Видя, что мы не спим, раздумываем, рядом с нами поднялся сонный боец, свернул цигарку, пустил клуб махорочного дыма.
— Может, и моя семья так же мается, — сказал. — Я сам-то с-под Луги. Немец там свои порядки наводит. Ладно, если еще живы. Санаторий «Красный вал» знаете, за совхозом Дзержинского? Хороший санатории. Ну, так наша деревня супротив санатория, на том берегу озера. «Наволок» называется. Яблочная деревня, богатая. И тоже вот дочки — одной пятнадцать лет, другой три годика.
Он лег и долго перекладывался с боку на бок, не находя подходящего места усталому телу, а когда заснул, то стонал и вскрикивал.
Дорогу на Вишеру нам толком никто показать не смог; утверждали, что путь через лес заброшен из-за снегопадов и самое верное, если мы хотим попасть на левый фланг фронта, — двинуться на Боровичи.
Так и решили: двинуться на Боровичи через Хвойную.
Боровичи — хороший российский городок; несмотря на войну, он не утратил своих добрых качеств.
После всех странствий, после спанья на полу то в красноармейской прачечной, то в разоренных колхозных домах, то в какой-нибудь комендантской избе, нам показалось тут, что мы угодили прямо в сказку: нас поселили в благоустроенной гостинице.
За полгода фронтовых и блокадных условий многое забылось. Забылись такие вот не тронутые огнем города, гостиницы с чистыми постелями, разметенные от снега улицы, дни без грохота снарядов и ночи без воздушных тревог.
В гостиничном коридоре я встретил Антропова из Гдова. Я его часто видел в Гдове, когда был там собкором, а он работал заместителем директора МТС. Мы вместе знаем Житенева, знаем многих других районных работников. Обрадованные встречен, сидим в моем номере, вспоминаем прошлое: какой это был знаменитый район — Гдовский, какие имел он светлые перспективы. Заговариваем в конце концов и о том, что происходит в тех местах сейчас. Рассказывает Антропов. Я молчу, слушаю..
— Получилось не совсем ладно, — говорит оп. — Мы не собирались сидеть сложа руки в ожидании немцев. Наш актив деятельно готовился к подпольной, партизанской борьбе с оккупантами. Мы заранее распределили обязанности. Кошелев, например… помните, заведующий военным отделом райкома?.. Он командир отряда. Я, поскольку имел опыт хозяйственной работы, — старшина. У всех других тоже свои дела были. Народ боевой. Вы же знаете наших товарищей. Редактора районной газеты Сажина, помощника прокурора Ополченного, судью Рысева, начальника отделения Ленкино Горбунова, инструктора райкома Калинина, Литвинова из Союзплодоовощи, предисполкома Гаврилова… Вначале у нас был потребительный батальон. На нашей территории располагалась Восемнадцатая дивизия Красной Армии. Все бы хорошо, но вот что неладно. Немцев мы ждали от Пскова, а они рванули на Гдов со стороны Черневского сельсовета, со стороны Ляд. Обошли лесами. Неожиданность получилась, смяли они нас прямо с ходу. Народ рассеялся по лесам кто куда. А два взвода отошли в полном порядке. Осмотрелись в лесу, глядим: сорок шесть человек. Из этого и сколотился наш Гдовский партизанский отряд. Базу оборудовали в самой глухомани, на границе с Лядским районом. Помните, какие там дебри? Ну, а действовали главным образом у себя, на Гдовщине. Заскакивали, правда, и в соседние районы: в Осьминский, Полновский. Начинать было очень непросто. Ничего-то мы не умели. Все для нас повое. Да и немцы не дремлют. Мы одно думаем, а они другое, свое. Вот, к примеру, наша первая операция. Из засады в Лядском районе мы разбили гранатами немецкий грузовик с солдатней. Немцы в ответ переарестовали всех мужчин соседней деревни, начали их пытать: укажите партизан. Или другой случай. Сидели возле Черневского шоссе. Видим, идет танк. Один почему-то. У нас были подготовлены на такой случай связки гранат, бутылки с зажигательной смесью. Подпустили мы его, ударили. Загорелся. Стоит и горит. Радуемся. Но тут подошли другие танки и такого огня дали в нашу сторону, что еле ноги удалось унести. Да еще и самолет появился, принялся прочесывать