Невдалеке маячили огни вокзала, за ним был виден тусклый свет уличных фонарей, ведущих в город.

Девушка вышла из вагона и юркнула под грузовой состав.

В конце поезда стоял, завернувшись в огромный тулуп часовой и, видимо, дремал. Недалеко от Христины пробежала собака и, усевшись на задние лапы, задрала морду вверх. Тоскливые, ноющие звуки полились над застывшими составами, тупиками и замерли на сумрачных полях.

Потянуло холодком. Христина стояла неподвижно, не выпуская из рук узелок. Ее беспокоил вчерашний шпик. Куда идти? К кому? Домой нельзя. Там установлена слежка. На старую конспиративную квартиру? Опасно, недавно был провал.

Через час она постучала в дверь квартиры одной из знакомых по гимназии. Женщина, узнав Христину смутилась.

— Милая, я бы рада принять, но… — хозяйка завертела головой по сторонам безлюдной улицы, — пойми, дорогая.

— Хорошо, я поняла, — перебила Христина, сдвинула брови и побрела в Заречье, где жила тетка. Остановилась на перекрестке, прислонившись к забору, долго смотрела на знакомый дом. Было видно, как из трубы поднимался дым и, гонимый ветром, плыл к Миассу.

«Тетя, наверное, на кухне, обнять бы старушку и посидеть у огонька, погреть руки».

Христина подула в кулак и слегка постучала носками стоптанных ботинок.

По застывшим тротуарам катился колючий снег, набиваясь к ногам. Резкий, холодный ветер стучал оторванным листом железной крыши соседнего дома, вихрями кружился по улицам и злобно метал снег в стены, окна.

Христина, зябко кутаясь в меховой жакет, зашагала к рабочей слободке. Уставшая опустилась на первую попавшуюся скамейку возле ворот одного из домиков и задремала.

Мороз крепчал. Слышно, как во дворе загремел цепью пес и, почуяв незнакомого человека, хрипло залаял. Стукнула дверь, из домика вышел немолодой хозяин, судя по одежде, рабочий, и, прикрикнув на собаку, открыл калитку. Христина приподняла отяжелевшую голову и вновь опустила ее на узелок, лежавший на коленях.

— Ты что, не здешняя? Замерзнешь ведь. Проходи-ка лучше в избу, — сказал он приветливо.

Девушка поднялась со скамейки и пошла вслед за хозяином.

В купе одного из классных вагонов скорого поезда Омск — Челябинск, развалившись небрежно на сиденье, в обществе двух офицеров ехал студент. В углу висела его шинель с блестящими вензелями Томского университета. Среднего роста, плотный, с мужественными чертами лица, он выгодно отличался от соседей, помятые физиономии которых носили следы беспробудного пьянства.

Поджав под себя ноги, студент продолжал прерванную приходом кондуктора беседу:

— Нет, как ни говорите, а Репин является величайшим художником-портретистом. Возьмите его картину «Не ждали». Она оставляет глубокий след у зрителей, заставляет задумываться о превратностях судьбы человеческой. Или «Бурлаки», сколько социальной насыщенности! Изумительно! — Студент опустил онемевшую ногу на пол и продолжал: — Возьмите картину художника Сурикова «Боярыня Морозова». Какой фон, краски, лица стрельцов! Это подлинно реалистическое искусство! — Вскочив на ноги, он открыл портсигар и предложил папиросы офицерам.

Один из них, закуривая, сказал флегматично:

— Я предпочитаю натюрморты в виде битой дичи, рыбы и прочей снеди. Глядя на них, приобретаешь аппетит.

— Недурно бы жареную курицу и бутылочку водки, — потягиваясь, отозвался второй. — Изобразительное искусство — чепуха. Я признаю только порнографические открытки! Хотите посмотреть?

Студент отмахнулся и тревожно посмотрел на дверь. В купе вошел офицер разведывательной службы. Козырнув коллегам, он извинился и потребовал документы.

Студент не спеша подал паспорт, студенческий билет на имя Михаила Ивановича Зорина, студента третьего курса горного факультета, командированного для прохождения практики на Урал.

Проверив документы, контрразведчик внимательно посмотрел на Зорина и вышел.

