В три часа ночи в квартиру инженер-капитана Петрова позвонили. Петров, семья которого жила на даче и которого за день до этого уложил в постель сильнейший грипп, открыл дверь.

На лестничной площадке у лифта стоял знакомый шофер.

— Срочно в управление, товарищ капитан! Генерал приказал без вас не возвращаться...

У генерала были усталые воспаленные глаза.

— Вот ведь какое дело, друг! Знаю я, что ты болен. Но некому больше это дело поручить: только тебя Курт знает... Завтра утром все их посольство уезжает... А у нас Альта в Берлине без связи. Так уж что хочешь делай, а вот явку эту для Альты передай... Любая помощь тебе обеспечена... Ну, действуй!..

На Курском вокзале у начальника состава Петров узнал, в каком вагоне едет Курт.

Где-то за Серпуховом Петров вошел в этот вагон.

Они встретились с Куртом глазами. У того было каменное, ничего не выражающее лицо.

Но минут через двадцать в тамбуре вагона Петров передал Курту крохотный комочек тонкой бумаги. Еще через несколько минут Курт, возвращаясь мимо стоявшего в тамбуре Петрова в свое купе, дал понять, что все в порядке.

Петров облегченно вздохнул.

Никто из них двоих еще не знал, что в сутолоке дальнейшей дороги в Берлин Курт перепутает две цифры из длинной колонки, которую ему придется воспроизводить на память.

Эти цифры были паролем к «музыканту» — радисту, активному антифашисту Шульце, державшему из Берлина связь с Москвой...

По Берлину ходили слухи об аресте сотен антифашистов, коммунистов-подпольщиков. Идти по адресу к «музыканту» без пароля Курт и Ильзе не решались. «Музыкант» мог заподозрить в них агентов гестапо. Кроме того, как оказалось, у Ильзе не было шифра для передачи донесений, а без него не приходилось и думать о том, чтобы выйти в эфир. Положение становилось критическим.

«Связь с Центром!.. Как нужна мне сейчас связь с Москвой! — думала часто Ильзе в эти дни. — Что я стою для нашей победы над Гитлером без этой связи!..»

Теперь Ильзе работала начальником берлинского бюро одного немецкого газетного концерна. Она ежедневно говорила по телефону со Стокгольмом. Но как использовать эту возможность для восстановления связи с Москвой, придумать не могла.

В июле, августе и сентябре сорок второго года Ильзе пыталась стать военной корреспонденткой и выехать на Восточный фронт. Попав в Россию, она собиралась перейти линию фронта и лично восстановить потерянную с Центром связь. Однако сделать это не удалось.

Была суббота 12 сентября. Гестаповцы ворвались в квартиру в три часа дня:

— Где Штёбе?

Они обыскали Ильзе, обшарили всю квартиру. Ничего не нашли.

— Одевайся!..

В специальном автомобиле, который сопровождали еще две автомашины, набитые гестаповцами, Ильзе доставили в полицейскую тюрьму на Александер-плац.

Верзила-охранник втолкнул ее в камеру, сбив ударом огромного кулака с ног.

Шатаясь, она поднялась. В глазах стояли красные круги.

— Требую снять наручники!

Верзила оскалил в усмешке рот.

— Эти браслеты для твоей же, детка, безопасности... Покончить самоубийством — самый легкий путь из этих мест!

Почти тут же ее вызвали на допрос.

Вел его гестаповец Хабекер, хитрый и опытный следователь-эсэсовец. Он сам сказал Ильзе, что работал в политической полиции во Франкфурте-на-Майне с 1933 года. Видимо, даже этим хотел ее запугать...

Первый допрос продолжался трое суток почти без перерыва. Ильзе не давали спать, есть, пить... Гестаповцы рассчитывали сломить ее волю одним ударом.

Хабекер рассыпал перед Ильзе десяток фотографий:

— Кого знаете из этих людей?

Особенно часто гестаповец показывал фотографию мужчины в форме немецкого летчика-офицера. Называл много имен.

