— Сегодня тебе исполняется шестнадцать лет, — продолжил Дамблдор. — Ты еще не совершеннолетний волшебник, однако, по моему мнению, уже достаточно взрослый, чтобы принимать некоторые вещи такими, какие они есть. Даже если это не так, я все же верю в твое благоразумие и твердость.

Северус кивнул, ощутив странное покалывание где‑то глубоко внутри. Ему было приятно, что директор такого мнения о нем, но что‑то в его словах насторожило Северуса.

— Я слушаю вас, сэр, — на всякий случай сказал он.

Дамблдор кивнул и продолжил вновь.

— Несколько лет назад твоя мать просила меня в день твоего совершеннолетия сообщить тебе нечто важное, но я вижу, что необходимость сделать это назрела уже сейчас.

Северус подвинулся на самый краешек стула. Ему стало невероятно интересно: что же его мать скрывала от него столько лет?

— Итак, ты знаешь, что среди некоторых волшебников не приветствуются браки с магглами.

Северус опять кивнул. О да, он знал это. Но к чему директор поднял эту тему?

— Однако ты родился именно от такого союза.

Северус дернулся. Конечно, сейчас его далеко не так волновало его происхождение, но все же…

— Так вот, когда твоя мать вышла замуж за твоего отца, ее родители очень плохо это восприняли, — сказал Дамблдор. Северус не мог не отметить, что его голос с каждым словом словно становится мягче. — Они посчитали, что это наносит непоправимый ущерб их фамильной чести.

Северус сдвинул брови. Он знал от своих родителей, что его дедушка и бабушка давно умерли, и догадывался по обмолвкам отца, что «плохо восприняли» — это еще очень мягкое определение.

— Значит, они очень рассердились на маму?

— Я бы сказал, что рассердились — это не совсем подходящее слово, Северус, — произнес Дамблдор. — Они ее прокляли.

Северус в который раз кивнул. Этого следовало ожидать. В среде волшебников, помешанных на чистокровности, такой поступок, как союз с магглом, не мог остаться безнаказанным. Интересно, что же они сделали с его матерью, и как она с этим справилась?

— Северус, — очень мягко сказал Дамблдор. — Это проклятие было чрезвычайно изощренным, и боюсь, даже ты никогда не встречался с его описанием в своих научных поисках.

Где‑то на дальнем краешке сознания у Северуса мелькнула мысль — неужели директор так хорошо осведомлен о его интересе к содержимому Запретной секции? Но то, о чем сейчас шла речь, было намного важнее, и он постарался целиком сосредоточиться на теме разговора.

— Главной особенностью этого проклятия, помимо его необратимости, — при этих словах директора Северус вздрогнул, — является то, что оно было направлено не на твою мать, а на тех, в ком будет течь ее кровь — ее и ее мужа–маггла.

— То есть, вы хотите сказать…

— Да, Северус, — подтвердил Дамблдор. — Именно ты находишься под его действием.

— Простите, сэр, а вы не могли бы… — начал Северус, так как директор внезапно замолчал.

— Конечно, мог бы. Я понимаю, что тебе не терпится узнать, в чем оно проявляется, но… — директор снова умолк на мгновение и тяжело вздохнул, — …мне слишком тяжело говорить об этом.

Северус почувствовал, как по его спине побежал холодок. Он не хотел, нет, не хотел знать то, что ему сейчас скажет Дамблдор.

— Действие этого проклятия таково, что всякий, кого ты полюбишь… погибнет.

Смысл слов не сразу дошел до Северуса, но когда он понял то, что сказал директор, ему показалось, что на него свалился огромный камень, и он вот–вот умрет, раздавленный его тяжестью.

— По крайней мере, так было задумано, но проклятие сработало немного не так, как рассчитывали Принцы…

Северус замер в невозможной надежде.

— Человек, который дорог тебе, погибнет, только если он тебя любит, — тихо сказал Дамблдор и поправил свои очки–половинки.

