В одном из них говорится, что некий древний мастер сумел выкрасть у сатаны и обработать осколок изумруда так, что владыка ада не мог даже приблизиться к некогда принадлежащему ему драгоценному камню. Видимо, ювелир знал какой-то магический секрет, поскольку расположение и количество граней отпугивало Люцифера от зеленого самоцвета.

Даниэль недоверчиво улыбнулся.

– Вот видите, раз этот смарагд может противостоять сатане, значит, он не вовлечет людей во грехи. Чего же вы опасаетесь?

Ювелир сделал протестующий жест рукой.

– Не торопитесь с выводами. Несколько веков назад этот драгоценный камень попал к ювелиру одного кавказского владыки. Люди специально приходили к тому умельцу, чтобы полюбоваться прекрасным самоцветом. А у владельца изумруда почему-то не заладились дела. За что ни возьмется – все впустую. Будто недобрая волшебная сила разом лишила его мастерства. И возроптал ювелир – обвинил в своих бедах драгоценный камень: «Все восхищаются тобой, а не моими творениями. Как только я приступаю к отделке других самоцветов – твое сияние ослепляет меня. Но я докажу, кто из нас хозяин. Я всего лишь изменю твои грани…»

Обезумевший от зависти к искусству древнего мастера, ювелир исполнил свой замысел. Может, прочитал он в тайных манускриптах, а может, сам сатана подсказал, как надо изменить грани изумруда. И вскоре приобрел драгоценный камень совсем иные свойства. Да, с его помощью излечивали многие болезни, но вместе с выздоровлением этот изумруд вселял в человека злую силу. Не зря он получил название – «смарагд-оборотень»…

Даниэль повертел перстень и поднес поближе к пламени свечи.

– Но он по-прежнему прекрасен и нет в нем ничего зловещего. Почему же его стали называть оборотнем?

– Когда смотришь на этот камень, он действительно прекрасен. Но стоит отвернуться – «смарагд-оборотень» сразу тускнеет и приобретает темно-зеленый цвет. Отчего так происходит, не знаю, – пояснил смоленский ювелир. – Подметить эту переменчивость можно только с помощью ряда зеркал, положив перед ними «смарагд-оборотень».

– А что потом стало с ювелиром кавказского владыки? – поинтересовался Даниэль.

– Камень втянул его в себя и поглотил без остатка, – равнодушно ответил собеседник так, будто сообщил не о сказочном, а о самом заурядном событии. Словно поведал о человеке, свалившемся в колодец.

Доктор с усмешкой взглянул на собеседника и полез за кошельком.

– Чего только не нафантазирует Восток, чтобы изумить европейца!.. А как перстень со смарагдом попал к вам?

– Умер один мой должник. После себя ничего не оставил, кроме этого перстня. Так, по закону, я и стал его владельцем, – ответил смоленский ювелир.

– И все же я беру прекрасный и таинственный смарагд, – решительно заявил доктор Даниэль и отсчитал нужное количество золотых монет из своего кошелька.

– Воля ваша, – пожал плечами ювелир. – Я вас предостерег… Будьте внимательны и осторожны.

Из Смоленска Даниэль благополучно вернулся в Москву и приступил к своим занятиям. Вот только неизвестно, использовал ли он в лечении людей «смарагд-оборотень».

Наверное, легендарный изумруд не причинял никаких бед, иначе не стал бы доктор носить его на безымянном пальце. Одно только не давало покоя Даниэлю – непонятные черные знаки на внутреннем ободке перстня.

В какие времена и кем они были сделаны? Что означают?..

Даниэль сожалел, что не обнаружил их еще в Смоленске, и не расспросил об этом ювелира.

Показывал доктор перстень личному толмачу государя Федора Алексеевича, караимским, фряжским и персидским купцам, но никто из них даже не встречал подобных знаков.

Немало просмотрел Даниэль древних книг, свитков, пергаментов, но и там не нашел разгадки. Так и принял доктор мученическую смерть, не узнав, что за послание из древности носил на своем пальце.

