Было то у самого Китая,

В деревушке на краю болота.

Жил старик, болезнями страдая,

А поддаться смерти неохота.

И узнал он об одном лекарстве:

Рассказали старцу в утешенье,

Будто есть в Китайском государстве

Корень Жизни — от всего спасенье;

Будто, кто попробует женьшеня,

Снова станет крепким и здоровым.

Так сказали старцу в утешенье,

Чтобы обнадежить добрым словом.

А старик-то взял да и поверил,

Что пройдет теперь его кручина.

Открывает он у хаты двери

И зовет единственного сына,

И кричит ему еще с порога.

Чтоб, к отцу имея уваженье,

Отправлялся парень в путь-дорогу

И не возвращался без женьшеня.

Смирен сын был и отцу покорен.

Повела его судьбина злая,

И пошел искать он этот корень,

Никаких путей к нему не зная.

По горам бродил он и по скалам,

Ночью наземь голову склоняя,

И с утра опять его искал он,

Приказанье свято выполняя,

По лесам плутал на лисьих тропках…

Стал уж непохож на человека —

И нашел женьшень в маньчжурских сопках

Ровно через половину века.

И вернулся он к себе в деревню,

Одичавший, грязный и лохматый,

Видит — вдвое выросли деревья,

Что склонялись над отцовской хатой.

Только хаты нету и в помине,

Лишь одна труба торчит уныло,

А отец зарыт в песке и глине,

И заброшена его могила.

«Самому-то семь десятков с лишним, —

Так он думать думу начинает, —

Что уж вспоминать тут о давнишнем,

Все равно отец и не узнает.

Для чего лежать мне без движенья

Рядом с ним под камнем надмогильным?

Дай-ка сам попробую женьшеня,

Снова буду молодым и сильным».

А кругом пустынно все и глухо,

Не узнать совсем родного края,

Нищета везде и голодуха

Под проклятым игом самурая.

До того уже дошло на свете,

Что не слышно смеха молодежи,

И, в морщинах, маленькие дети

На печальных стариков похожи.

«Нет, — старик подумал, — погляжу я,

Не найти покоя мне в отчизне,

Если, проклиная власть чужую,

Молодость и та не рада жизни.

Лучше покорюсь своей я доле

И умру в назначенные сроки,

Чем в японском рабстве и неволе

Буду жить, как нищий у дороги».

Лег старик на землю, где когда-то

Старая его стояла хата,

И уснул, склонившись головою,

Под небесной крышей голубою.

Он проснулся в страхе и смятенье,

Потому что гром гремел могучий,

Содрогались камни и растенья,

А на небе — ни единой тучи.

Много повидал он в годы странствий:

Слышал грохот горного обвала,

В бурю плавал на морском пространстве —

Но такого в мире не бывало.

Он стоял один, бледнея ликом,

А потом пришли к нему соседи

Рассказать о празднике великом,

О еще не слыханной победе.

То не гром небесный волей бога

Над землею прогремел корейской —

То пришла советская подмога

Силою своей красноармейской.

Это пушки русские гремели,

Танки по дорогам грохотали,

Сосчитать их люди не сумели

И не смогут, хоть бы год считали.

И уж вся стальная эта сила

Так японцев начисто косила,

Так уж била их и добивала,

Что теперь — их будто не бывало.

Как бывает после дней ненастья,

Все светлее стало и моложе,

И старик был рад людскому счастью,

Своему он радовался тоже.

Будто выиграл и он сраженье

Со своею горькою судьбою

И к нему, подвластная женьшеню,

Молодость придет сама собою.

И о жизни думал в этот миг он,

О ее таинственном бессмертьи,

Думал он о зле ее великом

И ее великом милосердьи.

Долго он сидел, душою светел,

И, склоняя старческое тело,

Погруженный в думы, не заметил,

Как вокруг все странно опустело.

А когда глаза свои он поднял,

Видит — что-то в мире изменилось,

Будто здесь, где праздник был сегодня,

Горе непонятное случилось.

И побрел он пыльною тропою

И дошел до хаты, где стояли

Люди неподвижною толпою

В молчаливой скорби и печали.

И сказали старику соседи,

Что деревня горестью объята,

Что нашли сегодня на рассвете

Раненого русского солдата.

Принесли его недавно в хату,

Он лежит без памяти в постели,

Шевельнуться не дают солдату

Десять ран на богатырском теле.

Две старухи, что лечить умеют,

Непрерывно там колдуют вместе,

И крестьяне разойтись не смеют:

Ждут плохой или хорошей вести.

И одна старуха вышла вскоре,

Поглядела, полная печали,

Молча поглядела, но о горе

Громче слов глаза ее кричали.

И все те, кто глянул в очи эти,

Вздрогнули от боли и кручины,

Женщины заплакали и дети,

И не скрыли слез своих мужчины.

И они в душевном потрясенье

Друг у друга спрашивали снова:

Где найти им средство для спасенья

Русского солдата молодого?

И тогда перед толпою скорбной,

Смолкнувшей, как поле после боя,

Вышел старец, странствиями сгорблен

И сказал, что он спасет героя. —

Люди добрые, — сказал он, — верьте

Старику, чей век почти уж прожит,

Потому что перед ликом смерти

Человек не лжет и лгать не может.

И крестьяне расступились, веря,

Что, быть может, совершится чудо,

И старик вошел, согнувшись, в двери,

И не скоро вышел он оттуда.

И молились все молитвой древней,

Чтоб судьба сменила гнев на милость,

И всю ночь никто не спал в деревне,

И всю ночь толпа не расходилась.

А когда на облачной дороге

Встал рассвет, по-летнему спокоен,

Появился старец на пороге,

И за старцем следом — русский воин.

И друг другу протянули руки,

И друг друга обняли за плечи,

Словно после долгих лет разлуки

Долгожданной радовались встрече.

И сказал старик притихшим людям: —

Дорогие земляки и братья,

Мы о многом говорить не будем.

А немногое хочу сказать я.

Половину века на чужбине,

Своему родителю покорен,

Я искал знакомый мне отныне

Корень Жизни — драгоценный корень.

Почему же, старый и согбенный,

Я, вернувшись к отческому дому,

Отдал этот корень драгоценный

Русскому солдату молодому?

Потому что он в минуты эти

Научил нас всех, живущих вместе,

Чтобы мы не думали на свете

О себе лишь и своем семействе.

Одному себе хотел добра я —

Он его хотел всему народу

И, от ран кровавых умирая,

Умирал за общую свободу.

Жизнь хотел от старости спасти я —

Он спасал нам сотни тысяч жизней,

Ибо так велит его Россия,

Та страна, что нету бескорыстней.

И отныне мы в своей отчизне

Никогда, корейцы, не забудем,

Что несет Россия Корень Жизни

Всем простым и угнетенным людям.

          _______

Было то у самого Китая,

В деревушке на краю болота.

Может, повесть эта небольшая

Не доскажет нужного чего-то.

Но устами старика седого,

Душу нам своею правдой грея,

Говорила праведное слово

Вся освобожденная Корея.

Ибо здесь отныне и навечно

Нет того, что было б больше свято

Маленькой звезды пятиконечной

На фуражке русского солдата.