Отшельник ушел ненадолго и вернулся с вином и фруктами для угощения. Вся компания с большим удовольствием закусила и выпила, причем дервиши держались так непринужденно, словно были полны безмятежной радости. Царь счел их вполне счастливыми и спросил Ата-уль-Мулька:

— Ну теперь ты согласен признать, что заблуждался?

— Пока еще рано, — ответил тот.

— Государи мои, — спросил один из аскетов, — о чем это вы тут говорите?

— Мы — ювелиры, поспорившие между собой, — сказал ему царь, — один из нас утверждает, что во всем мире не сыщется ни одного человека, довольного своей участью. Что до меня, то я придерживаюсь другого мнения. А ты что бы сказал на это? Ответь мне по совести.

— Сударь, — ответил ему дервиш, — ни я, ни мои товарищи не можем избавиться от печалей. Счастливого человека вы не сыщете нигде, потому что само сердце человеческое неспокойно и неспособно довольствоваться тем, что имеет. Стоит выполнить одно желание, как другое возникает вместо прежнего, таким образом, страсти не перестают нас терзать, и сердце не знает покоя.

Услышав эти слова, царь склонился к мысли о том, что был неправ. Однако он решил провести остаток дня в том же доме вместе с Ата-уль-Мульком и князем Сейф-уль-Мулюком. Случилось так, что в то время поблизости оказалось двое степенных и знатных людей; они были заняты разговором обо всяких житейских заботах.

— Нельзя рассчитывать, — сказал один из них, — что мы здесь найдем свое счастье! Лишь одного человека среди всех прочих можно назвать вполне счастливым.

Ата-уль-Мульк обернулся и живо вмешался в их разговор, воскликнув:

— Кого же?!

И говоривший ответил:

— Астраханского правителя, который носит особый титул — «Не Знающий Скорби».

На следующий день путешественники присоединились к купеческому каравану, и через некоторое время вместе с ним прибыли в Астрахань, где правил царь Хормуз. Бадр-эд-Дин решил представиться этому властителю и выведать его сердечные заботы.

Сначала три путешественника отправились во дворец. Они пересекли широкий двор, полный стражников, и вошли в первый из внутренних покоев дворца. Там прекрасные невольники и невольницы услаждали взор вошедших танцами; в следующем зале находились певцы и музыканты в красивой одежде. Все они принадлежали царю. В третьем зале Бадр-эд-Дин Лоло и его спутники увидели предлинный стол, за которым восседали десятка три вельмож, угощавшихся всевозможными яствами. Среди этих знатнейший мужей Астрахани можно было узнать и самого царя. Он занимал почетное место, и на голове его сверкала золотая корона, украшенная топазами и рубинами. Он был на вид лет тридцати, прекрасного сложения, с красивым и приветливым лицом.

Вернувшись на постоялый двор, царь Дамаска сказал Ата-уль-Мульку:

— Вот мы и нашли счастливого человека — правителя, довольного всем.

И князь Сейф-уль-Мулюк с ним согласился. Ата-уль-Мульк же заметил:

— Э, люди несведущи в искусстве притворства, которое в ходу при дворе! Распознать его трудно. Я же пока остаюсь при своем мнении. Кто знает — возможно, этот правитель принуждает себя развлекаться, а его душа полна терний. Может быть, удовольствия, которым он предается, стоят ему большой выдержки.

На следующий день каждый из них взял с собой по шкатулке с алмазами и, придя во дворец, попросил разрешения представиться самому Хормузу. Все трое назвали себя ювелирами, путешествующими от одного двора к другому, чтобы продавать свои изделия. Царь пожелал их увидеть и взглянуть на драгоценности. Путешественников допустили к царю. Тот рассмотрел все, что ему предоставили для выбора; особенно ему понравился алмаз величиной с голубиное яйцо.

— Откуда это и где вы нашли столь великолепный камень? — спросил он восхищенно.

Ата-уль-Мульк, некогда занимавшийся ювелирным делом, ответил:

— С острова Сарандиб, ваше величество. Быть может, вы изволите принять его в подарок?

Астраханский правитель с радостью согласился принять этот дар, а трем ювелирам велел отвести во дворце великолепные покои. Путешественников пригласили принять участие в развлечениях двора. Все вельможи, один за другим, пришли познакомиться с ними.

