— Большие деньги можно заработать, если взяться за дело умеючи да найти подходящего компаньона, — говорил он, — люди изголодались по таким вещам. Я, например, могу сделать элемент, который можно приспособить к любому чайнику. А электрическую печку сделать кустарным способом — прямо раз плюнуть!

Я не знала, говорит ли он искренне или хочет спровоцировать меня.

— Мастерам, конечно, легко открыть собственное дело, а вот таким специалистам, как я, нечего делать частным образом. Только и остается работать в государственном учреждении.

— Вы можете о к рыть собственное проектное бюро.

— Кустари очень редко нуждаются в чертежах, а на больших фабриках всегда есть свои конструкторы.

Я также слышала, как одна работница говорила другой:

— Когда уже настанет время, что мужчина будет достаточно зарабатывать на семью, не посылать жену на заработки.

Проходя мимо мастерских, я увидела, что Юсупов сидит один и решила зайти к нему поговорить о деле. Войдя к нему, я заметила, что он чем-то разозлен. Он страшно вспыльчивый и, когда разозлится, говорить о деле с ним невозможно, поэтому я, заметив его настроение, сказала:

— Тов. Ю., когда вы будете свободны, зайдите ко мне в контору, я хочу обсудить с вами одну деталь.

— Я сейчас свободен, но не могу рассуждать ни о каких деталях.

— Что-нибудь случилось? Неприятность?

— Ха, неприятность! Я, как дурак, весь обеденный перерыв прокатался на трамваях, пересаживался с одного на другой, и все без пользы.

Я ждала объяснений.

— Договорился я вчера с корешком с "Красного Литейщика", что во время обеденного перерыва я приеду к нему на завод, а он к тому времени узнает у своего мастера, сможет ли тот сделать "по блату" одну вещь для меня. Кореш уверил меня, что почти наверное мастер сможет, так что я поехал повидать мастера и поговорить с ним сам… Пришел на трамвайную остановку. Жду. Проходит один трамвай, потом другой, и ни на одном не указано маршрута, а только номер, а номер нужного мне трамвая я точно не помнил. Наконец подошел третий, и опять без маршрута, я спросил кондукторшу: "Куда этот трамвай идет?" — "Кому нужно, тот знает по номеру", — ответила она и уехала. После этого подошел номер четырнадцать, и вдруг мне показалось, я вспомнил, что это как раз мой номер-Сел и еду. Проехали несколько остановок, вижу, не туда едем. Я опять к кондукторше:

— Этот трамвай идет на "Красный Литейщик"?

Она посмотрела на меня подозрительно и отвечает:

— А вы что, в первый раз туда едете?

— В первый или не в первый, только вот забыл я номер, а маршрута на вашем вагоне не указано.

— Маршрут сняли, чтобы шпионы и диверсанты не знали, как им добраться до военных объектов.

Один, рядом со мной, вступился:

— Ты что, тетка, не видишь? Рабочий человек едет? Какой он тебе шпион? Этот вагон, товарищ, идет на "Красный Аксай". Вам нужно теперь вернуться две остановки назад и пересесть на номер второй.

Смущенная кондукторша объяснила:

— Это новое распоряжение Горсовета, снять все названия маршрутов, чтобы немецким шпионам было трудно проехать к военным объектам, и нам не велено сказывать постороннему лицу, куда вдет трамвай. Теперь маршруты — государственная тайна, а мое дело маленькое: приказано не говорить, вот я и не говорю!

— Государственная тайна! — проговорил Юсупов с яростью, — пока я проник в тайну четырнадцатого маршрута, я столько потерял времени, что мне уже нечего было ехать на "Красный Литейщик", опоздал. На следующей остановке я пересел на встречный трамвай и приехал назад не солоно хлебавши.

— Ну и ну! Я тоже не знала, что названия маршрутов сняли. Хорошо, что мне не нужно было сегодня никуда ехать.

Юсупов развеселился:

— Вот здорово было бы! Вас уж не признали бы за "рабочего человека", как меня, и бдительная кондукторша еще передала бы вас в спецотдел своего депо! Я уверен, такие случаи сегодня были, да и не один!

— Так что, вы еще легко отделались.

