Она перевела влюбленный взгляд с Александра на дверь кухни, сказав при этом:
— Предлагаю поужинать. Я приготовлю что-нибудь перекусить, если ты не против, конечно.
— Знаешь, как ни странно, совершенно не против! Скорее, наоборот. Мог бы — помог бы, торопить тоже не буду. Буду просто ждать. Ждать вкуснятину, которая так тебе удается… Позволь задать только один вопрос.
— Насчет чего?
— Насчет твоих подруг. Нет ли среди них боевой, коммуникабельной и в меру скромной, хотя бы по внешнему виду, особы? Найдется такая?
— Любишь ты ловить меня врасплох… Никак не ожидала, что ты через меня будешь искать себе подружек!
— Дурочка ты моя! Я не подружек ищу, а потенциальных подпольщиц, разве не понятно? Активисты женского пола мне нужны по одной простой причине: ведущих скрытую пропаганду девушек всегда воспринимают не так, как мужчин, не замечала разве? Так есть подходящие подружки или нет?
— Есть две из моего бывшего класса… Очень шустренькие, уже умудрились по разу побывать замужем, успели разочароваться в избранниках и заняться поиском новых. В настоящий момент находятся в состоянии активного поиска. Если тебя это интересует.
— Снова-здорово! — воскликнул Александр. — Я ведь уже сказал — мне никто не нужен, кроме тебя! Нельзя же быть такой ревнивой. Или ты держишь марку? Тогда не сомневайся, вернее меня не найдешь во всей вселенной, отвечаю!
В человеческом обществе меня знали как однолюба, не то, что твои школьные подружки… Кстати, где они трудятся?
— Ладно, так уж и быть, поверю на этот раз! — весело рассмеявшись, Иззя продолжила: — Работают они там же, где и я, только в других лабораториях.
Завтра переговорю с ними… но они наверняка захотят уметь говорить, как ты и я!
— Само собой, разумеется. Другого я и не жду. Скажи им: все члены нашей организации будут говорить! Это главное условие.
Так и передай. Приводи их завтра к нам после работы. — Александр нарочно выделил это «к нам», чтобы Иззе было легче и она ничего такого на его счет не воображала. — Познакомимся, поговорим…
Расскажу про наши задачи и цели. Хорошо?
— Как скажешь, о повелитель! В твоей власти — все мои помыслы, все желания, вся я!
— Литературно, нечего сказать! Ты, случайно, романами не балуешься? — спросил Александр, в очередной раз отметив, что очень удобно иметь крысиные мордочки, покрытые шерсткой, иначе было бы видно, как Иззя покраснела. Впрочем, она быстро нашлась и ответила:
— Написание любовных романов — удел несерьезных, легкомысленных крысочек, кричащих на каждом углу, какие они талантливые!
Видела я таких. О любви написать невозможно, ее можно пережить на собственном опыте. Пусть я молода, но кое-что все же понимаю!
— Это ты верно подметила насчет любви. Я вообще слышу от тебя исключительно разумные вещи! Честно, не привык еще к такому рогу изобилия, женских премудростей!
За эти слова Александр получил легкий шлепок по филейной части и смех; Иззя в этот момент выглядела необыкновенно изящной, если можно так сказать о крысиной внешности. Так или иначе, у нее получалось выглядеть грациозной.
Ужинали при свечах. Хотя Иззя видела настоящий огонь впервые, ей понравилось. Александр подробно рассказал история возникновения традиции ужинать вдвоем при свечах, и ее очень растрогала эта романтическая история.
Выступили даже слезы, что вообще-то нехарактерно для ее вида. В самом деле, не крокодилы же, а всего лишь крыски, очень даже симпатичные.
Александру, несмотря на проводимую среди себя самого разъяснительную работу относительно того, что все разумы — братья, что все живые организмы должны жить в мире и согласии, трудно было избавиться от предубеждений, доставшихся в наследство от рода человеческого… Впрочем, если подумать, оправдание тому есть.
Прямо скажем, на протяжении многих тысячелетий человек и крысы не были друзьями, и их разногласия в оценке большей полезней того или другого вида на Земле не могли привести ни к чему хорошему.
Хуже того, эти недопонимания и предубеждения относительно друг друга приобрели устойчивый характер и были прописаны на уровне генного кода человека!
Крысы также не воспылали любовью к человеку, памятуя те гонения, которые он им устраивал на протяжении всего времени совместного проживания на одной планете, совместного по совершенно простой причине: другой-то нет… Надо отдать им должное за терпение и такт.
Проживая на планете задолго до человека, никакую пальму первенства они не отстаивали, наоборот, проживая на планете, приспосабливая ее к жизни млекопитающих, закладывали, так сказать, фундамент для будущего человечества.
А где благодарность? Александру было стыдно и неловко перед ИНТЕЛКРЫСом за черную неблагодарность, которой отплатил человек за многие миллионолетние труды огромного числа поколений крысиного сообщества. А ведь взамен они просили всего-то оставить их в покое!
Но такое получить от человека ой как непросто, можно сказать, невозможно. Александр, как мог, помогал крысиному братству и даже пошел на большей риск ради них, но в глубине души хотел все же вернуться к людям.
Учитывая, что его была помощь бескорыстна и шла от чистого сердца, ее можно считать пусть не глобальным, но очень своевременным вкладом в возращение кредита, когда-то полученного человеком от так нелюбимых им крыс.
— Прошло несколько дней.
Сторонников и новых членов организации становилось все больше. Обе Иззины подруги и впрямь проявили себя как активные агитаторы. Они получили голос, и теперь Иззя пропадала с ними все вечера, без умолку щебеча о своем, о девичьем, ну и, конечно же, о главном — о движении.
Приходила домой уставшая, но все такая же веселая, ласковая, не позволяющая себе малейшего расслабления. Александра было не узнать, это новое увлечение — роль лидера движения — затянуло его окончательно и бесповоротно.
Он не мог дождаться утра, чтобы с новыми силами приступить к столь полюбившемуся делу! Он и не подозревал, что в нем дремал пламенный герой революции, подобный Робеспьеру Неподкупному, Жанне д'Арк (по духу, разумеется) и другим знаменитым революционерам.
Складывалось впечатление, что они сами поселились в сознании Александра, и в груди у него запылало настоящее революционное сердце, жаждущее перемен.
Перемены не заставили себя ждать, некоторые — из разряда не совсем желанных. Например, он был приглашен по селектору к полковнику, что оптимизма не внушало.
Забравшись на столешницу (по-нашему это соответствовало понятию «на ковер») перед полковникам и заняв место на креслице, Александр приготовился к не самому приятному для себя разговору.
Полковник, подняв брови, как он это делал, когда был чем-то недоволен, произнес: