Два оставшихся загрузили конским топливом, мешками с ячменем и овсом, туда сложили всю найденную провизию и кули с мукой, пшеницей, рожью.

Не знаю как с честностью у стрельцов, но все ценности, найденные на поляках, были собраны и сданы десятнику. Подсчитаны, ссыпаны в кошели и припрятаны до лучшего времени — возвращения домой.

Получилось: сто восемьдесят два талера взяли с немцев, шестьсот тридцать злотых с ляхов.

Золотых и серебряных перстней, колец, цепочек и прочей ювелирки, набралось грамм тристо.

Серебряную посуду нашли только в одной повозке, в деревянном сундучке, оббитом железными полосами, и украшенным бронзовыми накладками по углам, было её килограмма четыре — четыре с половиной.

Три кубка, четыре стопки, вместимостью каждая граммов на сто, одно большое блюдо со сценой охоты на оленя (если судить по ветвистым рогам) посередине. Четыре тарелки с чеканным орнаментом по краю, столько же ложек, размером с хорошую поварешку и вилки с витиевато сделанными рукоятями из кости несчастного животного (какого не понятно) если их насадить на древко, можно смело использовать вместо остроги или гарпуна. Жаль, не было супницы, а то решил было, что это стервиз средневековый.

Горсть камней наскребли со всех, от красненьких до зелененьких, я в них разбираюсь, как свинья в апельсинах.

И это было не все, шесть возов, в которые просто кидали все навалом, не были обысканы со всей тщательностью.

Время за приятным занятием пролетело, словно одна минута и я был рад услышать голос нашего сотника. По-честному, он звучал как-то странно и больше походил на мычание.

Я бы на его месте то же впал бы в ступор, одно дело слышать, другое, видеть своими глазами.

Довольно большая опушка леса, буквально забита конями, повозками, среди которых бродят вновь прибывшие стрельцы, по-хозяйски похлопывая по лошадиным бокам и заглядывая внутрь возков и восхищенно цокая языком.

Когда мы встретились, на моем лице сияла широкая улыбка, я не скрывал радости по поводу его появления здесь. Потом были объятия, похлопывание по спине, его вопросы мои ответы. После приезда Силантия, на душе стало как-то спокойно и уютно, а когда его командирский голос зазвучал над поляной и, все вокруг закрутилось, завертелось, успокоился окончательно, пришла уверенность — теперь все будет хорошо.

Наши кони шагают рядом, мой корноухий пытается заигрывать с мерином сотника, но тот не обращает внимания, наклонив голову, шагает по лесной дороге.

Я только что рассказал о возможной угрозе со стороны лисовичков, коих мы побили давеча. Силантий выслушав меня, погрузился в раздумье, я грешным делом решил, что он уснул, настолько затянулось молчание. Сфинкс очнулся, повернул голову и спросил:

— Ежели не придут?

— Если не придут, седмицу отдохнем и домой двинемся. А на всякий случай… Слушай, что я придумал.

Следующие полчаса ездил по ушам, в красках описывая, что нужно делать и как.

Он выслушал, хмыкнул в усы:

— Лисовики, по дорогам не ходят, они напрямки через лес идут. Ты их в одном месте ждешь, они в другом кажутся от так.

— Так они ж в болото упрутся, по закраю пойдут и все равно в загон влезут, а чтоб через лес не перли, деревьев навалить, как у вас на засеке. Конный не пройдет и ладно, пешими они нам не страшны, издалече постреляем. У нас ружей столько, что всех деревенских мужиков оборужим, на крыши домов посадим, пусть по ворогу оттуда пугают. Мало будет, бабам пищали раздадим.

Силантий посмотрел на меня — как рублем одарил:

— Молвишь тоже — бабы с оружьем — и покачал седой головой.

Но идея видимо ему понравилась. Когда он так склоняет башку, чуть на бок и, прищуриваясь, смотрит как бы вдаль, мне становится понятно — обдумывает.

О! Все взвесил и разложил по полочкам:

— Федька, ты еще молви — отрокам пищали дать.

— И им тоже — отвечаю без тени улыбки — они, чем хуже? Пусть всем миром от татей отбиваются ежели только твой, Федька Ухов, кобенится не будет — не можно смердам оружье давать

Передразнил владельца деревеньки.