— Если подумать, то легко. Я мог бы опоздать на работу, пойти под суд за опоздание и на суде объяснять: зачем я ехал на "Красный Литейщик". Действительно, легко отделался!

Теперь с ним можно было поговорить и о деле.

Придя в контору после этого разговора, я увидела, что наша инженер по организации труда, которая до обеда на работу не приходила, вывалила все свои папки с деловыми бумагами на стол и сортировала их.

— Вы что, генеральную уборку затеяли?

— Привожу дела в порядок, чтобы новому человеку можно было разобраться без меня Я вечером уезжаю.

— Так внезапно? Эвакуируетесь с детьми, куда?

— В Нальчик, там у меня хорошие знакомые. По крайней мере, есть у кого остановиться.

— Кто же будет в КРК вместо вас?

— Не знаю; кого директор выделит. Может быть, он сам.

— У него и без этого забот много. Да он и не знает законов. А вы что, сами решили уехать или вас отсылают из города?

— Вчера пошла в горком партии посоветоваться, там мне разрешили уехать немедленно.

Мне жаль, что она уезжает; мы с ней очень дружно работали в КРК. Она легко соглашалась разрешить конфликт в пользу рабочего, лишь бы я указала параграф закона, хотя бы отдаленно указывающий на законность требования. Кроме того, она как член партии следила, чтобы наши решения были политически выдержанными. Протоколы заседаний всегда писала она, используя для этого определенный жаргон, который она знала лучше меня. Мы тепло распрощались, пожелав друг другу поскорей встретиться и опять работать вместе.

Совершенно неожиданно приехал мой младший брат Алеша.

Мама недавно писала мне, что, несмотря на плохое зрение, его все же призвали на военную службу и я никак не ожидала его скоро увидеть. Кто-то постучал в дверь и, когда я открыла, то не сразу узнала в высоком военном моего братишку.

— Алеша! Какая радость! Как это тебе удалось приехать? Надолго?

— До завтрашнего утра. Я работаю в штабе полка, заделался канцелярской крысой, вот и выписал себе отпуск на один день. Своя рука владыка!

— Ты недалеко от Ростова?

— Недалеко, — он не назвал места, а я не стала расспрашивать.

Алеша приехал поздно, мы уже поужинали и поэтому посадили его за стол одного. Он ел, а мы рассказывали ему местные и семейные новости. Главная семейная новость была о зяте Васе. После ссылки ему не разрешили жить в промышленных районах; недавно же он получил приказ из наркомата угольной промышленности немедленно выехать за Урал и занять должность главного инженера группы рудников.

— Смотри-ка, оказывается, о нем помнили, а я удивлялся, почему его не призывали на военную службу с самого начала?

— Он там нужнее. Теперь за Уралом начали разрабатывать угольные пласты, считавшиеся раньше неэкономичными, чтобы как-то возместить потерю Донбасса. Ему назначили высокое жалованье и предложили хорошие бытовые условия, но Шура не хочет туда ехать.

— Пускай лучше едет, и как можно скорей. Я думаю, ей дадут пропуск и разрешение на билет.

Когда Наташа легла спать, Алеша сказал нам очень серьезно:

— Я приехал предупредить вас об очень большой опасности: мне комиссар дал даже специально отпуск для этого. Видите ли, возможно, Ростов скоро, временно, перейдет в руки немцев, так вы ни в коем случае не оставайтесь. Отступайте заблаговременно. В занятых городах немцы творят ужасные зверства. Я сам недавно видел кинокартину, показывающую их расправу с мирными жителями. Они убивают сотнями и даже тысячами ни в чем не повинных людей.

— Так просто и убивают? За что? Почему?

— Во время войны всегда найдется причина убить. Они хотят как можно больше уничтожить людей, чтобы забрать себе землю. Убивают коммунистов и комсомольцев, за каждого убитого немецкого солдата в городе, скажем, партизанами, они выводят тридцать русских мужчин и расстреливают их тут же, на глазах их семей. Занимая город, они проверяют бомбоубежища и подвалы и, если находят там хоть одного красноармейца в форме, часто дезертира, они бросают туда гранату, не считаясь с тем, что там может быть десяток мирных жителей.