4 Благородный Цань Лоу, Не зная тревог и печали, В независимой бедности И в неизвестности жил. Ни посты и ни почести В мире его не прельщали, И, дары отвергая, Бессмертие он заслужил. И когда на рассвете Окончился жизненный путь, Даже рваной одежды Ему не хватило на саван. До вершин нищеты он возвысился — Мудр был и прав он, Только Дао он знал — Остальное же так, как-нибудь… Сто веков отошли С той поры, как из жизни ушел он, И такого, как он, мы, быть может, не встретим опять. Все живое жалел он, Добра и сочувствия полон, До последнего вздоха… Что можно еще пожелать? 5 Юань Аню, бывало, Метель заметала жилье, — Он сидел взаперти, Но не звал на подмогу соседей. Юань Цзы, увидав, Как народ беззащитен и беден, Проклял царскую службу И тотчас же бросил ее. Жили оба они, Не желая нужду побороть, Сено было их ложем, И пищей служили коренья. Кто же силы им дал на земле Для такого смиренья, Чтобы дух возвышался, Презрев неразумную плоть? Стойкость бедности — вечно — Сражается с жаждой богатства, И когда добродетель В таком побеждает бою — Человек обретает Высокую славу свою, Ту, что будет сиять На просторах всего государства. 6 Безмятежный Чжун-вэй Нищету и покой предпочел — У соломенной хижины Выросли сорные травы. Никогда никому Ни одной он строфы не прочел, А ведь были б стихи его Гордостью Ханьской державы. И никто в Поднебесной И ведать не ведал о нем, И никто не ходил к нему. Кроме седого Лю Гуна. Почему же поэт В одиночестве скрылся своем? Почему в одиночестве Пели волшебные струны? Но святые стихи Он за совесть писал — не за страх, Независим и горд, Даже мысль о карьере развея. Может быть, ничего я Не смыслю в житейских делах, Но хотел бы последовать — В жизни — примеру Чжун-вэя. |
