Вскоре при его помощи удалось встретиться с Леной Бутенко, Мишей Ильянковым и Александром Васильевичем Ткачевичем. Эта группа военных разведчиков, активно действовавшая в порту, по условиям конспирации прямо не была связана с подпольем. Однако установлено, что в ту памятную ночь, когда над портом и Одессой нависла угроза, многие подпольщики, рискуя жизнью, также резали провода, соединяющие бункера. Поэтому впоследствии у одних и тех же причалов было обнаружено по нескольку обрывов кабелей.

В восстановлении событий нельзя было полагаться только на воспоминания. Факты потребовали серьезной документальной проверки. Так родилась эта повесть.

Как же сложились судьбы Лены Бутенко и ее товарищей после войны? Лена работает в Приморском районном комитете Красного Креста; Миша Ильянков — доцент, научный работник; Надя Зайцева — сотрудник сберкассы Братского района. Как видим, бывшие разведчики посвятили себя самым мирным занятиям.

Нужно сказать и еще об одном.

В течение многих лет считалось, что одесское подполье, как единая организация, было разгромлено гитлеровцами вскоре после начала оккупации города.

Однако большая исследовательская работа, проведенная Одесским обкомом партии, помогла установить, что одесские патриоты до самого освобождения города Советской Армией активно боролись с оккупантами под руководством подпольного обкома партии. Не все героические эпизоды этой борьбы и не все имена еще известны.

Поиски будут продолжаться.

В детстве Янис часто просил мать:

— Расскажи про папу.

Она присаживалась возле него на корточки или сажала рядом с собой на кровать, ее пышные белокурые волосы рассыпались по плечам, а большие голубые глаза затуманивались. Обняв сына, она шептала неторопливо и мечтательно, словно рассказывала сказку:

— Он живет далеко-далеко, в большой стране, которая называется Советский Союз. Раньше мы с тобой тоже жили там, но мои родители тяжело заболели, и нам пришлось вернуться в Латвию. Это было восемь лет назад, в тысяча девятьсот двадцать седьмом году. Твоего дедушку Ояра придавило деревом на лесозаготовках, а бабушка надорвалась, таская с хозяйского поля тяжелые валуны. Оба они умерли. Мы перебрались в Ригу. Добрые люди устроили меня на завод «Вайрогс». Вот с тех пор мы и живем вдвоем, ты да я...

— А почему мы не вернулись к папе? — этот вопрос Янис задавал обязательно, хотя заранее знал ответ.

— Так уж получилось, — низкий красивый голос Лилии звучал грустно. Она гладила Яниса по голове сильной, горячей рукой. И больше он ничего не мог от нее добиться.

На стенке в деревянной рамке висела фотография молодого мужчины. Темные глаза смотрели яростно и требовательно, но в то же время словно усмехались. Каждое утро, встав с кровати, Янис подходил к портрету, смотрел на отца, и в мозгу всплывало смутное воспоминание. Купе железнодорожного вагона. За окном стремительно проносятся белые поля. В полумраке всхлипывает женщина и звучит незнакомый гортанный голос. А может, это было вовсе и не воспоминание, а сон, когда-то приснившийся Янису.

Звали отца необычно: Сурен. На улице Пернавас, где жили Янис и Лилия, ни у кого не было такого имени. Улица Пернавас находилась недалеко от воздушного моста и от завода «Вайрогс», где мать работала в литейном цехе. Дома здесь были опрятные, хотя и старые. Тротуары каждый день аккуратно подметались дворниками. В этом районе жили рабочие. Они зарабатывали мало денег, но не хотели, чтобы их считали бедняками, и старались одеваться чисто. Дети играли во дворе причесанные и умытые, а молчаливые, озабоченные женщины вежливо кланялись друг другу, встречаясь в лавках или на лестнице. Все мужчины были знакомы между собой и по воскресеньям подолгу беседовали в крохотном кафе и выпивали по кружке пива. Жизнь на улице Пернавас текла мирно и размеренно, но иногда все изменялось за какой-нибудь час. На рассвете как-то по-особенному тревожно и тоскливо кричали гудки заводов. Люди с суровыми лицами выходили из домов и строились в колонны. По окраине, словно холодный ветер, проносилось короткое и резкое, точно удар кнута, слово «забастовка». На тротуарах появлялись многочисленные фигуры полицейских. В такие дни Янис и Лилия не покидали своей комнаты.

