Он подошел к столику, возле которого стоял я с какими–то случайно подвернувшимися под руку бумагами, усердно изображая сосредоточенность, и вытащил из кармана большой конверт. Я успел заметить, что на конверте уже есть марка и адрес. Повернув конверт надписанной стороной к себе, он вложил полученное в окошке письмо и провел языком по клейкому краю, стараясь, чтобы адрес остался мною не замечен. Затем старательно разгладил конверт ладонью и двинулся к почтовому ящику. Ничего не оставалось, как применить один старый приемчик, который никогда не дает осечки.

Я догнал мужчину и сделал вид, что оступился на мраморном полу. Падая, ухватился за пиджак этого джентльмена. Трюк получился прескверно, я поскользнулся по–настоящему, и мы оба грохнулись, словно борцы на ковре.

Я вскочил, помог этому типу встать на ноги, бормоча извинения, и слегка оттеснил его в сторону, чтобы опередить и первым поднять письмо. Я хотел перевернуть конверт, прожде чем передать его владельцу, и прочитать адрес.

“Мистеру Эдварду Бохенону.

Кофейня “Золотая подкова”,

Тихуана, Байя Калифорния,

Мексика”

Таким образом я добился своего, но и сам засветился. Не было ни малейшего сомнения в том, что этот хлюпик в синем костюме сообразил, что мне был нужен именно адрес.

Я отряхивался от пыли, когда мой поднадзорный бросил конверт в почтовый ящик. Он прошел не мимо меня, а к выходу на Мишнстрит. Я не мог позволить ему сбежать и унести с собой свою тайну, меньше всего хотелось, чтобы он предупредил Эшкрафта раньше, чем я до него доберусь. Поэтому я решил испробовать еще один фокус, такой же древний, как и тот, который был проделан так неудачно на скользком полу. Я снова двинулся за тощим человечком.

В тот момент, когда мы поравнялись, он как раз повернул голову, чтобы удостовериться, нет ли сзади “хвоста”.

— Привет, Микки! — обратился я к нему. — Что слышно в Чикаго?

— Вы меня с кем–то путаете, — пробормотал он сквозь зубы, не убавляя шагу. — Я ничего не знаю о Чикаго.

Глаза у него были белесо–голубые, а зрачки напоминали булавочные головки — глаза человека, систематически употребляющего морфий или героин.

— Не валяй дурака! — сказал я. — Ты же сегодня угром сошел с поезда.

Он остановился посреди тротуара и повернулся ко мне лицом.

— Я? За кого вы меня принимаете?

— Ты Микки Паркер. Голландец дал нам знать, что ты едешь.

— Ты что, шизонутый? — возмутился он. — Понятия не имею, о чем ты плетешь.

И я тоже не имел. Ну и что? Я слегка выставил палец и кармане плаща.

— Сейчас поймешь…

Он инстинктивно отступил при виде моего вздувшегося кармана.

— Послушай, корешок, — взмолился наркоша. — Ты меня с кем–то спутал, даю тебе слово. Я никакой не Паркер, и во Фриско живу уже целый год.

— Тебе придется доказать это.

— Да хоть сейчас! — выкрикнул он с жаром. — Идем мной, и ты убедишься. Меня зовут Райен, я живу совсем недалеко отсюда, на шестой улице.

— Райен? — спросил я.

— Да… Джон Райен.

Это заявление было ему не на пользу. Вряд ли в стране нашлась бы пара преступников старой школы, которые хоть раз в жизни не воспользовались фамилией Райен. Это все равно, что Джон Смит.

Тем временем Джон Райен довел меня до дома на шестой улице. Нас встретила хозяйка — словно топором вытесанная пятидесятилетняя баба с голыми волосатыми руками, мускулатуре которых позавидовал бы любой деревенский кузнец. Она тут же заверила меня, что ее жилец пребывает в Сан—Франциско уже несколько месяцев и в течение этого времени она видит его по меньшей мере раз в неделю. Если бы я вправду подозревал, что Райен — это мой мифический Микки Паркер из Чикаго, я не поверил бы ни единому слову этой женщины, но поскольку все обстояло иначе, притворился, что ответом вполне доволен.

Таким образом, дело было улажено. Райен дал себя надуть, поверил, что я принял его за другого бандита и что письмо Эшкрафту мне до фени. Но, не доведя дело до конца, я не мог успокоиться. Ведь этот тип был наркоманом, жил под вымышленной фамилией, а значит…

— На что же ты живешь? — спросил я его.

— Два последних месяца… я ничем не занимался, — запинаясь, ответил он. — Но на будущей неделе мы с одним парнем собираемся открыть свою столовую.

— Пойдем к тебе, — предложил я, — хочу с тобой кое о чем потолковать.

Не скажу, чтобы мое предложение сильно его обрадовало, но деваться некуда, он отвел меня наверх. Апартаменты его состояли из двух комнат и кухни на третьем этаже. Квартира была грязная и вонючая.

— Где Эшкрафт? — спросил я его напрямую.

— Я не знаю, о ком ты говоришь, — пробормотал он.

— Советую тебе пораскинуть мозгами, — сказал я. — Прохладная, очень приятная камера в городской тюрьме по тебе давно уже скучает.

— Ты на меня ничего не имеешь.

— Да? А что ты скажешь насчет месячишка–другого за бродяжничество?

— Какое бродяжничество? — неуверенно огрызнулся он. — У меня пятьсот долларов в кармане.

Я рассмеялся ему в физиономию.

— Не прикидывайся дурачком, Райен. Бабки в кармане не помогут тебе в Калифорнии. Ты безработный, откуда у тебя деньги? Так что под статью о бродяжничестве загремишь как миленький.

Я был почти уверен, что эта пташка — мелкий торговец марафетом. А если так, или если он на крючке у полиции в связи с какими–то другими грешками, то наверняка ради собственной шкуры заложит Эшкрафта. Особенно, если сам Эшкрафт с уголовным кодексом не в конфликте.

Он раздумывал, глядя в пол, а я продолжал:

— На твоем месте, дорогуша, я был бы куда более любезен. Я послушался бы умного совета… и все бы выложил начистоту. Ты…

Он внезапно метнулся вбок и сунул руку за спину.

Я что было силы пнул его ногой.

Стул подо мной качнулся — в противном случае этот тип не собрал бы косточек. Удар, нацеленный в челюсть, пришелся в грудь, наркоша кувыркнулся через голову и кресло–качалка грохнулось сверху. Я отшвырнул его в сторону и отобрал у моей не в меру резвой пташки опасную игрушку — дрянную никелированную хлопушку калибра 8,1 миллиметра. Затем вернулся на свое место за столом.

Душевного огня у торгаша хватило только на одну вспышку. Он поднялся, шмыгнул носом.

— Я расскажу тебе все… Я не хочу иметь неприятностей… Этот Эшкрафт говорит, что водит жену за нос и ничего больше. Дает мне двести долларов в месяц за то, что я получаю письмо и пересылаю его в Тихуану. Я познакомился с Эшкрафтом здесь, когда он уезжал на юг. Это было шесть месяцев назад. У него там баба… Я обещал… Я не знал, что это за деньги… Он говорил, что получает от жены алименты… Но я не думал, что это может иметь такие последствия.

— Что за тип этот Эшкрафт? Как перебивается?

— Не знаю. Вид у него — что надо. Англичанин, а называть себя велел Эдом Бохеноном. А так… Знаешь, и таком городе, как этот, кого только не встретишь. Я не имею понятия, чем он занимается.

Это было все, что я сумел из него вытянуть. Он не мог или не хотел сказать мне, ни где жил Эшкрафт в Сан—Франциско, ни кто его приятели.

Райен страшно обиделся, когда узнал, что я таки намерен упрятать его за бродяжничество.

— Ты же обещал отпустить, если я все расскажу, — канючил он.

— Не обещал. Но если бы даже обещал… Когда кто–то поднимает на меня ствол, все договора с ним автоматически аннулируются. Иди.

Я не мог отпустить его, пока не найду Эшкрафта. Прежде чем я добрался бы до второго перекрестка, этот ханурик уже отбил бы телеграмму, и моя дичь тут же забилась бы в самую глубокую нору.

Чутье не изменило мне, не зря я прищучил Райена. Когда у него взяли отпечатки пальцев во Дворце Правосудия, оказалось, что это некий Фред Руни по кличке Торопыга, контрабандист и торговец наркотиками, который сбежал из федеральной тюрьмы в Ливенуорте, не досидев восемь лет из десяти положенных.

— Можешь упрятать его на пару дней? — спросил я шефа городской тюрьмы. — Есть у меня работенка, которая пойдет куда легче, если этот хмырь какое–то время поскучает в одиночестве.