— Где слышали о них раньше? Кто такая «Старуха»? Когда познакомились с ней? Что знаете вот об этой даме?..

Ильзе все отрицала.

Ее ответы записывал секретарь в углу на пишущей машинке...

Позвонив Ильзе на работу, Курт узнал, что она арестована гестапо.

Время тянулось мучительно медленно. Курт считал дни, недели. Думал об Ильзе: «Выдержит ли она?..»

Примерно через месяц после ареста антифашистки Курт как бы случайно зашел в кабинет к своему старому знакомому по германскому МИДу фон Шелия. Тот только что вернулся из поездки в Швейцарию. Курт застал его прямо на чемоданах.

Поговорили о Женеве, о берлинских новостях. Наконец безразличным тоном Курт упомянул об аресте Ильзе Штёбе гестапо. Шелия побледнел. Его руки дрожали. Он не мог даже закурить папиросу. Дальнейший разговор с ним был невозможен.

В тот же вечер фон Шелия был вызван начальником отдела кадров Крибелем и арестован в его кабинете. Курт узнал об этом через несколько дней...

После ареста фон Шелия Курт заметил, что за ним наблюдают. Было трудно внешне сохранять спокойствие и делать вид, словно ничего не замечаешь. Он никогда не делал попыток отвязаться от следивших за ним агентов. Наоборот, он всегда старался облегчить им слежку за собой.

Все свободное время Курт проводил с женой и детьми в саду. Здесь агенты могли прекрасно видеть его через забор.

Через три недели наблюдение сняли.

Курт понял, что Ильзе не выдала его...

О причинах ареста фон Шелия по коридорам и кабинетам министерства иностранных дел ходили самые противоречивые слухи.

Одни шепотом передавали друзьям, что фон Шелия попался в Варшаве в руки красивой польки, которая завербовала его на службу польской разведки и союзных с Польшей государств. Другие утверждали, что Шелия работал на американскую разведку и получал за это доллары. Гестапо якобы напало на след фон Шелия после его частых поездок в Швейцарию, где он располагал большими денежными суммами и производил многочисленные покупки, хотя денег из Германии с собой не брал. За фон Шелия наблюдали и установили, что в одном из швейцарских банков он имел на большую сумму личный счет...

Однако работавший в отделе печати знакомый Курта как-то сказал ему по секрету, что обе эти версии неправильны.

— Фон Шелия арестован гестапо как советский агент...

Чутко прислушивавшийся ко всем разговорам сослуживцев, Курт скоро понял, что эта последняя версия расценивается в министерстве иностранных дел как абсолютно невероятная. Уж очень трудно было представить, что аристократ и крупный помещик фон Шелия, ненавидевший коммунистов, тайно работал на советскую разведку...

Наконец следователь гестапо Хабекер мог поздравить себя с успехом.

Сам шеф имперского управления безопасности Гиммлер заявил на совещании, что «дело Штёбе — наиболее удачно выполненное следователем дело, проведенное за последнее время гестапо...».

Личный успех Хабекера был настолько велик, а похвала начальства привела его в такое отличное расположение духа, что на очередном допросе следователь предложил Ильзе сесть в кресло и с довольной улыбкой заявил:

— Я горд тем, что добился успеха в вашем деле.

Нет, теперь он мог не играть с этой «красной» в прятки. И, наслаждаясь победой, заговорил, пуская колечки табачного дыма к потолку:

— Вы неглупая женщина, Штёбе... Я бы сказал, что вы умная и сильная женщина... Как следователь, проработавший в гестапо почти десять лет, я могу сказать, что на всех допросах вы вели себя просто исключительно...

Хабекер глубоко затянулся сигаретой и от удовольствия прищурил по привычке правый глаз.

— Этот старый дипломат фон Шелия в отличие от вас сразу наложил в штаны... А вы... Если бы вы пришли к нам добровольно и согласились бы работать на нас, вы были бы великой женщиной! А теперь разрешите перейти к фактам...

Выражение благодушия мгновенно исчезло с лица следователя. Оно снова стало жестким и злым.