Конечно, Мункэ мог иметь свои причины для того, чтобы прислушаться к обвинениям в про-китайской, чуть ли не предательской политике, выдвигаемым против его младшего брата. Возможно, его настораживал триумфальный успех похода Хубилая на Да-ли. Хубилай, до сих пор остававшийся в тени, теперь быстро выдвигался на первые роли. Возможно, Мункэ завидовал славе, которой совсем недавно покрыл себя младший брат. И вряд ли он мог с одобрением наблюдать за строительством роскошной резиденции в Кайпине, чьи дворцы соперничали или даже превосходили в пышности столицу великого хана в Каракоруме, которая, как, наверное, считал Мункэ, одна должна была представлять фасад великой Монгольской империи. Естественно, он без восторга смотрел, как рядом возникает город-соперник.

Но гораздо реальнее, чем эти мелочные и, возможно, эфемерные опасения, был страх, что Хубилай наладит взаимопонимание со своими подданными. Чиновники Мункэ постоянно пытались возбудить в великом хане подозрения по отношению к младшему брату. Они обвиняли Хубилая в том, что он управляет своими владениями по китайским законам и отходит от традиционных монгольских обычаев. Мункэ все еще считал Каракорум настоящей столицей, а Монголию — истинным центром Монгольской империи, но возведение главной резиденции на землях оседлого населения, предпринятое Хубилаем, шло вразрез с привычками традиционного монгольского общества. Должно быть, советникам удалось убедить Мункэ в том, что необходимо устранить угрозу, исходящую от Хубилая.

В любом случае, в 1257 г. Мункэ послал двух доверенных советников, Аландара и Лю Тайпина, во владения Хубилая для наблюдения за сбором налогов. По словам некоторых китайских источников, цель этой поездки заключалась в создании условий для свержения Хубилая. Посланцы якобы получили указания в случае необходимости сфабриковать дело. Проведя спешную инспекцию налоговых записей, они выявили множество отклонений, упущений и нарушений закона. Они немедленно без суда и следствия казнили нескольких высокопоставленных чиновников. Чиновники, поддерживавшие особенно тесные связи с монгольской знатью, избежали этой участи. Одним из таких сановников, спасшихся благодаря могущественным покровителям или благодаря личным заслугам, был знаменитый китайский полководец Ши Тяньцзэ. Другие не были столь же счастливы, хотя говорить о кровавой бане было бы преувеличением. Завершив предварительную чистку, Аландар создал ведомство, носившее китайское название Гоукао цзюй, для ревизии записей налогового управления и расследования деятельности чиновников Хубилая. В ходе разбирательств было сокращено число китайцев в местной администрации. Чистка, несомненно, продолжалась бы до тех пор, пока угроза не нависла бы над самим Хубилаем. Его уже лишили некоторых властных полномочий, включая такой важный аспект, как сбор налогов, и, судя по всему, его положение в монгольской иерархии заметно пошатнулось.

Таким образом, перспективы Хубилая выглядели не слишком радужными. Он мог вступить в противостояние со старшим братом, изгнать посланников и ожидать последствий. Мункэ, вероятно, в ответ снарядил карательную экспедицию, чтобы наказать непокорного. Эта междоусобная война, несомненно, ослабила бы монголов и, скорее всего, закончилась бы поражением Хубилая. Хубилай не мог рассчитывать на поддержку монгольской знати, поскольку в ее глазах он представал бы в роли дерзкого и мятежного младшего брата. Следовательно, этот вариант таил в себе много опасностей.

