшим сказанный закон из торговых интересов. вернутьсяСогласно с преданием, бывшем в общем ходу во времена Данта, император Константин вызвал папу Сильвесрта из пустыни при горе Сирате (лат. Soracte, ныне Sant' Oreste), недалеко от Рима, чтобы он своими молитвами очистил его от проказы. «Dicunt quidem adhuc, quod Constantinus iroperator, mundatus а lepra interceasione Sylvestri, tunc summi pontifieis, imperii sedem, seilicet Romam, donavit ecclesiae, cum mulus aliis imperii dignitatibus.» Dante de Monarch. 3. вернутьсяПапа Целестин V, по проискам Бонифация VIII, добровольно сложил с себя папское достоинство (Ада III, 58–60 и пр.). вернутьсяМинос, восемь раз обвиваясь хвостом, определяет место казни для грешника – восьмой круг ада (Ада V, 4 и примеч.). «Угрызение совести, символом которой служит Минос, выражено здесь особенно сильно, ибо духовная скорбь в грешнике, наделенном столь высоким духом, должна быть весьма мучительна.» Копишь. |