— Да что вы говорите? — желчно сказал Северус, который внезапно совершенно перестал верить словам директора. Ему захотелось высказать Дамблдору все, что он по этому поводу думает, и это желание пересилило его обычную осторожность. — И как же это проклятье определяет критерии любви? Насколько мне известно из моих научных поисков, проклятья, направленные на что‑то конкретное, прежде всего основаны на точном и не оставляющем иных толкований определении этого предмета. А определения любви, насколько мне известно, размыты и противоречивы. Я не верю в существование этого вашего проклятья, — решительно закончил он.

Дамблдор лишь вздохнул.

— Зачем мне было бы тебе лгать, Северус?

— А потому что вы знаете, — выдохнул Северус, уже успевший об этом подумать. — Знаете про профессора Лэнса. Вы запугиваете меня, чтобы я перестал с ним общаться. Вы думаете, что я… — он на миг запнулся, — …разделяю его чувства. Но между нами ничего не было. Абсолютно ничего.

— Я и не упрекаю тебя в этом, — заверил его Дамблдор, который, казалось, вовсе не сердился на него за эти обвинения во лжи. — Но видишь ли, Северус, для проклятья это совершенно безразлично. Любовь — понятие куда более широкое… Скажи, ведь у тебя наверняка были друзья?

Северус оцепенел, не в силах вымолвить ни слова.

Энтони. Не прошло и двух месяцев с тех пор, как они сдружились, — и он погиб. Нет, это наверняка случайность!

А если нет?

— Но… — выдавил Северус, когда к нему вернулась хоть какая‑то способность соображать, — но… моя мама…

— Проклятье действует на всех — за исключением твоей матери, — сказал Дамблдор. — Возможно, Принцы надеялись на то, что она одумается, бросит твоего отца и выйдет замуж за чистокровного волшебника.

— А мой отец должен был умереть?

— Если бы ты любил его — да, — ответил Дамблдор.

Вот оно что… Северус против своего желания ощутил, что начинает верить во все, что сказал ему директор. Но тогда…

— Почему вы не сказали этого раньше?! — выпалил он.

Дамблдор вздохнул снова.

— Эйлин настаивала, чтобы ты как можно дольше оставался в неведении… Это, конечно, безответственно, но я согласился на это, видя, что ты сам ведешь себя так, чтобы ни с кем не сближаться. Я вообще должен был сказать тебе об этом только через год. Никто не мог ожидать, что возникнет такая… непредвиденная ситуация.

— А ему вы скажете? — недовольно спросил Северус, все‑таки не до конца удовлетворенный этим объяснением.

— Думаю, это лучше будет сделать тебе, — сказал Дамблдор.

Северус сжал зубы. Он просто не в силах был представить себе этот разговор. Дамблдор с сочувствием посмотрел на него и спросил:

— Есть еще что‑то, что тебе хотелось бы знать?

— Ничего из этого мне знать не хотелось, — процедил сквозь зубы Северус, но тут же вспомнил один очень важный вопрос. — А сколько времени?..

— Около шести, — с некоторым удивлением ответил Дамблдор.

— СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ ПРОЙДЕТ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ПОДЕЙСТВУЕТ ПРОКЛЯТЬЕ?! — заорал Северус и тут же испугался собственной вспышки. Портреты на стенах проснулись от его крика, а некоторые даже зажали уши руками. Темноволосый волшебник с заостренной бородкой с ехидцей сказал:

— Это плоды вашего воспитания, Дамблдор!

— Давай поговорим об этом позже, Финеас, — спокойно произнес Дамблдор. Вновь повернувшись к Северусу, он как ни в чем не бывало сказал: — Извини, Северус. На твой вопрос ответить довольно трудно, так как проклятье очень редкое, однако по некоторым данным можно заключить, что это срок около одного–двух месяцев. Тем не менее, — повысил он голос, так как Северус уже открыл рот, чтобы его перебить, — ты должен понимать, что все это очень приблизительно. Во–первых, чем могущественнее волшебник, тем больше времени может он противостоять проклятью, пусть и неосознанно. Во–вторых… Ты, наверное, слышал, что Хогвартс защищен особыми чарами?

Северус кивнул.

— Это очень древняя и сильная магия, — продолжил Дамблдор. — Она тоже может на некоторое время отсрочить действие проклятья. В стенах Хогвартса любой будет в большей безопасности, чем за их пределами. За последние тридцать лет здесь не умер ни один человек.