— Я ему враз рога отшибу — Силантий помолчал немного и добавил — как удумал, так тому и быть.

Грязь, похожа густую сметану, налипает на подошвы сапогов пудовыми гирями, и норовить стянуть обувь с ног. Колеса похожи на глиняные диски, повозки измазаны по верхушки тентов, а мы все, люди и лошади, напоминаем ожившие статуи китайского императора.

Природа как с цепи сорвалась. Дождь льет, не переставая, иногда чуть стихает, но проходит совсем чуть-чуть и припускает вновь. Поливает утром, днем капает, вечером моросит, ночью барабанит по парусиновой крыше и с рассветом все начинается по заведенному порядку.

Наш караван прополз всего пять верст и встал на ночной отдых, вымоталась все, кони тянущие нагруженные повозки, стрельцы, чуть ли не на руках, вынесшие на небольшой взгорок половину обоза.

Первая часть проехала и перетерла в жижу весь грунт, вот и пришлось рвать пупок, ребятам и зверятам. Нет бы, погоде испортиться на неделю позже, так на тебе… Застала на середине пути.

С навеса, натянутого на оглоблях, срываются вниз редкие капли воды. Уставший народ сидит у костерка и тянет к огню озябшие руки. Просушится возможности нет, просто негде и в целях профилактики мы пьем неразбавленное вино, а некоторые балуются спиртом, но в меру, только чтоб не простыть. Все разговоры о тепле, о баньке, о жарких объятиях жен и подружек, прерываемые изредка взрывами смеха после удачных шуток. Мужики они… Они и здесь мужики, все те же разговоры и те же шутки.

Ставлю кружку с горячим напитком на землю рядом с собой, достаю свой дневник, надо записать последние события, пока свежи в памяти.

Боя как такового не было, была бойня. Но обо всем по порядку.

На военном совете каждая мелкая вошь попыталась гнуть свою линию и возбухать, но были успокоены Силантием, от его тихого, спокойного тона, заткнулись самые горластые и даже выслушали мое предложение. Нет, ретивый нашелся, а как же без оппозиции, без неё ни как.

Сотник дослушал все возражения, согласно кивая на каждое сказанное слово, опосля озвучил всего две цифры:

— Там, — он мотнул гривой седых волос — ляхов и немцев было семнадцать с половиной десятков у Федьки — три. Побили у него осемьнадцать человек, а ворогов он положил всех.

Грохнул кулаком по столу, так что кружки попадали и рявкнул на моего оппонента, — Пасть закрой, очесок собачий, не то сам пойдешь топором махать и туда, куда я укажу… Понял меня?

Все вздрогнули, а Федька Ухов побледнел. Метнул в мою сторону взгляд полный злобы, сглотнул и замедленно кивнул.

«Вот так и наживают врагов»

В лесу по периметру поля устроили завал, свалив на проходимых местах деревья, перекрыв, таким образом, все тропки, открытым осталась только дорога, по которой мы пришли.

За последующие три дня я спал всего часа четыре от силы, крутился юлой, стараясь успеть сделать, все что задумал.

Лисовики пришли на пятый день, когда напряженное ожидание стало спадать, примчался высланный загодя наблюдатель с сообщением — идут.

Это не отряд хоть как-то сорганизованных поляков, бандиты они и есть бандиты. Улюлюкая, с громкими криками, свистом, они выскочили из леса и погнали коней к деревне. Но тут их ждал небольшой облом. Они попали в эдакий своеобразный загон, перегороженный в конце баррикадой. По всей территории, на тщательно выверенном расстоянии, стояли безобидные с виду стожки сена в пару метров высотой. Когда отряд остановился, а особо ретивые спешились и бросились разбирать завал, я замкнул цепь. Одновременный подрыв двенадцати мин снаряженных полновесной картечью и двумя килограммами пороха каждая, убил все, что там было.

Людей, коней и даже мошкары стало меньше. Выжило несколько человек, но ненадолго, они развернули коней и поскакали к лесу. Навстречу им из кустов вспыхнули маленькие облачка дыма, и они все попадали на землю.