— О госпожа, если в самом начале меня ранили ваши глаза, то беседа с вами меня окончательно покорила.

Произнеся эти слова, он поцеловал руку Балкис так пылко, что она испугалась. В страхе перед опасностью, в которой она находилась, Балкис побледнела как смерть, и по щекам ее внезапно полились слезы.

— Госпожа, что случилось с вами? — спросил Абу-л-Касем. — Откуда эта печаль? Неужели я настолько низок, что словом или поступком огорчил вас? Откройтесь мне, почему вы так переменились ко мне?

Балкис ответила:

— Я уже осуществила большую часть тайного замысла, но во мне борются коварство и печаль, страх и смирение. Знайте, о господин, что я — девушка знатная. Моему отцу известно, что у вас где-то спрятано сокровище, и он принудил меня под страхом смерти выведать, где именно оно укрыто. Знайте, господин, что у меня есть возлюбленный — правитель области, которого я страстно люблю и за кого надеюсь выйти замуж в ближайшем будущем. И вот только сейчас я поняла, что поступок, к которому принудил меня отец, вас смущает, но ведь я пришла сюда не по доброй воле.

— Госпожа, — ответил молодой человек, — у вас никогда не возникнет повода раскаяться в своей откровенности. Вы не погибнете. Вы увидите мои сокровища. И хотя ваша красота произвела на меня большое впечатление, я с готовностью оставлю все надежды, которые питал, поскольку они смущают вас. Вы можете, не краснея, вернуться к счастливому возлюбленному, для которого бережете себя, и не печалиться более.

Балкис ответила:

— О господин, о вас не без основания говорят, как о самом великодушном человеке. Я убедилась в вашем благородстве и не успокоюсь, покуда не найду способ отплатить за ваши благодеяния.

После этого Абу-л-Касем отвел девушку в то же помещение, где в свое время его ждал халиф, и пробыл с нею там до тех пор, пока все в доме не затихло. Тогда он завязал ей глаза, сказав при этом:

— Госпожа, я вынужден так обходиться с вами, ибо лишь при этом условии я могу показать вам свои сокровища.

— Поступайте как хотите, — ответила она, — я полагаюсь на вас и последую за вами туда, куда вы меня отведете.

Взяв Балкис за руку, Абу-л-Касем повел ее вниз по черной лестнице и, проводив в подземелье, снял с ее глаз повязку. Увиденное поразило ее, но что приковало ее взгляд больше всего, так это владельцы сокровищ. Она прочитала надпись и, увидев на шее царицы жемчужное ожерелье — каждое зерно было величиной с яйцо голубя, — не могла скрыть того, как оно ее приворожило. Абу-л-Касем тут же снял его и надел на шею дочери везира, ибо ее отец таким образом должен был убедиться в том, что она видела сокровища. Для большей убедительности он позволил ей взять кое-какие из самых дорогостоящих камней. Когда она нагляделась на разные чудеса, лежавшие в подземелье, Абу-л-Касем снова завязал ей глаза и привел ее обратно в комнату. Там они беседовали, пока не рассвело. Тут Балкис, еще раз заверив его в том, что она никогда не забудет о его великодушии, удалилась.

Одержимый алчностью везир с нетерпением ждал возвращения дочери. Когда он увидел, что она вернулась с ожерельем и драгоценностями, сердце его запрыгало от радости.

— Хорошо, дочь моя, — сказал он, — а ты видела сокровища?

— Да, господин, — отвечает Балкис, — и чтобы дать вам хоть какое-то представление о них, я должна сказать, что богатства всех земных владык не сравнялись бы с этими.

Потом она рассказала ему о великодушии и вежливости юноши. Отец же ее готов был скорее пожертвовать честью дочери, чтобы узнать, где спрятаны сокровища.

Пока происходили эти события, Харун был в дороге. Он направлялся в Багдад. Вступив во дворец, он сразу послал за Джафаром, подробно рассказал ему о своем путешествии и сказал:

— Ты знаешь, что повелитель должен быть предельно учтивым. Даже если я отдам Абу-л-Касему самое ценное из моей казны, это не сравнится с теми подарками, которые он преподнес мне. Что бы мне такое сделать, чтобы отплатить ему за великодушие?