Они жили не в пятиэтажном заводском здании, а в отдельном маленьком домике, выстроенном в глубине темного двора. Этот домик Лилия купила, приехав в Ригу, на деньги, оставшиеся после продажи родительского имущества. По вечерам после работы она без конца прибирала маленькую комнатку и тесную кухню, почти никогда не показываясь во дворе, где женщины из большого дома, собравшись в кружок, обсуждали заводские новости. Лилия была замкнутой, не вмешивалась в дела, которые ее не касались, но соседки относились к ней хорошо потому, что она не оставалась равнодушной к чужому горю. У нее часто брали деньги в долг до получки, и Лилия никому не отказывала, хотя самой иногда не хватало на хлеб.

И все же до конца своей на улице Пернавас она так и не стала. Близких подруг у нее не было, возможно, потому, что Лилия и Янис жили сами по себе, на собрания забастовщиков не ходили и не участвовали в первомайских демонстрациях. С ней не делились секретами, но не осуждали за то, что она держится особняком: что требовать от одинокой женщины, да еще с ребенком! На ее месте, верно, любая дорожила бы своей работой и избегала портить отношения с полицией и с начальством...

Во всех этих сложных вещах Янис долгое время не разбирался. Мать казалась ему самой умной, доброй и красивой на свете! У них было общее увлечение, о котором никто не догадывался. Каждое воскресенье они просыпались затемно и ехали за город. Окрестности Риги были исхожены ими вдоль и поперек. Лилия брала из дому кожаную сумку с продуктами. Утомившись от беготни по лесу и от купанья в море, собрав цветы, они отдыхали на полянке и закусывали ломтем хлеба и крутыми яйцами. Смешно, что для такой скудной трапезы мать брала большую сумку, но другой у нее не было, и Лилия никогда не позволяла Янису нести сумку даже после того, как в той не оставалось продуктов.

Обычно неразговорчивая, в лесу Лилия словно перерождалась. Она с увлечением рассказывала Янису о травах, цветах и деревьях, вспоминала о теплом Черном море и о маленьком прекрасном городе, где познакомилась со своим будущим мужем, после того как приехала из Латвии.

— А почему ты уехала отсюда? — спросил как-то Янис.

Прежде чем ответить, Лилия долго размышляла.

— Ты уже большой, — ласково и задумчиво сказала она, перебирая светлые волосы сына своими тонкими и сильными пальцами. — Пожалуй, пора тебе кое-что узнать... Видишь ли, много лет назад в Латвии была Советская власть, как в России. Рабочие сами управляли заводами, а батраки бесплатно получили землю. Крестьяне из нашей деревни сожгли замок немецкого барона и прибили на домах красные флаги. Я была молодая и тоже ходила с красным флагом и пела революционные песни. Но кончилось тем, что пришли солдаты и всех, кто участвовал в захвате баронской земли, расстреляли. Мне удалось убежать. Я много дней пряталась в лесу, надеясь, что Советская власть вернется. Но она не вернулась. И друзья помогли мне уехать в Россию.

— Значит, я родился в Советском Союзе?

— Да... Но о нашем разговоре не стоит никому рассказывать. Полиция, конечно, знает, кто мы такие. С тех пор прошло слишком много лет, и они обо мне хорошего мнения, но лучше, если не будет лишних сплетен...

Гуляли они и зимой. Только одевались потеплее да брали с собой лыжи. Голубой снег был еще красивее, чем пестрый ковер цветов на лесных полянах, а костер грел ничуть не хуже, чем июльское солнце.