— Ну, вы решили? Поедете?

— Думаю, что да.

— Правильно. Чем больше я об этом думаю, тем больше прихожу к заключению, что вы должны это сделать...

Сердце Вольфганга радостно стучало. Победа! Да, кажется, теперь он мог поздравить себя с тем, что выиграл в этой нелегкой битве умов.

Провожая Вольфганга в Цюрих, Шелия торжественно заявил:

— Обратите внимание господина С. на то, что я не просто передаю ему через вас материал, а стремлюсь содействовать этой своей работой уничтожению Третьей империи. Передайте господину С., что я вступаю с ним в контакт по политическим мотивам...

Уезжая в Цюрих на встречу с человеком из Москвы, Вольфганг был твердо убежден, что может с уверенностью сообщить в Центр: теперь он, Вольфганг, будет знать абсолютно все, что известно секретарю немецкого посольства в Варшаве Рудольфу фон Шелия о международной и внутренней политике гитлеровской Германии.

Вернувшись в Варшаву после удачной поездки в Цюрих, Вольфганг по совету Ильзе Штёбе без особого труда внушил Шелия от имени господина С. высокие понятия о дисциплине, царящей в предприятиях господина С.

Правда, требования господина С. к Шелия хотя и пресекали излишнее любопытство дипломата, но были скромными: «Получив материал от Шелия, Вольфганг должен проходить мимо условленного дома, магазина или делать у себя в квартире на окне какой-нибудь условный знак. Человек от господина С., постоянно наблюдающий за этим домом, магазином или окном, сразу же поймет, что материал Вольфганг получил. Тогда он подходит к Вольфгангу в таком месте, где ему будет удобно, и назначает Вольфгангу встречу для передачи материала. Этого места встречи, кроме Вольфганга и связника, никто не должен знать. Таково категорическое условие господина С., и Вольфганг, несмотря на свою дружбу с Шелия, не должен говорить ему об этом. Кстати сказать, оказывается, господин С. хорошо знает Шелия, знает, с кем имеет дело, а если бы не знал, то и не пошел бы на это дело...»

Шумно выразив свое восхищение постановкой конспирации в предприятиях господина С., Шелия клятвенно обещал неукоснительно выполнять все необходимые правила. Однако сдержать это свое обещание ему на первых порах было чрезвычайно трудно. При разговорах с Вольфгангом по телефону он часто бросал реплики, явно враждебные гитлеризму. Неоднократно пытался заговаривать с Вольфгангом по телефону об «их совместной работе». Вольфгангу приходилось каждый раз одергивать дипломата.

Беспечность Шелия доходила порой до крайних пределов. Однажды после обеда он привез очередные материалы для господина С. прямо на квартиру Вольфгангу. А так как за несколько дней до этого он повредил свою машину при столкновении на улице, то не придумал ничего более умного, чем приехать к Вольфгангу в служебном автомобиле посла. Этот парадный автомобиль фон Мольтке был украшен флажком со свастикой, и управлял им личный шофер германского посла в Варшаве, сотрудник гестапо.

И все же с этим приходилось мириться. Ведь с помощью Шелия Вольфганг и Ильзе Штёбе могли регулярно передавать в Москву подлинные тексты телеграмм многих немецких дипломатов. Из телеграмм легко было судить о росте военного угара внутри Германии. Гитлер готовился к захвату Австрии.

Шелия был женат на дочери крупного венского помещика и промышленника. После женитьбы он завязал дружеские связи среди австрийской аристократии. Презирая прусское дворянство за его ограниченность, он считал венский высший свет олицетворением культуры и благородства. И он был глубоко возмущен тем, что Гитлер оккупировал Австрию.

Жизнь Вольфганга и Ильзе Штёбе в Варшаве становилась все напряженнее и опаснее. Теперь им все больше приходилось опасаться польской контрразведки, установившей за всеми, кто был тесно связан с германским посольством, строгое наблюдение.

С началом нападения гитлеровцев на Польшу Центр отозвал Вольфганга в Москву. В суматохе начавшихся военных действий ему удалось покинуть Варшаву незаметно для германского посольства а польских властей. Перед своим отъездом Вольфганг передал фон Шелия свой последний разговор с господином С.: «В Берлине он, Шелия, может поддерживать связь с людьми господина С. через хорошо известную фон Шелия журналистку Ильзе Штёбе, уехавшую на днях из Варшавы в столицу Германии».