Однако мнимые ювелиры интересовались не столько этими знакомствами и застольем, сколько судьбой царя, Не Знающего Скорби. Ничто в его поведении не могло навести на мысль о страданиях и тоске, и Бадр-эд-Дин сказал своему министру и князю:

— Если судить лишь по внешности, то счастливый человек — перед нами. Но как можем мы проникнуть в его мысли и узнать, что таится в душе?

Министр ответил:

— Единственный выход из положения — рассказать ему, кто мы такие и зачем пожаловали к нему. Тогда, может быть, он поведает истину.

И вот они втроем предстали перед царем, чтобы принять участие в его развлечениях, и попросили его побеседовать с ними с глазу на глаз, без придворных. Хормуз исполнил их просьбу и услышал вот что.

— О царь! — сказал ему Бадр-эд-Дин. — Хоть мы и выдаем здесь себя за торговцев камнями, но на самом деле мы не ювелиры. Я — повелитель Дамаска, а эти двое — министр Ата-уль-Мульк и мой приближенный, князь Сейф-уль-Мулюк.

Сначала астраханский царь удивился, а потом, когда услышал от Бадр-эд-Дина о причинах его путешествия, расхохотался.

— Мы оставили Дамаск, — говорил ему Бадр-эд-Дин, — и прибыли в вашу страну, называемую Гиркассия, поскольку полагаем, что вы — повелитель этой страны и царь астраханский — на самом деле не знаете скорби и живете счастливо. Прошу вас, откройте нам правду: довольны ли вы судьбой?

— Ну если вы так настаиваете и если это так важно, то скажу вам: я согласен с вашим министром по имени Ата-уль-Мульк. Да будет вам известно, что, несмотря на титул царя, Не Знающего Скорби, я — несчастнейший из всех живущих под солнцем правителей!

Удивленный таким сообщением, царь Дамаска выразил желание узнать причину этого несчастья, и Хормуз пообещал ему все рассказать.

Однажды ночью, когда все во дворце отошли ко сну и наступила тишина, в покои дамасских путешественников явился евнух, посланный правителем Астрахани. Он отвел их к Хормузу. Тот взял Бадр-эд-Дина за руку и пригласил следовать за собой. Они прошли на женскую половину дворца и миновали две комнаты, остановившись перед третьей. Здесь хозяин дворца подвел своего гостя к двери и велел ему заглянуть внутрь. Бадр-эд-Дин послушался и увидел в комнате ложе, а на нем — прекрасную даму, изящно сложенную и улыбающуюся. Она внимательно слушала старую рабыню.

— Вот причина моих терзаний, — сказал астраханский царь.

— Она вас не любит? — спросил Бадр-эд-Дин. — Или ее равнодушие к вам…

— О нет, — ответил ему хозяин дворца, — на ее равнодушие я пожаловаться не могу. Напротив, эта прекрасная и знатная особа любит меня не меньше, чем я ее.

— Чем же тогда она может вас опечалить?

— Сейчас вы это увидите, — сказал Хормуз, входя в комнату, — только не сходите с места и следите за тем, что будет происходить.

Он приблизился к красавице, и — неслыханное чудо! — она потеряла свою прелесть, и краска сбежала с ее лица. Она сделалась безжизненной, точно мертвое тело. Тогда царь повернул назад, и, по мере того как он удалялся от ложа, эта прекрасная женщина стала оживать и приходить в чувство. К ней вернулся и цвет лица, и улыбка, — казалось, что солнце вновь выглянуло из-за облака.

— Перед вами — царица, моя жена, — сказал Не Знающий Скорби, — можете ли вы подумать теперь, что в моем лице вы нашли того беззаботного счастливца, которого искали?

И он поведал свою историю.

— Пять лет назад я выехал путешествовать. Меня сопровождала многочисленная свита, состоявшая из астраханских вельмож, один из которых — Хусейн — был назначен моим опекуном на время поездки. Мы прибыли в Отрар, и там я обратился к Хусейну с такими словами:

— Мне надоело путешествовать так, чтобы все знали, что перед ними наследник престола. В каждом городе мне воздают почести, а я щедро одариваю тех, кто меня приветствует… Будь я простым путешественником, поездка принесла бы мне больше пользы и удовольствия! Я мог бы наблюдать, как живут люди, и слушать, о чем они говорят. — Мой опекун одобрил это суждение.