Поезд приближался к Челябинску. Студент стал укладывать вещи, не переставая говорить:

— Айвазовский, Шишкин, Васнецов, Левитан, как художники, являются нашей национальной гордостью. — Выглянув в окно, сказал торопливо: — До свидания, господа, я у семафора сойду: ближе к дому! — Приложив руку к козырьку фуражки, Зорин вышел из купе.

Замедляя ход, поезд остановился у закрытого семафора. Апрельское солнце светило ярко, заливая теплом железнодорожные постройки и пути. Оглянувшись по сторонам, студент направился к виадуку.

Это был Андрей, приехавший из Омска для связи с челябинскими большевиками.

После события у Черного яра он с неделю скрывался на конспиративной квартире по Степной. Однажды ночью Фирсов проснулся от тревожного чувства, полежал с открытыми глазами и, услышав осторожные шаги хозяйки, поднял голову.

— Возле палисадника кто-то ходит, — прошептала женщина.

Андрей быстро оделся, припал к оконному стеклу и увидел в сумраке ночи человека. На углу, возле ворот, виднелся силуэт второго.

«Слежка за домом, — пронеслось в голове. — Надо предупредить товарищей! Но как выбраться?»

— Ход еще есть? — спросил он тихо хозяйку.

— Через кухню на чердак. Там можно спуститься через слуховое окно в соседний переулок.

Домик был низенький. Открыв отверстие на чердак, Андрей осторожно выглянул из слухового окна. В переулке стояла мертвая тишина. Фирсов, придерживаясь за карниз, опустил ноги, на миг повис в воздухе и легко спрыгнул на землю.

Через полчаса он был в доме одного из членов подпольного комитета.

— Наконец-то! Мы так боялись за тебя. Наделал ты, брат, переполоху в белом стане, — улыбнулся подпольщик.

На другой день Андрея направили в Челябинск для связи.

— Учти, что там действует опытная рука провокатора, идут провалы. Будь осторожен!

В железнодорожном поселке Фирсов постучался в калитку дома, стоявшего в конце улицы. Хозяйка, увидев незнакомого человека, замялась. Андрей назвал пароль и прошел в дом.

…После бессонных ночей в Омске и в поезде Андрей только сейчас почувствовал страшную усталость и забылся тяжелым сном. Разбудил его мужской грубоватый голос, доносившийся из-за закрытой двери.

— Ремонт паровозов мы и так задерживаем под разными предлогами, из депо скоро не выпустим. Как дела на копях?

— Шахтеры вместо угля выдают на-гора землю. Держатся крепко, — ответил второй.

— Хорошо! — Этот голос, видимо, принадлежал хозяину явочной квартиры, так как он же обратился к женщине:

— Самоварчик бы, Аннушка… Да и омского товарища пора будить.

Фирсов вскочил с постели и через несколько минут вышел в комнату.

Хозяин, взглянув на окно, весело закивал:

— Христина Ростовцева идет…

Андрей, чуть не выронив стакан из рук, стремительно вышел из-за стола. С побледневшим лицом, нервно перебирая пуговицы кителя, он не спускал глаз с дверей. Вскоре в сенях послышались легкие шаги и неторопливый стук.

— Заходи, заходи! — хозяин распахнул дверь.. Христина замерла на пороге.

— Андрей! — бросилась она к приезжему и, припав к его плечу, заплакала.

Через Христину Андрей установил связь с подпольной организацией Челябинска.

Комитет поручил ему вести работу среди солдат. Полк имени Шевченко был укомплектован из молодых переселенцев с Украины, семьи которых жили в Кустанайском и Петропавловском уездах.

Рослые и загорелые степняки держались отдельными группами, были замкнуты, молчаливы и косо поглядывали на своих командиров.

Казармы охранялись строго. Солдаты, мобилизованные насильно в армию Колчака, хорошо помнили карательную экспедицию полковника Разделишина, который после расправы с усть-уйской беднотой обрушил кровавый террор на поселки переселенцев. Свежи в памяти дым пожарищ, порка отцов и матерей, угон скота и его распродажа.

Восемнадцать тысяч расстрелянных и утопленных в Тоболе повстанцев — таков итог кустанайской трагедии, такова цена авантюры анархиста Жиляева, возглавлявшего в то время партизанское движение в уезде.