Пароль для встречи в Берлине связника из Центра с Ильзе Штёбе:

Посетитель: «Не знаем ли мы друг друга по Бернау?»

Ильзе Штёбе («Альта»): «Я никогда не жила в Бернау».

Посетитель: «Но вы часто его посещали...»

Ильзе еще раз повторила про себя эти ничего не значащие для случайного свидетеля ее первой встречи со связником из Центра фразы. Улыбнулась: теперь для Центра она — «Альта», фон Шелия — «Ариец».

Она вспомнила свой последний разговор о Центре с Вольфгангом. «Это учреждение, — сказал тогда Вольфганг, — для тебя как старший брат, который знает тебя с детства и говорит о тебе всегда так, как будто видел тебя в последний раз только вчера...» Вспомнила, и ей, никогда не бывавшей в Советском Союзе, стало на хмурой, затянутой пеленой мелкого серого дождя берлинской улице вдруг теплее...

Задача, поставленная Центром перед Альтой в Берлине, требовала, чтобы Ильзе была постоянно при Арийце. Поэтому и работу себе Ильзе должна была подыскать такую, которую можно было бы немедленно оставить в случае перевода фон Шелия из Берлина. Учитывая новые законы Третьего рейха, найти такую работу оказалось нелегко. Ильзе съездила из Берлина во Франкфурт и Эссен. Посетила там редакции газет, в которых сотрудничала, находясь в Варшаве. Но ее переговоры окончились неудачно: в Берлине все вакансии от этих газет были заняты.

Главный редактор газеты «Франкфуртер генераль анцейгер» во Франкфурте-на-Майне предложил Ильзе свою помощь в поисках службы в Берлине. Через своих знакомых он нашел Ильзе место в одном небольшом информационном бюро, но вскоре Ильзе вынуждена была оставить и это место: работа оказалась тяжелой, неинтересной, и главное, очень мешала ее регулярным встречам с Шелия и другими участниками ее подпольной антифашистской группы.

А для фон Шелия неожиданно также наступили трудные дни. Его обвинили в сочувствии полякам.

Все это время Ильзе жила в Берлине. Здесь была ее мать, но поселилась она отдельно от матери. Та вообще ничего не знала о том, что за жизнь ведет ее дочь. Ильзе приходилось успокаивать мать:

— В Берлине я временно, мама. Искать нам новую квартиру нет смысла, а мне нужен телефон...

Комната у Ильзе была неудобная, в многолюдной квартире. Но сменить ее она не могла: в полиции могли заинтересоваться, откуда появилась у нее крупная сумма денег для переезда на новую, более дорогую квартиру.

Проходили недели. Ильзе мучительно искала подходящую работу. Найти место, которое бы ее устраивало, нужно было как можно скорее: знакомые Ильзе уже не раз спрашивали ее, на какие средства она живет.

К тому же Ильзе стала замечать за собой признаки самого страшного: она начала нервничать.

«Возьми себя в руки, — приказывала она себе. — Успех работы зависит сейчас от твоей веры в собственные силы. Что бы с тобой ни случилось, в какие бы трудные обстоятельства ты ни попала, ты не имеешь права нервничать. Ты должна сохранить трезвость мысли и силу воли. Ты должна действовать решительно, но хладнокровно и глубоко продуманно. Ты обязана всегда быть спокойной. Ты разведчик в стане врагов. Ты не имеешь права ошибаться. Подумай! Подумай еще раз! Не ошибись!» — С этой мыслью Ильзе ложилась спать. С этой мыслью она вставала...

Чтобы не надоедать все еще находящемуся в опале фон Шелия, Ильзе звонила ему лишь в условленное время. Относился фон Шелия к Ильзе с доверием.

Однажды он пригласил ее к себе на завтрак. Он жил в отеле один, без семьи, и, «чтобы удобнее было говорить», предложил позавтракать прямо у него в номере. После завтрака он ходил по комнате, шлепая домашними туфлями, и, чтобы не проронить ни одного слова из того, что говорила ему Ильзе, массировал себе пальцами голову. Как оказалось, господин С. ставил перед ним весьма сложные задачи. И то, что передать их было поручено Ильзе, очень приподнимало ее в глазах дипломата. Он даже извинился за шлепанцы.