Он, может, более всего Любил своих гостей — Не то чтоб жаждал ум его Особых новостей; Но мил ему смущенный взгляд Тех, кто ночной порой Хоть пьют, а помнят: он — солдат, Ему наутро — в бой. К музе Ну какими мы были талантами — Мы солдатами были, сержантами. Но теперь, вспоминая о том, Веря в наше святое призвание И борясь за военное звание, Меньше маршала — мы не возьмем. Надпись на книге «Лирика китайских классиков» Верю я, что оценят потомки Строки ночью написанных книг, — Нет, чужая душа не потемки, Если светится мысли ночник. И, подвластные вечному чувству, Донесутся из мрака времен — Трепет совести, тщетность искусства И подавленной гордости стон. Рассвет Смотри и слушай: не сейчас ли И звук звучит, и светит свет? Покамест звезды не погасли, Готовься встретить день, поэт. Вновь будут звезды загораться И птицы петь в ночной тиши, — Пойми их труд, чтоб разобраться В системе вечных декораций К последним подвигам души. И если крылья не повисли И ты не выдохся в борьбе — Звук мысли и рисунок мысли Ты вновь соединишь в себе. Гроза Монолог «Всю ночь грома мои гремели И справедливый длился бой — А ты проспал его в постели, И мы не встретились с тобой. Теперь иная правит сила, Теперь сияет солнца свет — Я добровольно уступила Ему плоды своих побед. Лепечут птицы — те, что спали Иль трепетали до утра, И голоски их зазвучали, Как не могли звучать вчера. Нет, не пришла к поэтам мудрость Гроза и Солнце — мы равны, Как день и вечер, ночь и утро, Чередоваться мы должны. Зари сияющей предтеча — Моею начата слезой…» Гармония противоречий Приходит только за грозой. Из цикла «ПИКАССО» Пикассо Когда мне было восемнадцать лет И я увидел мир его полотен — С тех пор в искусстве я не беззаботен И душу мне пронзает жесткий свет. И я гляжу, как мальчик, вновь и вновь На этих красок и раздумий пятна — И половина их мне непонятна, Как непонятна старая любовь. Но и тогда, обрушив на меня Своих могучих замыслов лавину, Он разве знал, что я наполовину Их не пойму до нынешнего дня? Так вот, когда одну из половин — Я это знаю — создал добрый гений, Каков же будет смысл моих суждений О той, второй? Что я решу один? Нет, я не варвар! Я не посягну На то, что мне пока еще неясно, — И если половина мне прекрасна, Пусть буду я и у второй в плену. Девочка на шаре Не тогда ли в музее — навеки и сразу, В зимний полдень морозный и синий, Нас пронзило отцовское мужество красок, Материнская сдержанность линий. Не тогда ль нас твое полотно полонило— Благодарных за каждую малость: Мы видали, как вечная женственность мира Из мужского ребра создавалась. Но не думали мы про библейские ребра, Просто нас — до плиты до могильной — Научил ты, что сила становится доброй И что нежность становится сильной. «А тот, кто в искусстве своем постоянен…» А тот, Кто в искусстве своем постоянен, Кто дерзок в раздумьях И ереси прочей, — Его никогда Не боялся крестьянин, Его никогда Не боялся рабочий. Боялись его Короли и вельможи, Боялись попы, Затвердившие святцы. И если подумать, То — господи боже! Его кое-где И поныне боятся. Матадор Нет времени, чтоб жить обидой И обсуждать житье-бытье. Вся жизнь его была корридой, Весь мир — свидетелем ее. Честолюбивое изгнанье Не прерывало вечный бой Под солнцем трех его Испаний И той — единственной одной. И сквозь слепящее столетье Он на быка глядит в упор — Никем и никогда на свете Не побежденный матадор. |