В общем, как обычно, Северус безвылазно сидел в Хогвартсе. Как‑то он случайно услышал разговор Регулуса с Нарциссой о Сириусе: мол, их мать все время настаивает в письмах, чтобы он вел себя как подобает Блэку, но тот или не отвечает ей вовсе, или открыто хамит. Северус невольно обрадовался, что после разговора с матерью он все же сел и написал ей письмо, в котором попытался показать ей, что все у него как всегда. Он даже постарался упоминать там об одних хороших новостях: о том, что Слизерин недавно выиграл матч у Хаффлпаффа, о своих отличных оценках… А у Сириуса, видимо, ситуация в семье была куда хуже — но так ему и надо. После драки Северуса и Поттера он, как, впрочем, и все мародеры, обозлился на него еще больше.

Но вот Северуса в последнее время заботило совсем не это.

Раньше, хотя он и не вполне отдавал себе в этом отчета, его всегда немного раздражала та легкость, с которой Лэнс принимал их ситуацию. Вряд ли он смог бы объяснить, в чем дело, но… ему казалось, что так вести себя нельзя, просто невозможно — обстоятельства были слишком серьезны, чтобы пустить все на самотек и говорить… что там он говорил? Det som skall ske, det sker — что будет, то будет. И Северус всегда был уверен, что так могут вести себя только дети.

Но теперь, похоже, и до Лэнса начала доходить вся серьезность положения. Они с Северусом не говорили об этом, но Северус видел, как часто замирает его взгляд, обратившись в никуда, и каменеет лицо. Теперь и Лэнс перестал выходить из Хогвартса. Северус чувствовал, что лишился какой‑то незримой поддержки: ладно он сам, ему никогда и не виделось в будущем что‑нибудь хорошее, но Лэнс… Он должен вести себя как всегда! Он должен хоть как‑то его успокаивать — хотя бы своим примером! Но в своем нынешнем состоянии Лэнс вряд ли мог бы кого‑нибудь успокоить. Нет, в его поведении мало что изменилось — все‑таки владение окклюменцией и легилименцией невозможно без владения собой. Но Северус чувствовал, как часто профессора одолевают мрачные мысли, даже если это и не было написано на его лице. А еще трудно было не заметить, как Лэнс в последнее время похудел, в каком он находится напряжении и сколько сил ему приходится тратить, чтобы не вздрагивать от каждого шороха. Вечерами в своей спальне Северус варил Успокаивающее зелье, которое принимал и сам, несмотря на всю нелюбовь к подобным препаратам.

И это было все, чем он мог помочь Лэнсу.

***

Напряжение искало выход, и Северус чаще обычного придирался ко всему, к чему только можно было придраться. Лэнс, впрочем, от него не отставал. Перепалки у них происходили нередко, правда, и заканчивались быстро. Но однажды в четверг, когда Лэнс заявил ушедшему с головой в энциклопедию Северусу: «Или ты прекращаешь читать немедленно, или я сжигаю ее Инсендио», Северус разозлился настолько, что без лишних слов вылетел из кабинета, швырнув книгу на кровать.

— Что, опять отработка? — услышал он сзади голос Дерна и резко обернулся. Дерн подошел ближе и продолжил: — А я слышал, Слагхорн за тебя хлопотал…

Северус закатил глаза, надеясь, что иного ответа не понадобится.

— Понимаю, некоторым хоть кол в грудь забивай, — участливо кивнул староста. — Слушай, очень хорошо, что я тебя встретил. Можно тебя попросить… то есть поручить еще кое‑что — сам не знаю, как подступиться…

— Давай, — согласился Северус, решив, что ему надо отвлечься (хотя, если честно, он предпочел бы забиться в какой‑нибудь угол, чтобы его никто не трогал). — Что еще там? Опять Розье и Уилкс чего‑то хотят?

— Да нет, — махнул рукой Дерн. — Куда более официальное поручение, от администрации… («Прингл, что ли?» — удивился про себя Северус.) Ты вообще с огневиски как, не пьешь вроде?

— Кампания по борьбе за трезвость?

— Вроде того, — кивнул Дерн. — Частный случай. Короче, сейчас лестница тебя приведет на пятый, там вторая дверь справа.

— А там что? — приподнял бровь Северус. Определенно, «весеннее безумие» — отнюдь не абстракция. Авитаминоз у всех, что ли?

