Начальник разведотдела велел накормить и обмундировать меня хоть мало-мальски. На следующее утро я была отправлена на самолете в Адлер, в наш крымский штаб.

Меня ждали. Видимо, из разведотдела уже сообщили. На аэродроме стояла наша штабная машина.

Отдохнула и вниз по ступенькам, к долгожданному морю!

Тихо-тихо у его прозрачно-зеленоватой воды. Как приятно вот так, раскинув руки, лежать на берегу, ни о чем не думая! Все-таки я сильно устала за эти месяцы и за эти девять дней пути. Ноги гудят, как телеграфные столбы. Ничего, теперь я дома, у себя, среди своих.

Прерывая мои мысли, кричат девчата:

— Хватит лежать! Сгоришь! Лучше давай заплывем, кто дальше!

Мигом встаю и мчусь в прохладную воду. Плывем. Хорошо! Метров сто плывем. Начинаю уставать:

— Давайте назад! — кричу я, но они не слышат: все плывут и плывут. Неохота отставать от них, но сил нет. Под коленями колики от холодной воды. Это судорога. Надо поворачивать назад. Не могу больше плыть, сил нет. Как раньше плавала, с десятиметровой вышки прыгала — и нипочем, а сейчас не могу. В интернате плавали кроссом вдоль берега от Ермоловска до Адлера, и не уставала. Слабая стала после Кущевки, надо отдыхать, и как можно основательнее, а то сил не хватит выполнять новое задание.

Выбираюсь на берег и валюсь на камни. Лежу ничком. Слышу, как выскакивают из воды девчата. Они бегут по сыпучему гравию ко мне.

— Ты что? — спрашивает Даша. — Почему вернулась?

— Устала я, Даша, не могу, как раньше, сил нет.

— Это ты там намучилась так. Посмотрела бы на себя, на кого ты похожа. Недаром немцы не обращали на тебя внимания. Вся кожа черная, как у цыганки, обветрена, потрескалась, и сама худющая как щука.

— Эх, милая Даша, хорошая ты у меня подружка! Две вас было у меня: Полина и ты. Да нет Полины. Где она сейчас?

Две недели я отдыхаю. Кормят — как в санатории. Солнце, море, купайся, гуляй, спи сколько хочешь. Но я знаю: скоро придется идти на задание.

Как-то вечером меня вызывают к начальнику штаба. Прихожу. Там сидят еще двое. По-видимому, командиры групп.

— Садись. Как отдохнула? Хорошо? — спрашивает начальник связи.

— Отдохнула хорошо, — отвечаю я. — Спасибо.

— Вот и хорошо.

Чувствую я, что неловко как-то им. Думают, наверно: только недавно вернулась с задания.

Начальник встает. Заложив руки за спину, он все ходит по кабинету. Посмотрит на карту и опять ходит.

— Вот, Чижик, обстоятельства сейчас такие, ты ведь сама знаешь обстановку в Крыму. Там очень плохо. Мы посылали несколько групп, но большинство из них молчат. Не они виноваты в этом, но нам очень важно наладить связь с партизанами, которые действуют в районе Семи Колодезей, и обязательно надо засечь во что бы то ни стало эти точки.

Показывая на карту, он находит нужный пункт.

— Да, группы молчат... Если ты отдохнула хорошо, то не откажись. Лететь надо на днях с группой из двенадцати человек. Вот сидит начальник группы, с которым ты полетишь.

Сказав все сразу, он смотрит на меня не мигая. Он знает, что я не откажусь, но все-таки ждет моего согласия. Командиры тоже смотрят на меня.

— Чего вы спрашиваете? Раз надо, то полечу!

— Спасибо. Ты справишься с заданием, я знаю. Ты хорошо умеешь ходить по карте и азимуту. Вон сколько отшагала! А если что случится с группой, ищи хоть небольшую площадку. Самолет всегда заберет вас. Есть тут, в Адлере, один летчик, все тобой интересуется. Наверное, тот, что выбрасывал тебя на задание. А может, он твой жених? — шутит он. — Как попросим его, так он непременно и полетит в Крым за тобой!

Прошу начальника связи, чтобы он разрешил взять опять мою рацию, безотказный мой «Северок». Привыкла к нему.

Подходит начштаба и говорит:

— Завтра познакомлю с группой, с ребятами. Вот обрадую я их! А то они приуныли. Не хотят лететь с такими радистами, которые еще в деле не были.

На второй день познакомилась с ребятами. Все они на первый взгляд бывалые. Среди них один белобрысый паренек моего возраста, лет семнадцати. Три дня мы изучали карту, в особенности район Семи Колодезей, куда должны прыгать.

