Никифор Никифоров был отстранен от должности и взят под арест прямо там, в кабинете военного министра Михова.

Однако на первом же допросе он почувствовал, что у Стоянова и Недева нет никаких улик против него, за исключением радиограмм — уж его-то, юриста, прокурора и бывшего председателя военных судов, не так-то просто было провести.

Во время встреч с Александром Пеевым они думали о возможности провала. Теперь Никифоров решил твердо придерживаться версии, которую они разработали:

— Я ничего не понимаю, господа! О ком вы говорите, о каком товарище Журине?

Ему зачитали текст радиограммы.

— Да, да, припоминаю... Кажется, я беседовал на эту тему с Сашей... Как вам должно быть известно, господа, мы с Сашей Пеевым друзья детства. Правда, в последнее время мы встречались все реже — заботы, знаете ли... конечно, когда виделись, обсуждали политическую обстановку в стране. А кто сейчас не говорит об этом?.. Возможно, Пееву удалось выведать у меня какие-то сведения... что ж, как генерал и государственный чиновник, я виноват.

— Не находите ли вы, что довольно странным выглядит знакомство царского генерала с отъявленным коммунистом?

— Но, насколько мне известно, с Пеевым знакомы и начальник генерального штаба Лукаш, и министр и вы, уважаемый Кочо.

Конечно, все зависело теперь от того, как будет вести себя на следствии Александр Пеев. Никифоров с болью представлял: если с ним, высокопоставленным генералом, следователи даже и теперь держат себя почтительно, да и находится он всего лишь под домашним арестом, то против Саши применяют все изощренные пытки, которыми славятся застенки болгарской охранки. Выдержит ли он?..

Пеев выдержал. Никаких улик против Никифорова — Журина не прибавилось.

Но и Кочо Стоянова не так-то просто было провести. Он словно бы нюхом чувствовал: здесь что-то неладно. Тогда Никифоров решил прибегнуть еще к одному средству.

Нарушив домашний арест, он заявился к советнику царя, «болгарскому Распутину» Любомиру Люльчеву: так, мол, и так.

Тот выслушал, ответил:

— Все, что зависит от меня, сделаю. Сейчас же пойду к царю.

На следующий день Никифорова вновь вызвали в министерство — в отделение контрразведки, где проводилось дознание по его делу.

В дверях кабинета генерала встретил сам Стоянов.

— Мне кажется, что вы действительно говорите правду, — угрюмо сказал он. — Царь такого же мнения. Извините за беспокойство, вы свободны.

Никифоров понял — заступничество Люльчева возымело силу.

Возможно, сыграло роль и другое: всего год назад в Софии был казнен известнейший генерал, болгарский патриот Владимир Займов — антифашист, активный борец против гитлеризма. И теперь при дворе понимали, что новый скандал, в котором окажутся замешанными высшие военные круги, еще больше подорвет их престиж в глазах союзников по «оси». Дело с Никифоровым решили замять. Царь отстранил его от всех постов, уволил в отставку и высочайше указал: «Окончательно расследовать это дело после войны, когда станут известны все обстоятельства...»

Никаких конкретных обвинений органы следствия не смогли предъявить и Александру Георгиеву, банковскому чиновнику, проходившему стажировку в Германии. Гестапо нашло его в Берлине по адресу: Нюрнбергштрассе, 20. Георгиева арестовали. Продержали в тюрьме три месяца, но ничего доказать не смогли. Да, он переписывался с Пеевым. Кажется, что-то сообщал о положении в Германии. Но он не знал, что эти сведения представляют военную тайну, — он человек штатский, чиновник, финансист... Георгиева выставили из Германии, и он возвратился в Болгарию.

Сразу же после ареста Александра Пеева был отозван с поста посла в Японии его брат Янко. Он своевременно узнал о провале подпольной организации. Хорошо понимая, что его ожидает в Софии, он «затерялся» где-то на обратном пути...

Почти три месяца пробыл в партизанском отряде радист Попов. Емил уже не пытался связаться с Центром — после его сообщения о провале в Москве не поверят новым радиограммам, да и операторы там, наверное, уже прекратили дежурство на его волне. Емил стал конструировать передатчики для партизанских отрядов, для Центрального Комитета партии, находившегося в подполье. Тяжелая болезнь не позволяла ему участвовать в боевых операциях партизан.

Но однажды пришлось. 13 июля жандармы выследили явочную квартиру, напали на дом Маркова. Отстреливаясь, подпольщики отошли на склоны горы Витоша. Марков и еще несколько коммунистов погибли при перестрелке. Емил Попов снова был схвачен...

На рассвете 22 ноября 1943 года осужденных на смерть привезли на стрельбище в Лозенец.

Утро было холодное. Хлестал дождь. Ветер гнал тяжелые тучи.

Привели в тоннель. В нем находился офицерский тир. Александр Пеев, Емил Попов и их товарищи выстроились плечом к плечу у черной, выщербленной пулями стены. Сцепили руки. Перед ними ровнял винтовки строй солдат.

Александр Пеев запел:

Это была песня на слова Христо Ботева, великого болгарского поэта-революционера, погибшего в бою против турок.

Товарищи Пеева подхватили:

Гулкий залп оборвал песню.

В центре Софии — столицы Народной Республики Болгарии — рядом с белокаменным мавзолеем Георгия Димитрова, под сенью пышных деревьев находится братская могила. Она одета в мрамор. Круглый год она осыпана цветами, которыми так щедра болгарская земля. И больше всего среди цветов — алых роз и алых гвоздик. Сюда приходят люди в праздники и будни. Приходят пионеры, и женщины в черном, и седоголовые мужчины...

В этой могиле 7 ноября 1944 года — через два месяца после освобождения Болгарии Советской Армией — был торжественно перезахоронен прах руководителей Болгарской компартии и видных антифашистов, борцов против империализма, тех, кто пал в грозной битве за свободу.

Вспомним: в этот день, 7 ноября 1944 года, на другом краю земли, за стенами токийской тюрьмы Сугамо, оборвалась жизнь соратника Александра Пеева по работе и борьбе, такого же, как он, интернационалиста-коммуниста Рихарда Зорге.

В этот день, в 27-ю годовщину Великого Октября, Советская Армия уже завершала освобождение Польши, Чехословакии, Югославии — всех стран Восточной Европы, вела бои в Восточной Пруссии... В этот день над Москвой и освобожденными городами грохотали орудийные салюты. Залпы гремели и в честь бойцов невидимого фронта, внесших свой вклад: в грядущую Великую Победу.

Минули десятилетия. Но время лишь подтвердило: ничто не забывается в памяти народной. В 1966 году, в канун празднования 9 сентября — Дня освобождения Болгарии, — Александр Пеев и все члены его группы были награждены орденами своей родины. Пеев удостоен ордена Народной Республики Болгарии 1-й степени. А еще через месяц посол Советского Союза от имени Президиума Верховного Совета СССР вручил группе болгарских граждан советские ордена «за активную помощь командованию Советской Армии в борьбе против немецко-фашистских захватчиков и проявленные при этом мужество, инициативу и стойкость». Александр Пеев посмертно награжден орденом Ленина; Никифор Никифоров — орденом боевого Красного Знамени; орденами Отечественной войны и Красной Звезды — остальные их боевые товарищи.

В Софии и поныне в доме на площади Райко в добром здравии живет старый генерал Никифор Никифоров...