— Там Стеббинс, — не моргнул глазом Дерн. Северус почувствовал, что еще пара минут — и он уступит искушению испробовать пару новых проклятий. Кажется, Дерн и сам это понял, потому что поспешил объяснить: — Он там в одиночку надирается.

— А я тут при чем? — поинтересовался Северус.

— Понимаешь, я, как староста, должен повлиять… но у тебя лучше получится. В общем, я в тебя верю! — Дерн кивнул и ретировался так быстро, что Северус не успел даже высказать ему все, что он думает об этом «поручении», о Стеббинсе, о старосте, о весенней лихорадке, о профессоре защиты… хм, ну это, пожалуй, слишком, этого бы он говорить не стал. Впрочем, мысль о Стеббинсе его даже порадовала — в конце концов, за чужими мучениями наблюдать куда приятнее.

Так он думал ровно до тех пор, пока, отворив дверь, не увидел Стеббинса на полу в обнимку с бутылкой маггловского скотча и в совершенно плачевном состоянии.

— Стеббинс, какого тролля болотного ты здесь делаешь? — спросил его Северус.

— А, это ты, Снейп… — пробормотал Стеббинс, подняв глаза. — Отстань… не видишь, человеку плохо…

— Вижу, — вздохнул Северус, подходя к сокурснику. Сейчас логичней всего было решить, что с ним делать. Поскольку подходящего заклинания Северус не знал (в нем никогда не возникало необходимости), а варить зелье прямо сейчас и прямо здесь не собирался, он уже решил было привести Стеббинса в чувство простым Агуаменти, как вдруг… Неожиданно, посмотрев на него, Северус почувствовал острое чувство жалости, которое, конечно, мешалось с ощутимым раздражением и отвращением, но все‑таки росло в его душе. Северусу вдруг стало не по себе.

Он сжал зубы.

— Стеббинс, Мерлина ради, кончай валять дурака, вставай и приведи себя в достойный вид, приличный студенту Слизерина!

Стеббинс вдруг уставился на него немного покрасневшими, хотя вроде бы ничуть не расфокусированными глазами.

Северус тряхнул головой и в очередной раз поклялся себе никогда даже не прикасаться к спиртному.

— Зачем? — вдруг медленно и как‑то безучастно спросил Стеббинс.

— Что значит «зачем», что значит… — ехидно начал было Северус, но вдруг остановился, а потом подошел поближе и слегка наклонился, вглядываясь в однокурсника и стараясь не морщиться от винных паров. — Что с тобой происходит? Ты болен?

Стеббинс покачал головой.

— Дома что‑то?

Северус чувствовал себя не в своей тарелке, ведя подобный разговор, проклинал про себя Дерна и пытался наскрести дежурные девчачьи фразы, столько раз слышанные им в гостиной в похожих случаях.

Стеббинс опять покачал головой.

«Разорви тебя горгулья, — подумал Северус. — Что же с ним делать? Может бросить все к тролльей бабушке, пусть Дерн сам выкручивается… Или просто доставить к мадам Помфри… Ага, а завтра по всей школе пройдет слух, что слизеринцы не просто пьяницы, но еще и попадаются».

— Тогда в чем дело? — процедил он.

— Т–тебя, С–снейп, это не ка… сается, — выдавил Стеббинс, заглядывая в горлышко бутылки.

— Не касается? Да ну! — Северус прищурился, все это ему изрядно надоело. — А по–моему, ты ждешь, чтобы я тебя как следует расспросил, а ты бы смог излить мне свою израненную душу!

Стеббинс слегка вздрогнул, и, как показалось Северусу, даже немного протрезвел.

— Что ты несешь? — попробовал возмутиться он.

— Слушай, если ты думаешь, что у меня бездна времени, то ошибаешься, — холодно заметил Северус. — Более того, я не знаю, что я тут забыл, но если тебе от этого полегчает, готов тебя выслушать, и даже — слышишь? — постараюсь тебе помочь. Разумеется, при условии, что ты никому об этом не расскажешь.

Стеббинс сел и уставился на Северуса во все глаза. Тот даже оглядел себя — не изменилась ли как‑нибудь его внешность?

— Это точно ты, Снейп? — спросил Стеббинс. Его косноязычие сразу куда‑то пропало. — Что случилось? Горы стали морем или все кентавры сдохли в лесу?

— Ты до вечера тянуть собираешься? — вспыхнул Северус.

— Нет, — сказал Стеббинс, поднимаясь с пола и усаживаясь на край стола. — Знаешь, Снейп, спасибо, конечно, но ты вряд ли сможешь мне помочь…