У них там, у этих проклятых фашистов, в этом районе находятся какие-то подземные батареи. Эти батареи бьют по нашим кораблям далеко в море.

Потом мы тренируемся в стрельбе из автомата и пистолета. На морском берегу по два-три часа стреляем по мишеням и по ныркам. Стреляю сравнительно неплохо. Но фашистов еще лично своей рукой не убила ни одного. Хорошо бросаю в цель финку. Это пригодится.

Начальник штаба еще раз беседует с нами. Что со мной говорить, я и так свою задачу знаю. Всю ночь лежу и думаю.

Всем нам дают клички. Я — «Чижик», начальник группы — «Старик», пом. начальника — «Седой», самого маленького из ребят называем «Рыжик». Он и впрямь походит на рыжика. Его красные волосы сливаются с рыжими веснушками, рассыпанными по всему лицу.

Ко мне группа относится с каким-то особым уважением. Там, в тылу у врага, многое будет зависеть от связи с Большой землей.

И вот нас везут на аэродром в Адлер. Самолет стоит на взлетной дорожке. Это третий раз я полечу в тыл врага. Внизу волнуется Старик. Волнуется и экипаж самолета. Выбрасывать нас должны без костров. Это ничего, еще лучше. Летчикам известны точные координаты места выброса.

В десять часов вечера раздалась команда: «По местам!» Заходим в самолет, разбираем парашюты. Командир группы ставит нас, кто за кем должен прыгать. Первым прыгает Старик, потом я, за мной — Седой, за Седым — два минера, потом маленький Рыжик, а за ним все остальные. По команде летчиков мы надеваем парашюты, а потом садимся. В таком навьюченном положении стоять трудно. Лететь недолго — часа два, не больше, так что выдержим тяжесть груза. На мне рация, два комплекта питания, вещмешок. Он тяжелый. Специально для меня его набили чем-то. Что в нем, толком не знаю, но думаю, что тол и мины. Мне всегда что-нибудь тяжелое привесят для быстрого снижения: я легкая и приземляюсь дольше всех.

Под этой давящей душу и тело тяжестью сидим молча. Все готово к вылету...

Самолет оторвался от земли и взял курс над водами Черного моря. За окном уже ничего не видно. Непроглядная тьма окутывает удаляющийся от нас аэродром. Самолет набирает высоту.

Летим к черту на рога. Летчики то один, то другой выходят к нам. Видно, и они тревожатся за нас. Чего там таить, если кто и скажет, что он ничего не боится, я все равно не поверю. Боюсь и я, но будь что будет: двум смертям не бывать, а одной не миновать. В самолете свежо. Летим высоко. Немного давит в ушах. У меня всегда давит в ушах. Иногда даже носом двинуть больно. Старик поворачивается ко мне. Подмигивает: мол, не журись, Чижик, обойдется все хорошо! Час сорок минут летим мы не то над горами, не то над морем. От напряжения и груза болят все мускулы, в особенности давит плечи, они просто трещат. Хотя бы скорее прыгать...

Первый сигнал. Надо готовиться. Поднимаемся. Становимся в ряд. Цепляем карабины за кольца. Должен делать это каждый сам, но мне помогает Старик — одной не справиться. Все готово. Еще раз проверяем фалы вытяжного троса. Красный сигнал! Летчик открывает двери. Струя ледяного ветра врывается в самолет. Режет глаза. Первым идет Старик. Я — за ним, за мной — Седой и все остальные.

Сильный, знакомый рывок открывающегося парашюта. Наверное, Седого или Старика. Вот и земля. Туго сжимая колени, я падаю на правый бок и быстро гашу купол.

Три часа ночи. Вся группа в сборе. Прячем парашюты. Тщательно маскируем, присыпаем табаком.

Куда ни глянь, чуть заметны туманные горы. Укрыться в них хорошо, если не видели нашей выброски. До рассвета далеко. Сборный пункт в трех километрах от района Семи Колодезей. Я и Старик предлагаем идти. Забравшись поглубже в горы, мы обсуждаем план маршрута. Я остаюсь с группой Седого, маленький Рыжик с нами. Разбиваемся на две группы по шесть человек. Троих послали в разведку. Скоро они вернулись. Немцев вблизи нет. Первыми в незнакомую темноту входим мы. На мне осталась рация, комплект питания к ней и кое-какое оружие. Идти легко. Пересекаем дорогу и попадаем в виноградник. Он спускается почти до самого моря. Весь остаток ночи мы идем кошачьим шагом, сверяем маршрут по карте. Пока идем правильно. Каждый камень в темноте кажется фашистом. Они и впрямь похожи на их каски. Начинает незаметно сереть.