Там, где начинались кусты, костистый помощник шерифа остановился, чтобы присмотреться к чему–то. На земле виднелись следы покрышек. Какой–то автомобиль сворачивал сюда.

Пейджет пошел дальше в глубь леса. Итальянец едва не наступал ему на пятки. Я оказался замыкающим. Пейджет шел по чьим–то следам. Я никаких следов не видел: то ли они с итальянцем стирали их, то ли не такой уж из меня индеец. Так мы шли некоторое время.

Помощник шерифа остановился. Остановился и итальянец.

— Ага, — сказал Пейджет так, как если бы нашел то, что надеялся найти.

Итальянец выкрикнул что–то с упоминанием имени Бога. Я придавил ногою куст, чтобы увидеть то, что увидели они. И увидел.

Возле дерева, на боку, с подтянутыми к подбородку коленками лежала мертвая девушка. Вид у нее был не особо приятный. Птицы уже добрались до жертвы.

Табачно–коричневый плащ наполовину сполз с плеч. Я знал, что это Рут Бэнброк, еще до того, как перевернул ее на другой бок, чтобы увидеть часть лица, прижатую к земле, которую птицы не расклевали.

Кереджино стоял и глядел на меня, когда я осматривал девушку. Его лицо выражало спокойную скорбь. Помощник шерифа не обращал внимания на труп, а бродил по зарослям, всматриваясь в следы на земле. К трупу он вернулся тогда, когда закончил свой осмотр.

— Ее застрелили, — сказал я. — Один выстрел в висок. Перед тем, пожалуй, была борьба. На прижатой телом руке остались следы. При девушке ничего нет… ни денег, ни драгоценностей.

— Согласен, — кивнул Пейджет. — На поляну из автомобиля вышли две женщины. Может быть, три, если две несли эту. Не могу сообразить, сколько их вернулось в машину. Одна была крупнее, чем та, что лежит здесь. Началась возня. Ты нашел пистолет?

— Нет.

— Я тоже нет. Наверное, его увезли в машине. Там есть следы костра. — Он кивнул налево. — Жгли бумаги. От них ничего не осталось. Думаю, что тот снимок, который нашел Кереджино, унес из костра ветер. В пятницу вечером или в субботу утром, по–моему… Не позднее.

Я поверил помощнику шерифа на слово. Дело свое он знал.

— Пойдем, я что–то тебе покажу, — сказал он и повел меня к кучке пепла.

Нечего было там показывать. Он хотел поговорить со мной так, чтобы итальянец не слышал.

— По–моему, с ним все в порядке, — сказал Пейджет, — но будет лучше, если я малость задержу его, чтобы убедиться. Этот участок дороги несколько в стороне от его дома, а кроме того, что–то малый запинался, когда объяснял, как оказался здесь. Возможно, ничего особого. Все местные итальянцы потихоньку торгуют вином; возможно, именно с этим и связано появление тут Кереджино. Так или иначе, но я задержу его на день–другой.

— Ладно, — согласился я. — Твоя территория, ты знаешь здешних людей. А нельзя ли пошарить по округе? Может, кто–нибудь что–то заметил? Видел кабриолет… или что другое.

— Пошарю, — пообещал Пейджет.

— Отлично. В таком случае я возвращаюсь в Сан—Франциско. Ты останешься возле трупа?

— Да. Возьми мой форд и поезжай в Кноб—Вэлли. Расскажешь Тому, что тут и как. Пусть приедет сам или пришлет кого–нибудь. Итальянца я задержу здесь.

В ожидании поезда из Кноб—Вэлли я позвонил в агентство. Старика не было. Рассказал одному из сотрудников, как обстоят дела, и попросил, чтобы он как можно скорее передал эти сведения шефу.

Когда я вернулся в Сан—Франциско, то застал всех в агентстве. Альфреда Бэнброка с мертвым как камень, розово–серым лицом. Его седого и румяного адвоката. Пата Редди, развалившегося в кресле. Старика с его добродушными глазками за стеклами очков в золотой оправе и с мягкой улыбкой, скрывающей тот факт, что пятьдесят лег работы детективом выжали из него все чувства.

Никто не произнес ни слова, когда я вошел. Я сказал то, что должен был сказать, так коротко, как только мог.

— Таким образом, та другая женщина… та, которая убила Рут, была?..

Бэнброк не закончил вопрос. И никто на него не ответил.

— Я не знаю, что там произошло, — произнес я после затянувшейся паузы. — Ваша дочь поехала туда с кем–то, кого мы не знаем. Может быть, она была убита до того, как там оказалась. Может, ее…

— Но Мира! — Пальцы Бэнброка рвали ворот рубашки. — Где Мира?

Я не мог ответить. Ни я, ни кто–либо другой.

— Вы поедете теперь в Кноб—Вэлли? — спросил Бэнброк.

Я не сожалел о том, что не могу поехать.

— Нет. Нужно кое–что сделать здесь. Я дам записку для шерифа. Хотелось бы, чтобы вы хорошенько рассмотрели кусочек фотографии, который нашел итальянец… может, вспомните этот снимок.

Бэнброк и его адвокат вышли.

Редди раскурил одну из своих отвратительных сигар.

— Мы нашли автомобиль, — заявил Старик.

— Где он был?

— В Сакраменто. Его оставили в мастерской в пятницу вечером или в субботу утром. Фоли поехал, чтобы заняться. А Редди обнаружил новый след.

Пат, окруженный клубами дыма, кивнул.

— Сегодня утром к нам пришел владелец ломбарда, — сказал он, — и сообщил, что Мира Бэнброк и еще одна девушка были у него на прошлой неделе и оставили много вещей. Они назвались вымышленными именами, но он клянется, что одной из них была Мира. Он узнал ее, как только увидел фотографии в газете. Женщина, бывшая с ней, — не Рут, а какая–то маленькая блондинка.

— Миссис Коррелл?

— Ага. Обдирала вряд ли согласится присягнуть, но, мне кажется, именно так. Часть драгоценностей принадлежала Мире, часть — Рут, а часть — еще кому–то. То есть, мы не можем пока доказать, что вещи принадлежали миссис Коррелл… но докажем.

— Когда это произошло?

— Драгоценности они сдали в ломбард в понедельник, перед отъездом.

— Ты виделся с Корреллом?

— Угу. Я много ему наболтал, но мало из него вытянул. Говорит, что не знает об исчезновении драгоценностей жены, и это его не касается. Драгоценности принадлежали жене, говорит он, и она могла делать с ними что угодно. Я не назвал бы его очень любезным. Лучше пошло дело с одной из горничных. Она рассказала, что на прошлой неделе несколько побрякушек миссис Коррелл исчезло. Вроде бы госпожа одолжила их своей приятельнице. Завтра я покажу горничной те вещи из ломбарда, может, она сумеет опознать их. Больше она ничего не знает… вот разве что: миссис Коррелл та какое–то время в пятницу вышла из кадра… в день отъезда сестер Бэнброк.

— Что значит “вышла из кадра”? — поинтересовался я.

— Она вышла из дома утром и вернулась только в третьем часу ночи. Муж устроил ей скандал, но она так и не сказала, где была.

— Интересно. Это могло что–то значить.

— А кроме того, — продолжал Пат, — Коррелл вспомнил, что у жены есть дядя в Питсбурге, который спятил, и миссис Коррелл жила в страхе перед возможностью душевного заболевания. Разве не любезно со стороны Коррелла, что он наконец согласился поднапрячь память?

— Очень мило, — согласился я, — но нам его откровенность ничего не дает. Она даже не свидетельствует о том, что он что–то знает. Предположим, что…

— К черту предположения! — воскликнул Пат, вставая и поправляя шляпу. — Твои предположения меня не касаются. Пойду домой, съем ужин, почитаю Библию и завалюсь спать.

Так он, пожалуй, и поступил. Во всяком случае, из агентства вышел.

Собственно, все мы могли бы без хлопот провести следующие три ночи в постелях: ни одно место, которое мы посетили, ни один разговор — ничто не внесло в дело новизны. Мы были в тупике.

Стало известно, что кабриолет оставила в Сакраменто Мира Бэнброк, а не кто–либо иной, но осталось тайной, куда она затем подалась. Убедились мы, что часть драгоценностей, сданных в ломбард, принадлежала миссис Коррелл. Автомобиль из Сакраменто перегнали в Сан—Франциско. Миссис Коррелл похоронили. Газеты нашли другие тайны, а мы с Патом Редди копали, копали и ни до чего не могли докопаться.

Следующий понедельник принес мне ощущение, что я дошел до предела своих возможностей. Теперь я мог только сидеть и ждать, пока объявления, которыми мы облепили всю Северную Америку, принесут какие–то результаты. Редди был откомандирован на выполнение других заданий. Я не бросил дело, поскольку Бэнброк просил меня, чтобы я не щадил сил, пока существует хотя бы тень надежды. Но к понедельнику я исчерпал все ресурсы.