лес. Трудно, очень трудно было поначалу. На каждый наш удар немцы отвечали тройным, десятерным ударом. Не скажу, чтобы мы трусили перед ними, но все-таки как-то робели. Позже освоились, привыкли. Был случаи. Наши лазутчики сообщили, что со стороны Добручей через Плюссу переправился немецкий карательный отряд, ищут партизан. Сообщили соседнему отряду, собрались вместе — всего человек семьдесят. Двинулись навстречу немцам. Глядим, боя не принимают. Повернули, голубчики, да и назад за Плюссу умотали. Силы, значит, боятся. Стали мы тогда активность проявлять. Не спасаться от врага, не отбиваться от него, а самим искать встречи с ним. Есть хороший способ вызвать противника на стычку: оборвать связь, непременно явятся для ремонта. Тут-то их и щелкай по штуке. Мы нащупали линию от Добручей на Рудшо и через Осьмино на Лугу. Это у них одна из главных фронтовых линий. И стали действовать вдоль нее. Такой способ у нас назывался «Вызвать фрицев по телефону». Порвали вечерком их провода, «вызвали», значит. Но немцы ночью носа в лес не кажут. Мы знали это, дождались рассвета, а в шесть утра засели в засаду. В полдень к месту обрыва явилось целых семь человек. Двое с пулеметами, пятеро с автоматами. Мы уже руки потирали от удовольствия. Но кто-то из наших поспешил, занервничал, лязгнул затвором. Немцы сразу же залегли и давай палить вкруговую. Мы тоже открыли огонь. Целый час этак перестреливались. Патронов жалко стало. Накопились в кустарнике да и ударили в атаку. Удачно получилось. Прикончили всех семерых. С нашей стороны потерь не было. Принесли хорошие трофеи. А вот был еще случай. В колхоз «День кооперации» Подборовского сельсовета прикатило около десятка автомашин с немцами. За коровами приехали. С этой шатией прибыл и один очень известный в мире немецких интендантов хозяйственный генерал., Послали мы туда разведку: что, мол, и как. А сами в засаде, в лесу. Не успели разведчики вернуться — заготовители уже обратно катят. Мы — в гранаты! Гром, треск, крики. Большой бой получился. Генеральская легковая машина загорелась. Горит, и никто се не гасит. Бой — всем некогда. Для нас это был очень неравный бой. С их стороны около сотни солдат и офицеров. А с нашей только двенадцать. Мы отошли, чтобы зря не терять товарищей, тем более что дело-то сделано. Трое наших успели подобраться к дороге, увидели, что генерал так и сидит в горящей машине. Мертвый. В немецких газетах после этого писали и по радио гудели: гитлеровское командование об атом генерале сильно плакалось. Он был одним из лучших специалистов по снабжению армии. А еще вдобавок, поскольку в том бою мы многих перебили, многих ранили, немцы распустили слух, будто бы советские партизаны стреляют отравленными пулями.
Антропов оттаивал от трудных месяцев партизанской борьбы. Его вызвали в областной штаб, он пользовался короткими днями передышки. Смотрю на него: сидит я мягком кресле, курит, щурится, и, должно быть, перед глазами его все снова и снова боевые дела партизан на занесенной снегом Гдовщине. Но может он о них молчать, псе рассказывает и рассказывает.
— Подрывали железнодорожные эшелоны минами. Разпо подрывали. Иной раз ждем, когда поезд подойдет, и тогда дергаем за шнур, сидя в лесу. А то ставили мины с капсюлями. С чем были эшелоны? Всякие попадались. Одни с войсками. Другие с боеприпасами. Который с боеприпасами — так даст, бывало, что, поди, в самом Берлине, Гитлеру, слышно. Подрывник у нас отличный. Савельев. В лесу его встретили, от части отбился. Ленинградец. Совсем недавно везли полный поезд солдат на фронт. Мы его под откос. На выручку этому, глядим, второй пыхтит. А у нас неподалеку еще одна мина стояла — мы и тот под откос пустили.
Представитель гдовских партизан рассказывает, и передо мною развертывается такая картина. Солнечным морозным утром передовые посты сообщили, что в деревне Щепецы сразу по четырем дорогам движется до тысячи немцев: за рекой в поддержку им установлены орудия; вражеские разведчики уже рыщут в окрестных лесах.