Китайские источники ставят в заслугу конфуцианским и буддийским советникам Хубилая то, что в итоге он предпочел пойти по другому пути. Если судить по их изложению событий, ученый-конфуцианец Яо Шу просил Хубилая воздержаться от резких и необдуманных поступков, а Намо, которого Мункэ назначил главой буддистов в Монгольской империи, побудил Хубилая выказывать еще больше уважения к своему старшему брату. Оба они указывали на то, что Хубилай, проявив враждебность, тем самым просто подтвердит наветы, с помощью которых его пытались очернить советники Мункэ. По их мнению, гораздо разумнее было бы сгладить впечатление, произведенное при дворе Мункэ обвинениями против Хубилая. Последовав этому совету, Хубилай отправил к Мункэ защищать свои интересы китайца Тань Чэна и монгола Кэкэ (кит. Ко-ко). Очевидно, они не справились с поручением, поскольку в декабре 1257 г. Мункэ все еще сохранял крайнее нерасположение к Хубилаю. Требовалась более убедительная демонстрация верноподданности. Тогда помощники Хубилая посоветовали ему лично приехать ко двору Мункэ в Каракорум, чтобы оправдаться в выдвигаемых против него обвинениях. Они рекомендовали ему избегать политических вопросов и воззвать к братским чувствам великого хана, не входя в обсуждение дел, по поводу которых их мнения расходились. По словам китайских источников, Хубилай в точности выполнил эти указания, и встреча двух братьев прошла благополучно. После того, как они обняли друг друга, все недоразумения развеялись без следа.

Однако возникает вопрос, насколько достоверно такое объяснение? И Мункэ, и Хубилай отличались расчетливостью и редко позволяли себе поддаваться эмоциям, которые могли бы оказать влияние на их политику. Вряд ли их важнейшие политические решения определялись сантиментами, даже если бы это происходило в форме трогательного братского примирения. Во всяком случае, вовсе не родственными чувствами руководствовался Мункэ при своем восшествии на престол, когда проводил безжалостную чистку, при которой пострадали его двоюродные братья, тетки и другие родичи. Борьба между братьями была знакома монголам, да и сам Хубилай через несколько лет вступит в кровопролитное противостояние за ханский престол со своим младшим братом. Примирение могло состояться на самом деле в том виде, в каком оно описано в китайских источниках, но причины этого события следует искать вовсе не в братской любви.

В январе 1258 г. Мункэ столкнулся с двумя серьезными проблемами, которые могли ослабить его власть. Во-первых, религиозный конфликт между буддистами и даосами вылился в вооруженные столкновения, разрушение храмов и монастырей и захват ценных культовых предметов. Мункэ нужно было примирить противоборствующие стороны или, по крайней мере, установить стабильность, чтобы достичь своих политических и экономических целей. Во-вторых, перед Мункэ стояла задача завоевать Южный Китай, самую процветающую часть Поднебесной. Покорение Юга не только внушило бы китайцам еще больший страх перед Мункэ, но и повысило бы его статус в глазах китайских чиновников и ученых, так как он объединил бы под своей властью Китай, остававшийся раздробленным на протяжении трех столетий. Обе эти задачи приковывали внимание Мункэ к китайским делам, вотчине Хубилая, и без его помощи великий хан мог столкнуться с большими трудностями. Хубилай завоевал доверие у многих жителей Северного Китая, а его советники-китайцы могли оказаться чрезвычайно полезны в разрешении споров между буддистами и даосами, а также в привлечении симпатий населения Южного Китая. Таким образом, Мункэ не мог себе позволить отстранить Хубилая от управления и тем самым настроить против себя его китайских союзников. Присущий Мункэ прагматизм предостерег его от столь необдуманного шага. Отсюда и трогательное примирение с Хубилаем. Такое видение событий кажется мне более реалистичным, чем версия китайских источников. Хотя я не исключаю возможности, что театральная сцена, изображенная в китайских летописях, действительно была разыграна, я полагаю, что это произошло только после того, как Мункэ и Хубилай трезво оценили все последствия раскола.

Хотя Мункэ ввел более строгий надзор за землями Хубилая и с большей осторожностью наделял его новыми владениями в Северном Китае, с другой стороны, он предоставил младшему брату дополнительные полномочия. Вскоре после их свидания и примирения Мункэ поручил Хубилаю председательствовать на диспуте между буддистами и даосами, который должен был положить конец их взаимной вражде. Хубилай быстро созвал в Кайпин буддистов, даосов, конфуцианских ученых, которые должны были занимать нейтральную позицию, советников и придворных чиновников. Это собрание впервые дало буддистам и даосам возможность изложить свои взгляды и представить их на суд светских властей. Хубилаю была доверена важнейшая задача: он должен был рассудить притязания обеих сторон.