— Государь, — ответил Джафар, — если вы спрашиваете моего совета, то сегодня же напишите наместнику Басры и прикажите ему передать бразды правления юному Абу-л-Касему. Не мешкая, отправляйте гонца, а через несколько дней я последую за ним и передам новому правителю ваши распоряжения устно.

Халиф одобрил его совет и сказал везиру:

— Вот это будет правильный способ отблагодарить Абу-л-Касема и отделаться от наместника Басры и его везира, скрывших от меня большие деньги, которые они получили с помощью насилия.

Он тут же написал наместнику Басры и отослал гонца. Потом отправился в покои Зубейды рассказать ей об успехе своего путешествия и подарить ей маленького слугу, дерево и павлина. Он также отдал ей девушку, которую Зубейда нашла столь очаровательной, что с улыбкой сказала халифу:

— Эту красивую невольницу я предпочитаю всем другим подаркам.

Себе халиф оставил только чашу. А все остальные вещи он отдал Джафару и приказал ему быть готовым через несколько дней к путешествию.

Когда гонец прибыл в Басру, он тут же объявил наместнику о решении халифа, и тот очень расстроился, узнав об этом. Вскоре он показал доставленную бумагу своему везиру:

— Смотри, какой роковой приказ я получил от повелителя правоверных, и я обязан подчиниться ему!

— Да, вы должны повиноваться, — сказал Абу-л-Фатх, справляясь со своим волнением. — Надо разорить Абу-л-Касема, но не лишать его жизни. Я сделаю так, что весь город поверит в то, что он умер. Спрячу его так, что его никогда не найдут. И вы сможете по-прежнему управлять и при этом получите все его богатства, потому что, держа его в своих руках, я подвергну его таким пыткам, что он окажется вынужденным открыть, где спрятаны сокровища.

— Делай как хочешь, — ответил наместник. — Но какой ответ мы пошлем халифу?

— Доверьте это мне, — отвечает везир. — Повелитель правоверных ничего не узнает о происшедшем.

В сопровождении нескольких придворных, которым были неизвестны его намерения, Абу-л-Фатх отправился в гости к Абу-л-Касему. Тот принял его соответственно знатности и великолепно угостил. Абу-л-Касем посадил везира на почетное место и оказал ему всевозможные знаки уважения. А когда все стали пить тонкие вина, вероломный Абу-л-Фатх, выбрав подходящий момент, подсыпал в кубок Абу-л-Касема порошок, от которого тот мгновенно потерял сознание и погрузился в летаргический сон. Слуги, явившиеся ему на помощь, увидели печать смерти на его челе и положили Абу-л-Касема на софу. Все домашние подняли плач. Гости были поражены страхом, и даже Абу-л-Фатх прикинулся безмерно опечаленным. Он разорвал на себе одежды, и все собравшиеся последовали его примеру. Потом Абу-л-Фатх велел приготовить гроб из слоновой кости и черного дерева, а все имущество Абу-л-Касема забрал в пользу наместника. Жители города, мужчины и женщины, поднялись ранним утром и с непокрытыми головами, босые подошли к воротам дома Абу-л-Касема. На улицах слышались причитания и плач. Эта смерть обездолила и бедного и богатого: первый потерял благодетеля, чье милосердие не знало предела; второй — друга, и, таким образом, эта смерть вызвала всеобщую скорбь.

Несчастного Абу-л-Касема положили в гроб и по приказу Абу-л-Фатха вынесли из города к месту погребения, где находилось несколько мавзолеев. В одном из них, особенно роскошном, был похоронен отец везира. Это был их семейный мавзолей. Туда-то и поместили гроб, и коварный Абу-л-Фатх притворился обезумевшим от горя и скорби.

Когда наступила ночь, все вернулись в город, но везир и два его невольника остались подле мавзолея. Они разожгли огонь, согрели воду в серебряной чаше и, вынув Абу-л-Касема из гроба, растерли его этой водой. Вскоре он начал приходить в себя и, узнав Абу-л-Фатха, произнес:

— Ах, где мы, господин? В какое же скверное положение я попал!

— Положение твое столь же скверное, сколь ты сам, — ответил везир. — Ты находишься здесь по моей воле, и я каждый день буду подвергать тебя разным пыткам, пока ты не откроешь мне, где спрятаны твои сокровища.