Недолго после зверской расправы над лекарем Даниэлем прожил в Первопрестольной новый владелец «смарагда-оборотня». По непонятным причинам все у него не заладилось. Вначале сгорела в стрелецкой слободе лавка Прова. А потом случилась с ним беда и похуже. Наткнулся ночью стрелец на подгулявшего, богато одетого купчину. Глянул по сторонам – пусто кругом. Не удержался от греха – выхватил нож да и полосанул пьяного молодца по шее.

Обменял Пров жизнь человеческую всего лишь на три медных монеты – больше у купца денег не оказалось.

В те дни уже поутихли в Москве погромы и бесчинства стрельцов. А злость и обиды на них у людей остались: многих обидели служивые. Кто-то донес на Прова. Хоть и пуста была улица, а свидетель преступления нашелся. Опознал он убийцу купца по необычному перстню.

Долетела недобрая весть до Прова. Не стал он дожидаться, когда поволокут его в сыскной приказ, начнут рвать ноздри, клеймить раскаленным железом, и бежал из Москвы.

Подался бывший стрелец подальше от Первопрестольной искать приюта в монастырях. Казалось бы, всех принимают в святой обители: и грешников, и праведников… А вот Прову почему-то отказывали. Взглянет настоятель на его перстень и и тут же хмуро заявляет:

– Ступай отсель с миром! Походи с годок-другой по святым местам. Поживи в уединении, может, после того и примем тебя…

Чувствовал Пров, что отказ как-то связан с перстнем, а в чем дело – понять не сумел. Хотел было снять загадочное украшение, но не смог. Перстень будто врос в палец.

Волей-неволей, спустя годы, пришлось беглому стрельцу возвращаться в Первопрестольную. Подумал: а вдруг уже позабыли о нем и о его преступлении?..

На глаза давним приятелям и сослуживцам на всякий случай, не стал показываться. Неподалеку от Дорогомиловской ямской слободы сошелся Пров с лихой компанией «пещерников».

Днем эти удальцы отсиживались в Дорогомиловских подземельях, а по ночам выходили на промысел. Не только грабили они прохожих на улицах, но и совершали налеты на дома зажиточных москвичей. Действовали «пещерники» быстро, дерзко, а потом скрывались с награбленным добром в катакомбах. Друг друга они обычно подбадривали: «Не робей! За нами – подземельюшко! Все скроет – и нас, горемычных да бедовых, и грехи наши, и от погони, от служивых людишек да от оков каторжанских убережет!»

Дурной славой пользовались Дорогомиловские пещеры еще с конца XV столетия – когда там перестали добывать камень. Как полагал москвовед Иван Забелин, какое-то время заброшенные каменоломни использовались как тюрьмы для особо опасных преступников.

Но из этих темниц арестанты наловчились убегать, открыв для себя тайные лазы. Когда тюрьму прикрыли, Дорогомиловские пещеры освоили разбойники, бродяги, бездомные сумасшедшие, дезертиры.

Во второй половине XIX века об этом гигантском подземелье сообщала газета «Московские ведомости»: «…рабочие землевладельцев Фоминых, копая на глубине 5 сажен, дорылись до отверстия в подземный ход глубиной в 2 аршина. У входа в это отверстие помещается зала, из которой идут четыре хода или галереи: одна по направлению к сальному заводу Баскакова, другая к шоссейной дороге, третья к берегу Москвы-реки и вдоль этого берега, четвертая к Дорогомиловскому кладбищу. Стены этих ходов из грунта твердого настолько, что сквозь него не просачивается вода, хотя дно и покрыто в иных местах на аршин…

Ходы эти тянутся весьма далеко, местами превращаясь в широкие залы, потом суживаясь до аршинной ширины. Высота ходов различна, в иных местах она доходит до 4 аршин, а в других приходится с трудом двигаться вперед ползком. Впрочем, в этих местах видны обвалы, да и во многих местах на стенах и потолке видны едва держащиеся глыбы, которые обрушиваются вниз при легком прикосновении, но настолько тверды, что не расшибаются. Направление ходов весьма неправильное, оно идет изворотами и зигзагами, окружая и петляя, так что в иных ходах нетрудно заблудиться…»

В 90-х годах XIX века, по сведениям московской полиции, в Дорогомиловских катакомбах ежегодно безвестно пропадало более 15 человек.