Когда Шура уезжала домой, я ее спросила:
— Как же ты решила с Васей?
— Не могу я жить с ним, поеду опять в Донбасс на работу. Оставлю ему Ниночку. Поживу немного одна, а там решу, как быть дальше.
— Он опять начнет приударять за соседкой.
— Ну и пусть…
— Ты должна подумать о маме, ей будет трудно с такой большой семьей, только таскать продукты с базара что стоит, да еще стирать, готовить…
— Что же я должна делать? Вася говорит, что никуда не уйдет. Он построил для нас жилище, это его дом и семья. Мама с папой его поддерживают.
Я рассердилась на Шуру. С самого рождения Ниночки она нагружала маму заботами о ней. Ребенок больше жил с дедушкой и бабушкой, чем с родителями, даже когда Шура не работала сама. Она считала, что в Донбассе плохой воздух, вредный для ребенка.
— Я не хотела оставлять с ними Ниночку, — продолжала Шура, — это мама сама сказала, что если я уеду, то ребенка должна оставить отцу. Ты знаешь, он очень сильно ее любит, с тех пор как я привезла ее, он все свое свободное время отдает ей.
Через некоторое время после отъезда Шуры я получила письмо от мамы, и она писала, что Шура устроилась на работу в Кропоткине, но с мужем отношения у нее очень плохие. Мама написала, что Шура не уехала только потому, что надеется, Васю скоро пошлют на работу по специальности и тогда она с ним не поедет, а останется с родителями и ребенком. Вероятно, она услышала от кого-либо из своих друзей в Донбассе, что его собираются призвать обратно.
*
Недавно Яков Петрович, рассказывая мне о своих детях, попросил у меня подходящую для них книгу.
— Они у меня читают запоем, как пьяницы пьют водку, — говорил он, — иногда приходится их прямо выгонять поиграть на улице с ребятами, все свободное время читают. Я хотел бы давать им читать что-либо полезное.
— Пусть они читают все, что хотят. Почти все книги полезные. Сколько им лет?
— Одному двенадцать, а другому десять. Видите ли, они охотно читают по вечерам матери вслух и я хотел бы, чтобы это было что-либо более интересное для жены, чем приключенческие романы Беляева, Жюля Верна и т. п. Я собираюсь купить специально для вечернего чтения Тургенева, Толстого, но пока не купил, поэтому и прошу у вас что-либо подходящее.
— Классиков они будут очень хорошо изучать в школе, но, конечно, чем больше они будут их читать, тем лучше. Я принесу вам рассказы Чехова, они будут интересны и для них, и для вашей жены.
— Пьесы Чехова все какие-то унылые.
— Я его пьесы сама не люблю, я принесу не пьесы, а рассказы. Чехов — замечательный писатель, таких теперь нет, да и раньше было немного. Он аполитичный. Писал о самых обыкновенных людях, об обыкновенных событиях, и как хорошо писал!
— Я избегаю читать современных писателей из-за политики. Читать современный роман почти все равно, что читать "Правду", надоело.
— Читая вслух Чехова, они будут слышать хороший русский язык, привыкать к нему, а самое главное, по крайней мере для меня, это то, что в его рассказах нет злобы. Если он описывает плохие поступки или черты характера, так при этом он не злится и не ругается, а выставив их непривлекательность, подсмеивается. Все его персонажи — самые обыкновенные люди, каких мы с вами встречаем в жизни, и в каждом из них Чехов находит что-то прекрасное, интересное, душевное.
— Послушав вас, я в первую очередь куплю Чехова. Я как-то не расценивал его с этой точки зрения. А теперь вспоминаю и вижу, что это так.
— А потом им, как детям казака, нужно внимательно прочесть "Тихий Дон", прочесть и гордиться, что они казаки.
— Ну Шолохов, того… иногда очень откровенно пишет о любви. Вы думаете, это хорошо детям читать вслух?
— Дети не поймут и не заметят. Я помню, когда мне было лет десять-одиннадцать, моя старшая сестра читала по вечерам вслух "Анну Каренину", и мои родители, считая эту книгу, как вы сказали, слишком "откровенной" для детей, читали ее после того как меня с братом Володей отсылали спать. Из-за этого мне страшно захотелось прочесть ее, и я прочла даже раньше, чем все остальные. Прочла и поразилась, почему она не подходящая для детей? Места, которые моим родителям казались неподходящими, я просто не поняла. Потом, уже взрослой, я опять прочла "Анну Каренину" и нашла ее совершенно новой для меня.
— Я очень часто вижу у ребят книги, которые я не знаю, большею частью старорежимного издания, говорят, достают у товарищей.
— От товарищей они достанут книги, не издававшиеся много лет, — было бы желание читать. А вы сам много читаете?
— Нет. Мне некогда. Вы знаете, как много времени я провожу на мельнице, а дома часто приходится делать разные мелочи по хозяйству, но когда я слышу что-либо интересное о книге, я стараюсь прочесть.
— У меня есть очень интересная книга, я хочу, чтобы вы прочли и сказали свое мнение.
— Принесите, для интересной книги время найдется.
На другой день я принесла ему "Жизнь Иисуса" Ренана. Несколько дней после этого я его не видела, наконец он пришел ко мне в контору.
— Увидел, что Коваль ходит по производству, и забежал к вам, чтобы без свидетелей поговорить о книге, что вы мне дали.
— Она вам понравилась?
— Трудно сказать. Старается писатель изо всех сил разрушить веру в то, что Иисус Христос был Бог, и для верующих людей, как моя жена, эта книга неприятная, но знаете, я дал почитать ее своим мальчикам.
— Чтобы разрушить их веру?
— Нет, что вы?! Наоборот. Видите ли в школе, в пионерском отряде их убеждают, что такого человека, Иисуса Христа, и на свете никогда не было, нет, мол, исторических данных, что он жил. Это одна из основ антирелигиозной пропаганды, — утверждать, что Он легенда. Теперь Ренан, атеист, описывает Его жизнь, основываясь на фактах, о которых мы ничего не знаем. Прочитав книгу, видно, что, отрицая жизнь Христа, пусть даже как человека, антирелигиозная пропаганда брешет, заведомо стараясь ввести людей в заблуждение, и это наводит на мысль: почему? Никому не нравится, когда их обдуривают, особенно детям. Я особенно обратил внимание мальчиков на предисловие, где сказано, что Ренан крупный ученый и философ, и из книги видно, что у него не было и тени сомнения, что Христос жил. Очевидно, за границей это всем известно и только нас и наших детей стараются обмануть. Пусть мальчики будут настороже и знают, что их обманывают, и не особенно доверяют пропаганде. Видите ли, мать старается привить им веру в Бога, а они, я думаю, больше верят школе. Эта книга нужная.
— Я все-таки думаю, что они еще малы читать такие книги; она для взрослых.
— Не малы! Когда они повзрослеют, они могут и не увидеть такую книгу; ведь не знал же я до сих пор о ее существовании. Что меня злит больше всего, Валентина Алексеевна, это то, что меня хотят заставить верить чему-то, не сообщая фактов. Кто-то решил, что я недостаточно умный, чтобы найти для себя сам, в чем правда? Будто я, как ребенок, в тридцать лет все еще нуждаюсь в руководстве в таких вопросах, где каждый человек должен решать сам для себя. Кто-то, скажем Заславский, решил за меня, что Бога нет. Как-будто я какой-то недоразвитый, не могу разобраться в этом вопросе, если мне станут известны факты? Вот когда меня таким способом хотят заставить чему-нибудь поверить, я, как еж, растопыриваю иголки и ничего не пускаю к себе в нутро, даже если это и правда… У вас есть еще подобные книги, с удовольствием почитал бы?
— Думаю, что нет. Я посмотрю.
Я была довольна, что Стрючков так близко принял к сердцу книгу, моя собственная реакция, когда я ее прочла, была почти такая же.
— А еще, В. А., вы слышали, какое ужасное несчастье случилось с сынишкой Юсупова?
— Ничего не слышала.
— Вчера он попал под трамвай, и говорят, его сильно изувечило.
— Какой ужас! Я пойду расспрошу Юсупова, в чем дело.
— Его еще нет на работе, вероятно, в больнице, я заходил к нему.
